– О да. – Буль обхватил ладонями подлокотники кресла. – Мистер Вулф, я терплю это только потому, что обещал Дэвиду Файфу. Вы ведете себя глупо. Мне шестьдесят. Я практикую уже тридцать с лишним лет, и добрая половина моих пациентов удивила меня тем или иным образом: у одного слишком сильное кровотечение, у другого слишком слабое, у кого-то аллергия на аспирин, у кого-то нет температуры, хотя анализ крови говорит об обратном, кто-то живет, когда по всем статьям должен умереть, а кто-то умирает при благоприятном прогнозе. Такова судьба врача общей практики. Да, смерть Бертрама Файфа стала неожиданностью для меня, но подобных случаев было достаточно. Я очень тщательно осмотрел тело через несколько часов после кончины и не обнаружил ничего, что заставило бы меня сомневаться в причине смерти. Поэтому я выписал свидетельство.

– Почему вы осматривали тело очень тщательно? – по-прежнему едва слышно спросил Вулф.

– Потому что сиделка оставила его одного посреди ночи – была вынуждена оставить – и я не сумел быстро найти замену. Мне удалось договориться лишь о том, чтобы другая сиделка пришла к семи часам утра. При таких обстоятельствах я счел разумным провести более тщательный осмотр.

– И вы абсолютно убеждены, что причиной смерти стала пневмония и что не было никаких способствующих факторов?

– Нет, конечно же нет. Абсолютная убежденность – редкость в моей профессии, мистер Вулф. Но я достаточно убежден, что у меня были все основания констатировать смерть от естественных причин и выписать свидетельство. Имелись все признаки того, что Бертрам Файф, говоря языком обывателей, умер от пневмонии. Я не играю словами. Много лет назад другой мой пациент также скончался от пневмонии, только это случилось холодной зимней ночью в комнате, где кто-то оставил открытыми окна. В случае же с Бертрамом Файфом стояла жаркая летняя ночь и окна были закрыты. Апартаменты оборудованы кондиционером, и я велел сиделке поддерживать в комнате восемьдесят градусов, поскольку пациенты с пневмонией должны находиться в тепле. Она так и делала. Для того пациента, о котором я упоминал, распахнутые окна и метель действительно стали способствующими факторами, но в случае с Бертом таких факторов не было.

– Вы превосходно разъяснили этот вопрос, доктор, – одобрительно кивнул Вулф, – однако из сказанного вами возникает новый. Кондиционер. Что, если после ухода сиделки кто-то повернул регулятор температуры в крайнее – самое холодное – положение? Остыла бы тогда комната настолько, чтобы вызвать смерть вашего пациента, когда вы предполагали, что он выздоровеет?

– Я бы сказал, что нет. Такую возможность я тоже рассматривал. Мистер и миссис Таттл заверили меня, что не прикасались к регулятору и что температура в комнате оставалась ровной. В любом случае в столь жаркую ночь кондиционер не смог бы опустить температуру до критического уровня. Тем не менее я хотел все проверить, ведь сиделки при больном не было, и я попросил персонал отеля провести эксперимент в субботу вечером, прямо в той комнате, где все случилось. После того как кондиционер проработал в режиме охлаждения шесть часов, температура в комнате опустилась всего лишь до шестидесяти девяти градусов. Для человека с пневмонией, даже хорошо укрытого, это слишком холодно, но точно не смертельно.

– Понятно, – пробормотал Вулф. – Вы не стали полагаться на заверения мистера и миссис Таттл.

– Мне кажется, вы несправедливы. – Буль улыбнулся. – Я полагался на них в не меньшей степени, чем вы полагаетесь на меня. Я проявил скрупулезность. Я вообще скрупулезный человек.

– Прекрасное качество. Я им тоже обладаю. Не было ли у вас подозрений – с поводом или без, – будто кто-то сумел использовать пневмонию, чтобы убить вашего пациента?

– Нет. Я просто проявил скрупулезность.

– Хорошо, – кивнул Вулф.

Он издал протяжный вздох и, когда закончил, повернул голову, чтобы сосредоточиться на сиделке. Во время беседы она, положив руки на колени, сидела с прямой спиной и поднятым подбородком. Мне достался ее профиль. Существует не так много женских подбородков, которые выглядят безупречно как спереди, так и сбоку.

– Всего один вопрос, мисс Горен, или два, – обратился к ней Вулф. – Вы согласны со всем, что рассказал сейчас доктор Буль, – со всем, что вам известно?

– Да, согласна. – Голос у нее оказался сипловатым, но ей пришлось долго молчать, может, в этом дело.

– Насколько мне известно, пока все были в театре, Пол Файф пытался оказывать вам знаки внимания, которые вы отвергли. Это верно?

– Да.

– Не помешало ли общение с мистером Полом Файфом исполнению ваших обязанностей? Не пострадал ли от этого ваш пациент?

– Нет. Пациент крепко спал под воздействием снотворного.

– Не хотите ли вы добавить что-либо или уточнить? Дэвид Файф нанял меня, чтобы выяснить, есть ли основания обращаться в полицию в связи со смертью его брата. Нет ли у вас каких-то сведений, которые могли бы помочь мне?

Энн Горен на мгновение отвела глаза, чтобы глянуть на Буля, потом снова посмотрела на Вулфа.

– Нет, – ответила она и поднялась. Конечно, сиделкам положено вставать со стула, не производя шума, но она буквально взлетела. – Это все?

Вулф не ответил, и она двинулась к выходу, Буль тоже встал. Но, когда Энн Горен была уже на полпути к двери, Вулф окликнул ее, на этот раз довольно громко:

– Мисс Горен! Минуточку!

Она обернулась и посмотрела на него вопросительно.

– Присядьте, пожалуйста, – попросил он сиделку.

Энн Горен замерла на миг, опять встретилась глазами с Булем и возвратилась на место.

– Да? – произнесла она.

Несколько секунд Вулф смотрел на нее, а потом неожиданно повернулся к Булю:

– Я мог бы раньше спросить вас, зачем вы привели мисс Горен. В этом, кажется, не было нужды, ведь вы полностью обо всем осведомлены и компетентны, чтобы ответить на мои вопросы. Да и втягивать ее в столь щекотливое дело не очень-то красиво. С моей стороны логично было предположить, что вы ожидали от меня таких вопросов, на которые мисс Горен сможет ответить, а вы нет, и поэтому сочли нужным взять ее с собой. Очевидно, этих вопросов я не задал, но спровоцировал ее. Когда я спросил, не хочет ли она что-нибудь добавить, мисс Горен посмотрела на вас. Безусловно, она что-то скрывает, и вам известно что. Я не в силах выудить это из вас – мне нечего вам предложить, как и нечем угрожать. Однако во мне заговорило любопытство, и его придется так или иначе удовлетворить. Возможно, вы согласитесь это сделать.

Буль сел и, уперев локоть в подлокотник кресла, прихватил кончик своего римского носа большим и указательным пальцами. Потом он опустил руку:

– Вы не пустомеля. Да, вы совершенно правы. Я ожидал, что вы поднимете тему, которая потребует присутствия мисс Горен, и удивлен тем, что вы не спросили. Мне бы хотелось поразмыслить об этом, но я не против рассказать вам, в чем дело. Вам говорили о грелках?

– Нет, сэр. О грелках мне никто и ничего не говорил.

– Тогда, значит, Пол… хотя это не важно. Расскажите им о грелках, Энн.

– Он уже все знает, – процедила она. – Его нанял один из Файфов.

– Все равно расскажите, – попросил Вулф. – Для сравнения.

Его обращение с женщинами отличалось как от методов Пола Файфа, так и от моих.

– Хорошо. – Она вздернула свой очаровательный подбородок. – Я положила пациенту две грелки с горячей водой, по одной с каждого бока, и меняла воду каждые два часа. В последний раз я поменяла ее перед самым уходом – перед тем, как миссис Таттл велела мне уйти. В воскресенье вечером ко мне домой явился Пол Файф – я снимаю небольшую квартиру на Сорок восьмой улице вместе с подругой, она тоже работает сиделкой. Пол сказал, что, когда обнаружил своего брата мертвым в то утро, он откинул одеяло и грелки лежали на месте, только они были пустыми. Он забрал их и отнес в ванную комнату. Потом там их заметила его сестра, миссис Таттл, и позвала его взглянуть на них. Она решила, что это сиделка забыла наполнить их, и собиралась сообщить об этом доктору. Пол спросил, не меняла ли она сама воду до того, как лечь спать, и миссис Таттл сказала, что нет, ей и в голову не приходило, что нужно это делать, поскольку сиделка перед уходом налила горячей воды.