– В вашем изложении он кажется несколько надуманным, – признал я.

– Я излагаю это так, как все должно было произойти, если вообще произошло. А я говорю, что этого не было. Пол Файф заметил грелки только потому, что они были пустыми. Будь они полными, он бы не обратил на них внимания – ни в постели больного, ни в постели только что усопшего человека. Несомненно, есть люди, способные на столь хитроумные махинации в столь трагический момент, но Пол не принадлежит к их числу. Я вынужден сделать вывод, что он нашел грелки уже пустыми. И что мне теперь остается делать?

– Мне придется подумать над этим. – Я сел.

– Ни до чего хорошего тут не додумаешься. – Вулф был исполнен скорби. – Я уже думал. Если я хочу сохранить свою самооценку, а сделать это, кроме меня, никто не может, придется мне разбираться с этим делом. Не виновата ли мисс Горен? Не она ли положила в кровать пустые грелки?

– Нет, сэр. Я подумываю над тем, чтобы жениться на ней. Кроме того, я не верю в это. Она квалифицированная сиделка, а ни одна квалифицированная сиделка попросту неспособна на подобный промах.

– Согласен. И вот что мы имеем в результате. Около полуночи, перед самым своим уходом, мисс Горен налила в грелки горячей воды и положила их больному в постель. Примерно в шесть часов утра Пол Файф нашел эти грелки у тела брата, но они были пустыми. Кто-то взял их, опорожнил и положил обратно. Объясни это.

– И не надо смотреть на меня. Я этого не делал, почему я должен что-то объяснять?

– Ты не можешь найти этому объяснения. Предположение, что это было сделано с целью убить Бертрама Файфа, просто смехотворно. Это необъяснимо, а все необъяснимое на смертном ложе обретает зловещий оттенок, особенно если это смертное ложе миллионера. Но, перед тем как задуматься над вопросом «кто это сделал?», я должен ответить на вопрос «почему?».

– Совсем необязательно, – заспорил я. – Предлагаю другой вариант. Удовольствуйтесь тысячей, но не говорите клиентам «нет», скажите «да», и пусть Пол идет с их загадкой в полицию. И все довольны.

– Пф! Ты это серьезно?

– Нет, – сдался я. – Вы в тупике. Копы наверняка решат, что грелки оставила пустыми сиделка и просто не хочет признаваться в этом, а Джонни Эрроу примется колотить весь несчастный отдел убийств, начиная с инспектора Кремера и дальше по порядку. – Внезапно я заподозрил подвох. – Да это вы цену себе набиваете! Вы уже знаете, почему грелки были пустыми, ну или думаете, что знаете, и теперь хотите, чтобы я понял, как вы гениальны, разгадав эту загадку!

– Нет. Я в растерянности. Я даже не знаю, за что хвататься. Это более чем загадочное дело, оно нелепо. – Он посмотрел на часы. – Пора спать, и значит, придется мне ложиться в кровать с этим безобразием в голове. Но сначала указания на утро. Приготовь свой блокнот, пожалуйста.

Я достал его из ящика стола.

В среду утром, позавтракав, как заведено, на кухне вместе с Фрицем, пока Вулф вкушал свой завтрак у себя наверху, тоже как заведено, я приступил к работе. Данные мне указания были просты, но выполнить их было не так-то легко. Первым и главным пунктом стоял звонок доктору Булю. Нужно было договориться, чтобы он приехал к нам к одиннадцати часам, то есть к тому времени, когда Вулф спустится из оранжереи, и привез с собой Энн Горен. Начать с того, что дозвонился я до него только около полудня. С девяти до десяти утра я попадал на автоответчик, который уведомлял всех интересующихся, что доктор на вызовах. Я оставил сообщение с просьбой перезвонить мне, но он не перезвонил. С десяти часов трубку стала снимать медсестра доктора Буля. Она была сама вежливость и сочувствие первые три раза, когда я говорил с ней, но потом стала проявлять некоторую холодность. Нет, доктор еще не вернулся с вызовов, да, ему передали мою просьбу перезвонить, и она ничем не может помочь, если доктор занят. Когда Буль наконец добрался до телефона и позвонил мне, я уже не мог пригласить его с мисс Горен к одиннадцати, так как было без четверти двенадцать, поэтому я предложил три часа и получил категорический отказ. Ни в три, ни в какое другое время. Он сообщил Вулфу все, что мог, о смерти Бертрама Файфа, но если Вулф пожелает переговорить по телефону, то он, доктор Буль, сумеет уделить ему пару минут. Справившись на этот счет у Вулфа, я получил еще один отказ: нет, по телефону никак. Тупик.

В итоге пришлось мне после ланча брать из гаража машину и ехать за сорок миль – по Вестсайдскому шоссе и дальше по Сомилл-Ривер-парквей – в Маунт-Киско. Кабинет Буля я отыскал в большом белом здании с большой зеленой лужайкой. Мне сказали, что доктор примет меня, когда закончит прием, который длится с двух до четырех часов дня. Однако, когда я появился в приемной, там все еще ожидали своей очереди пятеро пациентов, так что у меня получился чудесный долгий визит к врачу с обычным набором журналов. Наконец медсестра, прослужившая у Буля не менее шестидесяти лет, впустила меня к доктору.

Буль сидел за столом – с утомленным лицом, но все такой же импозантный.

– Мне надо ехать на вызовы, и я уже опаздываю, – сказал он резко. – В чем дело?

Я тоже могу быть резким.

– Один вопрос, – произнес я в ответ. – Его задал родственник покойного. Мог кто-нибудь подменить морфин на что-то другое? Мистер Вулф не хочет отдавать дело полицейским, не проверив все версии, но если вы предпочитаете…

– Морфин? Вы имеете в виду тот морфин, который вводили Берту Файфу?

– Да, сэр. Поскольку вопрос был…

– Чертов глупец! Конечно, это Пол. Нет, это чепуха какая-то. Кто подменил и на что?

– Не уточняется. – Я сел, не дождавшись приглашения. – Но мистер Вулф не может оставить вопрос без ответа, поэтому он был бы очень признателен вам за помощь. Вы сами давали сиделке морфин?

Судя по лицу почтенного доктора, он хотел послать меня карабкаться на дерево, желательно на такое, которое вот-вот рухнет, но сдержался, решив, очевидно, что избавится от меня быстрее, если ответит на мои вопросы.

– Морфин сиделка получила из флакона, который хранится у меня в чемоданчике. Я достал из флакона две таблетки для приготовления раствора, по четверть грана каждая, и лично вручил их сиделке с указанием дать одну из них пациенту сразу после ухода его гостей, а вторую через час, если будет нужно. Она потом отчиталась, сказав, что дала обе таблетки, как я предписывал. Предположения о том, что их подменили, – чистая фантастика.

– Конечно, сэр. Где сиделка держала эти таблетки перед тем, как дать их больному?

– Я этого не знаю. Она квалифицированная сиделка, на нее можно положиться. Вы хотите, чтобы я спросил ее об этом?

– Нет, спасибо, я сам спрошу. А что насчет вашего флакона с морфином? До него не мог кто-нибудь добраться?

– Невозможно. Нет.

– У вас эти таблетки уже давно? Когда вы насыпали во флакон новую партию лекарства?

– Довольно давно. Недели две назад, а то и раньше.

– Какова, по-вашему, вероятность того, что вы дали сиделке таблетки не из того флакона? Скажем, один на миллион?

– Нет. Ни единого шанса – ни на миллион, ни на миллиард. – Его брови взметнулись кверху. – Мне кажется, все эти вопросы совершенно излишни. Из того, что сказал мне вчера Дэвид, я понял, что подозрения падают на человека, которого Берт привез с собой из Канады. На мистера Эрроу.

– Может, и так, но мистер Вулф – скрупулезный человек, знаете ли. – Я поднялся. – Огромное спасибо, доктор. Если вас интересует, почему я приехал в такую даль всего лишь ради этих нескольких вопросов, то я отвечу: мистер Вулф к тому же очень осторожный человек. Ему не нравится обсуждать внезапную смерть по телефону.

Я попрощался с доктором, вернулся к машине и покатил обратно. Путь на трассу вел через центр городка, и на углу красного кирпичного дома – отличное место для бизнеса – я увидел вывеску: «Аптека Таттла». Мне нужно было позвонить, так почему бы не из аптеки, подумал я и нашел неподалеку место для парковки. Внутри заведение выглядело очень солидно: современное, хорошо оснащенное, с богатым ассортиментом и массой покупателей. С полдюжины клиентов сидели на табуретах возле буфетной стойки, и по торговому залу бродили еще три-четыре человека. Одного из них у дальнего прилавка обслуживал сам владелец заведения, Винсент Таттл. Я прошел к телефонной будке, набрал оператора, попросил связать меня с номером, который знал лучше всех остальных, и через мгновение в моем ухе прозвучал голос Вулфа.