На следующей неделе мать вернулась ко двору, а когда приехала на свадьбы, выглядела очень довольной. Собрав вокруг себя наследников, она обняла Кэтрин и сказала:

– Мое дорогое дитя, у меня прекрасные новости! Я нашла тебе мужа, о лучшей партии для тебя и мечтать нельзя.

Кэтрин вдруг затошнило. Этого она и боялась. Знала, что рано или поздно услышит роковые слова, но горячо молилась, чтобы новость о замужестве пришла как можно позже.

Но нет, она не расплачется, как Магдалена, не перечеркнет материнских надежд и не омрачит ее счастья.

– Это замечательная новость, – произнесла Кэтрин, удивившись, что говорит так твердо. – За кого я выйду замуж?

– За сына лорда Скрупа из Болтона! – триумфально провозгласила мать. – Только подумайте! Он наследник баронства. Предложение сделал его дед, лорд Дакр, кузен вашего отца. Лорд Скруп – его зять. Генри Скрупу тринадцать, вполне подходящий для тебя возраст, и лорд Дакр считает, что ты для него – хорошая пара. Брак между вами укрепит связи с нашими знатными родственниками на севере. Я уже написала лорду Скрупу. Так как лорд Дакр поддерживает эту идею, он должен согласиться.

Кэтрин немного успокоилась. Если ей повезет, лорд Скруп еще может и не дать согласия, несмотря на все восторги матери. Зачем ему женить своего сына и наследника на рыцарской дочери с очень скромным приданым? И ей всего одиннадцать, рановато для брака. Мать наверняка решит, что нужно подождать лет до четырнадцати, прежде чем отправлять ее в дом мужа. Ей, вероятно, еще года три предстоит провести в Рай-Хаусе.

– Болтон очень далеко, – сказала Кэтрин. – Мне будет грустно уезжать от вас.

– Но это великолепный замок, и, смею надеяться, Генри Скруп будет часто появляться при дворе, так что мы не разлучимся надолго. Я попрошу у королевы место для тебя, когда ты выйдешь замуж.

«Это можно вынести, – утешила себя Кэтрин. – И я вынесу». Нужно радоваться, что мать нашла ей такого замечательного супруга.

К тому же пока еще ничего не решено.

Май принес с собой цветение и свадьбы, которые состоялись одна за другой в домашней церкви Рай-Хауса; обе церемонии проводил отец Катберт. Элизабет была счастливой невестой, Магдалена – подавленной. Кэтрин, одетая в новое зеленое платье, внимательно следила за обрядом, понимая, что, может быть, скоро ей тоже придется давать брачные обеты, и подметила, что юные женихи выглядели немного ошарашенными, оказавшись у алтаря; вероятно, они предпочли бы в этот момент сидеть за книгами или учиться обращению с мечом. Томас Вокс особенно нервничал. Без сомнения, его тревожила необходимость проявить себя на брачном ложе. Кэтрин неприятно было думать об этом. Она довольно смутно, но все-таки представляла себе, что должно произойти между супругами после свадьбы, и восторга это у нее не вызывало. На самом деле это казалось ей скорее грубым.

Потом начался свадебный пир. Дядя Уильям был радушным хозяином и гордился прекрасным столом, который подготовила его жена. На нем стояли здоровенные окорока, пироги, блюда с горохом и недавно вошедшей в обиход спаржей, а также огромный десерт в виде головы греческого бога Гименея, покровителя брачных торжеств.

Затем были устроены танцы. Домашние менестрели завели мелодию, и все поднялись из-за столов. Кэтрин схватила за руку Уилла, и они закружились по полу в веселом бранле. Брат с сестрой плясали весь вечер, пока не настало время поднять тосты за новобрачных; кубки наполнили гипокрасом – пряным вином. Элизабет и Томаса увели, и после положенной паузы все гости ввалились в спальню, где красные от смущения молодожены лежали рядом друг с другом в постели, натянув одеяло до подбородка.

– Исполни свой долг, мальчик! – проревел лорд Вокс, изрядно набравшийся, и его сын весь сжался.

Отец Катберт торопливо благословил супружеское ложе, после чего выгнал всех из спальни.

– Оставим их в покое, – увещевал он гостей; кто-то сунул ему в руку полный кубок вина.

– Думаю, пора спать, – сказала мать.

Кэтрин неохотно ушла; ей жаль было покидать пир, хотя танцы закончились, и гости в основном бражничали. Мать не хотела, чтобы дочь слушала сальные шуточки и пошлые намеки, но не уберегла от этого свое невинное дитя. Когда Кэтрин выходила из зала, щеки у нее пылали. Наверху лестницы она увидела Магдалену: в ночной сорочке и со свечой в руке кузина походила на привидение.

– Слава Богу, еще не моя очередь! – прошептала она. – Бедняжке Элизабет приходится терпеть такое, а тут еще эти грязные шутки. По крайней мере, мы с Томасом будем избавлены от такого, когда ляжем в постель. Но до этого пока далеко, хвала Господу!

– Да, мы еще целый год проведем вместе, – сказала Кэтрин, и к ее горлу подступил ком. Она понимала: может статься, Магдалена покинет этот дом не первой.

Через неделю после свадеб мать неожиданно появилась в саду, лицо ее было суровым и гневным.

– Зайди в дом, Кэтрин!

Девочка перестала обрывать головки безжизненных цветов и побежала за ней, удивляясь, чем вызвала недовольство родительницы?

Та закрыла за ними дверь учебной комнаты:

– Сядь, дитя. Я получила известие от лорда Скрупа, новости неважные.

Сердце Кэтрин воспарило. То, что было плохой новостью для матери, могло оказаться очень хорошей для нее.

Мод расхаживала по комнате, не в силах справиться с волнением.

– Ты недостаточно богата и знатна для его сына, вот в чем суть. Он заставил меня ждать ответа целую вечность, потом сообщил, что с удовольствием заключит помолвку, если я выплачу ему весьма значительное приданое, четверть нужно отдать прямо сейчас, и без всяких гарантий.

– Но это возмутительно! – заявила Кэтрин; облегчение мешалось в ней с негодованием и чувством уязвленной гордости.

– Это еще не все! – в гневе воскликнула мать. – Он предложил смехотворную вдовью долю наследства, а потом имел неприкрытую наглость сказать, что в случае твоей смерти до окончательного заключения брака не вернет твое приданое и не будет вступать ни в какие договоры, пока не состоится бракосочетание, что оставляет нас в весьма ненадежном и уязвимом положении.

– Если сын хоть чем-то похож на отца, я бы вовсе не хотела выходить за него замуж, – пробурчала Кэтрин.

– Лорд Дакр заставил меня поверить, что лорд Скруп с радостью примет этот брак! – кипятилась мать.

– Может, он просто пытался быть полезным, – отозвалась Кэтрин. – Как вы поступите?

– Придется смирить свою гордость и подумать, как исправить ситуацию.

Кэтрин хотела – или ожидала – услышать другой ответ. Было ясно, что лорд Скруп испытывал терпение матери и не хотел иметь Кэтрин своей невесткой. Какой смысл хлестать дохлую лошадь? Однако девочка смолчала. Она знала, что мать лелеет амбициозные мечты о будущем своих детей, и самая дорогая ее сердцу – увидеть их в достойных браках.

– Мне придется еще раз хорошенько обдумать это дело, – сказала мать, опускаясь на стул, и похлопала Кэтрин по руке. – А ты пока постарайся забыть обо всем этом. Возвращайся к Цицерону, языкам и прочим любимым занятиям. Ну, теперь беги. Но помни: никому ни слова! Я не хочу, чтобы пошли разговоры, будто мы, Парры, недостаточно хороши для таких, как Скрупы.

В июле мать получила еще одно письмо от лорда Скрупа. Она показала его Кэтрин, когда они сидели на каменной скамье в тени садовой ограды. Легкий ветерок раскачивал головки цветов на клумбах.

– Он требует ответа, – промолвила Кэтрин. – Вы разве не написали ему, миледи?

– Написала. Сказала, что мне нужно время обдумать его условия.

– Видимо, он считает, мы должны с радостью согласиться на них.

– Взгляни сюда. – Мать ткнула в письмо указательным пальцем. – Он настаивает, чтобы я выплатила первую часть приданого в августе. – Она горько рассмеялась. – Как будто я могу достать столько денег за такой короткий срок. И даже если бы могла, лорд Скруп позаботился о том, чтобы не иметь никаких обязательств. Он может выйти из соглашения по своему усмотрению и разорить меня. Кэтрин, боюсь, он не намерен довести этот брак до заключения.