– Как можно обойти этот дрянной закон? – вопросительно пробубнил барон.
– Никоим образом. – вкрадчиво ответил нотариус.
– Неужели нет лазеек, оговорок, черных пятен? – не унимался истец.
– Только одно условие сможет вам посодействовать. В семье истца должно быть четверо детей, или более того выше названого числа граждан младшего возраста, верноподданных нашего суверенного государства. Тогда закон смягчается, и в частном прошении могут возникнуть положительные аспекты, посему рассмотрение сего дела, возможным станет в скором времени. К примеру, могут быть предложена как компенсация, некоторая скидка на приобретение земельных участков.
– И это весьма затруднительно. – проговорил с неудовольствием немного успокоившийся барон. – Порох в пороховнице иссяк, детей я более иметь не могу, да и незачем обременять себя лишними ртами. Моя неосведомленность сыграла со мною злую шутку. Все эти препирательства мне толком наскучили. Вы, милейший, подчиняетесь законам властей земных, даже если те законы противоречат вашей совести, какой тогда может быть между нами диалог. Вы выучены по книге и сами стали ее кожаным переплетом.
Юрист в силу системной должности сносил все обвинения стойко, пропускал мимо ушей всякого рода описательные иронические выражения, отмалчивался с не посрамленным достоинством.
– Бюрократия. Позорные бумаги. – причитал барон слегка угрожая. – Вот поеду сейчас же домой, открою шкафчик с документами и предам их честному огню. И что? Что вы на это скажите? Неужели я сразу потеряю имя, имение, детей и супругу, уважение, немалый достаток. Бумаги лишь подтверждают то, что и так всем известно. Как впрочем, да будет вам известно, признания в любви словесно звучат, куда искренне, чем на листе письма.
– Если вам не нужны свидетельства, то для чего явились в мою многострадальную контору? – изъявил узнать юрист.
– Да что с вами попусту язык мучить. – махнул рукой барон поднимая правую бровь в знак прошения, но нотариус слыл покорным почтением, однако не выказал ни грамма одобрения нестерпимым потугам богатого человека.
В расстроенных чувствах барон Дон-Эскью долгое время справлялся о других коллегах правового института общественности, коих, впрочем, достойных не оказалось. Проблемы нарастали снежным комом, хотя погода была неодобрительно дождливая, видимо ей пришлась по духу роль плакальщицы, которая, как известно особенно обладает талантом источать слезы, даже если ее настроение не располагает к черной меланхолии.
И в довольно живописной обстановке на улице господина дожидался лакей Эстебан, загорелый и поджарый слуга находящийся в зачарованном томлении. Редкие капли стекали по его черной замшевой куртке. Он всегда сопровождал барона, с доблестью исполняя предназначение охранника или хранителя пожитков. В эту минуту он сторожил с верностью экипаж с изрядно подвыпившим кучером на козлах, последний более нуждался в пристальном наблюдении, нежели чем вещи.
Имея почтенный вид, несколько туземный, Эстебан походил на взрослого обеспеченного представителя рабочей молодежи, ведь зим ему минуло не так много, чтобы зачислять его в старики, судьба назначила ему прислуживать уважаемому человеку и обогащаться за счет чужих накоплений. Первая его встреча с бароном состоялась в экстремальной ситуации. Однажды какой-то взбесившийся старик ринулся напрямик к Дону-Эскью, сверкающей заточкой гневливо требуя денег. И господин уже готовил кошелек, уже оставлял себе мелочь на дорогу, как вдруг появился, словно из неоткуда, Эстебан, настолько похожий на бродягу, что барон начал было готовить подать и второму бандиту. Однако сын итальянца нисколько не смутился, не стушевался, а заступился за господина мирным образом, подставив свою коричневую грудь под непредсказуемое лезвие. Тот злой старик, безусловно, не ожидал в своем плане такого поворота событий, посему наскоро испугавшись, убрал холодное оружие, дабы выстрелить из самодельного карабина. Но Эстебан не дрогнул и перед этой нависшей опасностью, он словно был готов принять на себя все удары, все смертельные пули. Барон естественно хотел, чтобы защитник вырубил пожилого разбойника одним хуком справа, завершив победную цепочку апперкотом, но вот странность, иноземец оказался до жалости миролюбив, и поверг своей неприступностью нападавшего в ужас, отчего тот, побросав всё свое оружие, прокляв саму затею несостоявшегося грабежа, ретировался обратно в трущобы. Так Эстебан снискал работу, некоторое благополучие и ауру высокой необходимой непоколебимости.
Тем временем в доме, сосредоточенно преумножая нервные процессы, барон вскипел самоваром, юрист даже от чувства самосохранения отошел к окну и жалобно воззрился на баронского слугу. Тот в свою сострадательную очередь всё понял с первого вопрошающего взгляда. Но быть третьим участником в споре он не желал, к тому же его господин лишь кипит, но не выплескивается наружу, слишком уж крепко-накрепко привинчена крышка его раскаленного черепа.
В последующие минуты Эстебан начал ощущать холод и некоторое душевное беспокойство. Показалось или и вправду, возле кареты кто-то прошмыгнул, призрачная тень или тень призрака, бродяга или уличное животное. Не страдая галлюцинациями, кучер своим заплывшим глазом ничего странного не приметил. Однако. Что-то явственно произошло, чуткий Эстебан всегда за милю чувствовал нарастающие передряги, предрекал подкрадывающиеся опасности. Тогда его сердце по обыкновению начинало бешено колотиться, указывая на эпицентр зарождающегося конфликта. Может потому что хозяин сегодня не в духе, потому не откажется зацепить и отругать слугу за малейшую несерьезную провинность, всегда столь молчаливого и терпеливого, может по этой причине барон нанял его, за недвижность чувств.
Женские истерики выражаются в звуках, в таких как крики и бранная оскорбительная ругань, а мужские истерики заключаются в физических действиях, драки то или простое пьянство. Господин себе, естественно, такого не позволит, не станет бушевать до критической степени, но всё же слуга намеренно предвосхищал, заведомо готовился к сим срывам основательно и продуманно.
Посему Эстебан, верноподданно дожидался барона неукоснительно, не двигаясь с должного места. Вскоре мечтательные видения пропали, возле кареты более никто не промышлял.
Дождь тем временем усилился, посему закурить папиросу оказалось делом невозможным, да и сменить пост на более сухой не было никакой возможности. Он всегда, сколько себя помнит, был непреклонен в своих убеждениях. Однажды судьба приготовила Эстебану сложнейший по трудности выбор. Один злодей хотел побить его друга, а в руке Эстебана был камень или иной тяжелый предмет, не суть важно. Главное состояло в деянии, как поступит он – может кинуть камень в мнимого врага и тот отстанет от них, но тогда причинит человеку боль, что есть бесчеловечно, чего пророк Иисус Христос из Назарета не допускает, или не вмешаться и всё происходящее доверить рассудительной судьбе. Любой другой араб на его месте незамедлительно бы ударил обидчика, хвалясь направо и налево своим злым поступком, но Эстебан поступил иначе, он встал между врагом и другом, и те растерялись, познав его самопожертвование, посему более никто не посмел более нападать на них. Если желаешь кого-то ударить, то бей меня, всегда бей одного меня, но никого более не трогай – сказал Эстебан злодею. И тот пораженный поведением странного туземца, решил более не посягать на жизни людские, ведь есть те, кто готов отдать свою жизнь за человека, не совершая греха. С того дня, Эстебан поступает подобным образом всегда и везде где свершается злодейство.
Его сородичи, имея воинские нравы и обычаи, не поддерживали его миролюбие, даже унижали его по сему поводу, поэтому теперь ему живется куда лучше среди европейцев, культурно и нравственно обогащенных. Однако он не знал, насколько губительно в дальнейшем изменятся времена и как развратятся нравы.
Переворот в душе Эстебана произошел, когда он находился в паломничестве по святым землям, почитая пророков единого Бога, он посещал реликвии, молельни, храмы. Восточная культура растила его, но мудрость он приобрел в ином мировоззрении, однажды он узнал о другом пророке.
