– Я ничего не говорил о радости встречи. Сказал только, что она неожиданная, – изображая холодное неумелое дружелюбие, отозвался он. – Не говори за меня хотя бы здесь, Мадлен. Это же не пресс-конференция.

Стилвелл плотно сжала свои тонкие губы, но выдавила улыбку. Она выглядела растерянно. Последнее время, пожалуй, все их беседы проходили в похожем ключе, несколько нервном. Мадлен чувствовала, что теряет свою власть, искала новые рычаги давления, совершенно новый подход к проблеме, имя которой – Хоумлендер, но каждый раз спотыкалась на полпути.

– Ты, наверное, уже уходишь? – спросил хозяин дома так, будто и не нужно было спрашивать. – Пойдём, я провожу тебя до машины. Покажу, какие Софи посадила незабудки у дома.

– Я надеялась побыть с вами еще полчасика, – ответила женщина, она прощупывала почву, искала, как поссорить Джона с женой, как убрать ее.

– Нет, не стоит. Нам хочется остаться наедине, – ответил Джон, жестом указывая в сторону двери.

Мадлен колебалась. Она вымученно улыбнулась Софи, вставая с дивана, медленно прошла к двери, все надеясь, что её кто-то остановит. Джон мягко подтолкнул женщину к выходу, уместив ладонь на её пояснице. Иди. Он обернулся к Софи, чтобы взглядом указать ей на диван, позволить расслабиться и отвлечься. Хоумлендер закрыл за собой дверь, он чувствовал вину за то, что втянул несчастную медсестру во все это.

– Что ты здесь делаешь? – спросил он на удивление холодно.

– Пришла посмотреть на твою женушку, конечно. Узнать, как она тут справляется одна, – отвечала Стилвелл. – Она была мне рада.

– Нет, не уверен, – отрезал Джон. – Она у меня скромная, никогда не скажет, что кто-то напрягает ее.

– Скромная… Была когда-то, – прищурилась Мадлен, продолжая улыбаться. – Как тебе ремонт в детской? – Стилвелл попыталась перевести разговор. – Мы вместе выбирали интерьер, врачи, учёные…

– Учёные?

– Да. Всё для того, чтобы ребёнок рос здоровым и жизнерадостным.

– Много лет им понадобилось, чтобы понять, что для здоровья и жизнелюбия детей нужно выпускать из лабораторной клетки, да?

Сам тон Хоумлендера давал понять: не стоит испытывать его терпение и дальше, дружеской беседы не случится. Улыбка Стилвелл в этот раз вышла кривоватой, её тонкие губы дрогнули. И почему же раньше Джон не замечал этого, не видел, как она стара? Водитель ждал в машине, он ничего не слышал, но по одному только взгляду в сторону супера понял, что лучше поскорее завести мотор. Уезжать придётся быстро.

– Послушай, Мадлен, – заговорил Хоумлендер. – Не знаю, дойдёт ли это до тебя и Воут, но скажу. Софи очень дорога мне.

– Да, разумеется, – продолжала Стилвелл. – Она ведь твоя жена.

– Она дорога мне не только как жена и как мать моего ребёнка, Мадлен, она… – Джон не мог объяснить, на мгновение он обернулся наивным юным мальчишкой, что не в силах описать силу своих чувств. – Я действительно люблю её. Если что-то случится с ней или с нашим ребёнком, Мадлен, – Джон говорил медленно и тихо. – Я уничтожу всех вас.

На долю секунды глаза его окрасились красным пламенем лазера, Хоумлендер постарался изъясниться весьма ясно. Его бедная маленькая Софи, не имевшая дел с Воут раньше, готовая воевать с могущественнейшей корпорацией зла, не знала, на что они готовы пойти. То ли дело он, идеальный герой, выращенный в стерильной лаборатории. Джон хорошо осознавал, что одно слово Стилвелл может стереть имя Софи из истории, просто дал знать, к чему это приведёт.

– Подумай о сыне, Мадлен, – улыбнулся он, провожая её взглядом. – Подумай о его благополучии.

***

Вечером она любила сидеть на крыльце, устремив взгляд вперед, в бескрайнюю даль равнины. Должно быть, крыльцо не случайно выходило на запад, Софи охотнее всего провожала закат. Хоумлендер наблюдал со стороны за ей, не за движением уставшего за день светила. Он видел, как Софи поглаживает живот, как шепчет ему что-то… Поет? Он напряг слух, чтобы услышать колыбельную. В душе Джона, если там и существовала душа, разливалось тепло, смутно знакомое тепло, будто рожденное вне его тела.

Только супруга никак не могла успокоить свой пульс. Сердце колотилось в ее груди все быстрее и быстрее, мысли Софи стремились в ту же бескрайнюю даль, а, возвращаясь, не приносили с собой успокоение. Хоумлендер помялся на пороге, он сделал это специально, чтобы Софи успела услышать и не приняла визит мужа за вторжение в личное пространство.

– Переживаешь? – спросил он тихо. – Тебе ведь завтра уже… – «рожать» – не смог добавить Джон, будто это – что-то постыдное.

– Немного переживаю, – ответила Софи, посмотрев на Джона так нежно, что губы его сжались.

– Боишься, что станет больно? Я полагаю, тебе дадут анестезию, ты просто уснешь, даже не успеешь понять, как оно началось, а уже… – он вновь болтал глупости, словно мальчишка.

– Я боюсь не боли, Джон, – грустно ответила Софи. – Я боюсь… Боюсь, что они заберут нашего ребенка, что они захотят сделать с ним то, что сделали с тобой. Я боюсь, что они убьют меня.

– Убьют тебя, – повторил Хоумлендер тихо.

– Они считают, что я плохо на тебя влияю, что я… Что я отвлекаю тебя.

Хоумлендер замер на мгновение. Он взглянул в голубые, почти серые глаза Софи и задумался над ее словами. Прежде Джону не приходилось воображать подобное. Ее смерть. Страх супруги казался оправданным, от Воут можно ожидать всего, а Мадлен действительно недолюбливала ее. Хоумлендер невольно сжал ладони в кулаки, гнев медленно затоплял тело.

Воут. Джон взглянул на Софи, но та вновь отвела взгляд, отвернулась, лицо ее обратилось в сторону заката. Уходящее на ночь солнце все еще грело кожу, последние лучи целовали щеки его жены, одаривая ее мягким румянцем. Нет. Нет, они не отнимут ее. Хоумлендер опустился с супругой рядом, он сел на пол, на голые доски, в то время как Софи уместилась в мягком кресле.

Воут. Джон принялся вспоминать все, что пронес с собой из детской жизни во взрослую, все те эксперименты, всех тех людей, чье выражение лица менялось лишь от страха к равнодушию, тех, что наблюдали за ним из-за стекла. Ему так повезло, что среди всех этих людей однажды возникла Софи, искренняя, настоящая Софи со своей лаской, с любовью, отданной ему.

А что, если она права, что, если у Джона заберут жену за ненадобностью? Нельзя сомневаться в жестокосердии акул бизнеса. Хоумлендер не был абсолютным гением, но и он хорошо понимал, что крайне важен для компании. И все же… И все же он – заменим. Учитывая, что таких, как он, способны выращивать в пробирках, Воут не должны испытывать недостаток кадров.

А ведь теперь у них с Софи родится ребенок. Быть может, он и станет заменой? Джон, положил ладонь на живот жены и мягко погладил туго натянутую кожу. Он любил ее, эту женщину, действительно любил… Искренне. Во всяком случае, любил ее так, как был способен любить. Джон знал, что люди боготворят его, ведь он и был богом… Так нужны ли ему Воут для того, чтобы остаться всеобщим любимцем?

– Они не заберут у меня вас, – произнес он тихо, и Софи слабо улыбнулась, не отрывая взгляда от заката.

– И ты готов пойти против них ради нас? – спросила она тихо, наивно.

– Да.

Бабушка искала способ уничтожить Воут снаружи, она обращалась в газеты, на радио, искала других жертв халатного отношения к Суперам и все пыталась склонить их к протесту… Софи же поступила мудрее. Она поняла, что единственный ее шанс, единственная возможность вырвать победу из цепких лап огромной корпорации – атаковать Воут здесь, изнутри.