Мы до сих пор говорили о развитии архитектуры как о чем-то закономерном и поддающемся логике. Однако там, где есть традиции, есть и стремление их переломить. Если были привычные и правильные формы, прямые линии и углы, то неизбежно должны были появиться непривычные и неправильные формы, кривые и ломаные линии, неуместно острые углы.

Ближе к концу прошлого столетия возникло явление, получившее название деконструктивизм. По выражению одного из его первооткрывателей куратора Марка Уигли, деконструктивизм искажал формы, чтобы заново их открыть[5]. Архитекторы строили здания в виде разлетающихся треугольников, дома, которые как будто пританцовывают, делали пристройки из стекла и металла к старым оштукатуренным особнякам. Будучи фактически разными, по сути все эти жесты были нацелены на то, чтобы разрушить гармонию привычного и вызвать сильные эмоции – радости, тревожности, печали, раздражения. Намеренное несоответствие устоявшимся представлениям о здании и его частях стало манифестом новой архитектуры. Когда конструктивный и функциональный смысл теряется, эстетический выходит на первый план. Лишая элемент его привычного смысла, мы получаем возможность действительно его заметить и увидеть неуставшим взглядом.

Оглядываясь назад, мы обнаружим, что деконструктивизм не был первым в истории архитектуры бунтом против обыденного. Архитекторы барокко в XVII веке точно так же хотели бросить вызов шаблону. Стены обретали изогнутые очертания, углы иногда вовсе исчезали. Один из самых характерных атрибутов барочной архитектуры – разорванный фронтон. Изначально фронтон был частью двускатной крыши, потом стал декоративным элементом, который визуально структурировал постройку. Появление промежутка между его частями стало свидетельством того, что изначальная роль давно забыта и осталась второстепенной, а задача впечатлить вышла на первый план.

Но и фронтоны барокко не были открытием. В Новое время они впервые встречаются в венецианских церквях Андреа Палладио, а еще раньше, в I веке нашей эры, разорванный фронтон украсил вход в скальный мавзолей Эль-Хазне в Петре. Подобие фасада здания вырезано из скалы, то есть архитектура представляет собой исключительную имитацию, так что и неконструктивное решение фронтона полностью объяснимо.

Повинуясь традициям классического искусствоведения, мы привыкли прослеживать путь от портала в Петре до изломанных деконструктивистских зданий хронологически, протягивая ниточку от более ранних сооружений к более поздним. Теоретически это оправданно, на практике же наш взгляд может быть направлен и в противоположном временном направлении. Постройки Фрэнка Гери или Захи Хадид заставляют нас иначе смотреть на портал в Петре – видеть в нем то, что современникам, вероятно, даже не мерещилось.

Деконструктивизм замахнулся на то, чтобы нарушить привычный порядок вещей, но именно по этой причине он не мог уйти от него бесконечно далеко. В архитектуре есть и более радикальная идея, заключающаяся в том, что построенное человеком должно подражать самой природе. В ней вы не обнаружите не только прямых линий и правильных углов, но и вообще ничего, что можно было бы простыми способами измерить, зафиксировать и буквально повторить. Мы не можем точно описать, на что похожа архитектура, которую часто называют органической[6]. Органическая архитектура может имитировать часть натурального пейзажа, но и это необязательно. Главное – она пытается освободить воображение от правил и ограничений, дать ему свободу. Здания текучих мягких форм не только выглядят эффектно, но и имеют способность более тонко вписываться в ландшафт или создавать за счет сложной конфигурации поверхностей необычные городские пространства.

Сегодня мягкость линий возможна благодаря способным быстро выполнять емкие вычисления компьютерам, но возникла органическая архитектура задолго до них. Индуистские храмы строились в подражание природным элементам, их прообразом была священная гора Меру. Уже упомянутая в самом начале пирамида здесь – лишь схематизация, компромисс, необходимый в силу невозможности создать полностью правдоподобную модель горы. Богатый декор скрывает углы, так что лапидарную основу мы практически не замечаем.

В идеологии органического присутствует лукавство: попытка имитации природы является еще более дерзким вызовом ей, чем прямой угол. Чтобы достичь впечатления естественности, потребуются исключительные технологические ухищрения и мастерство. В Индии храмы вырезали из камня, и нам сейчас трудно представить затраченные усилия и уж тем более – повторить их.

И все-таки, по мере того как появляется все больше возможностей строить здания неправильных сложных форм, мы не можем не задаваться вопросом: а что, если их строительство перестанет быть исключением из правил? Могут ли не только отдельные дома, но и целые города начать игнорировать простые правила геометрии и превратиться в менее предсказуемую, постижимую только иррационально структуру?

Форма – еще не архитектура, точно так же как буквы – еще не язык. Она помогает понимать, но не оценивать здания. О качестве текста не принято судить по отдельным словам в нем и даже по словарному запасу автора. Важно, насколько уместно он использует возможности языка. Форма универсальна, а архитектура уникальна. Форма абстрактна, а архитектура осязаема. Задача искусства архитектуры – порождать чувственный опыт, в то время как форма является только средством достижения этой цели. Гениальные и заурядные здания могут иметь одну и ту же формальную основу, и понимание этого позволяет не быть категоричным. Ларек-стекляшка генеалогически связан с шедеврами Людвига Миса ван дер Роэ, а советская пятиэтажка – с ренессансными палаццо. «Для Бога, – говорил уже упомянутый Адольф Лоос, – не существует плохой архитектуры»[7].

Севильский кафедральный собор, 2012. Акварель, бумага

Казалось бы, нет ничего проще, чем вход в здание. Нужен проем, через который вы сможете попасть внутрь. Очевидные вещи тем не менее могут оказываться крайне сложными в нюансах. Сколько нужно входов в здание и для кого? С какой стороны? Должен ли вход бросаться в глаза или быть незаметным? Что увидит человек, как только переступит порог? Список вопросов можно было бы продолжить, они недвусмысленно говорят, что не существует такой вещи, как «просто входная дверь», потому что совершенно любая дверь будет давать те или иные ответы, а значит, не может быть полностью нейтральной.

Важной чертой готической архитектуры стали пышные и глубокие входные порталы, приглашающие посетителя зайти внутрь. Изобретателем готики считают Сюжера, настоятеля аббатства Сен-Дени. Осуждаемый великим современником Бернаром Клервоским, он считал, что церковь может быть гостеприимной для прихожан. Роскошные скульптурные входы – такая же концептуальная составляющая готических соборов, как витражи.

Кафедральный собор Севильи перестроили после того, как христиане завоевали город. В планах здания без труда узнается типичное устройство мечети: прямоугольное пространство с примыкающим к нему двориком. Лаконичность исламской архитектуры едва проглядывает из-за пышного декора. Перед нами поздняя, так называемая пламенеющая готика, ставшая избыточно орнаментальной перед закатом.

Город богов Теотиуакан, Мексика, 2012. Акварель, бумага