Ондайн отрицательно покачала головой. Матильда села рядом с ней на постель, положила в чай кусочек сахара и, размешав, протянула чашку девушке, продолжая улыбаться.

— Теперь вы понимаете, почему я так беспокоюсь за ваше здоровье. Ведь будущий ребенок — моя родная кровинка.

Ондайн поперхнулась горячим чаем.

— О Боже! — Матильда вскочила с постели и принялась хлопать ее по спине.

— Ребенок? — сквозь смех выдавила Ондайн.

— О Господи… Как же это! — бормотала Матильда, беспомощно всплескивая руками. Когда Ондайн пришла в себя, женщина сказала со вздохом: — Возможно, вам не хочется сейчас говорить о ребенке! Но все люди одинаковы, миледи! Считаю наследников самой большой своей гордостью, прямо как напыщенные петухи. — Она понимающе улыбнулась. — Многие женщины опасаются говорить о ребенке раньше времени, считают что это к несчастью. Но вы ведь не такая! И не сердитесь на Уорика. Сначала, когда вашу записку принесли к обеденному столу, он сделался таким раздраженным, но потом заулыбался — вы сами знаете, какая у графа восхитительная и озорная улыбка! — и сказал, что на первых порах беременность часто доставляет женщине неприятности.

«Он просто сумасшедший!» — промелькнуло в голове у Ондайн, и она еле сдержалась, чтобы тут же не поставить в известность об этом Матильду. Сумасшедший… и очень жестокий! Как можно говорить такое Матильде, которая ждала наследника с болезненной страстью и нежностью!

Ондайн закрыла глаза. Зачем эта ложь? Почему за ней все время следят? Господи, что на самом деле происходит? Может быть, граф Северной Ламбрии действительно сошел с ума и соображает не лучше, чем весенний кролик?

Ее терпение лопнуло. Черт побери! Он вел какую-то интригу, время от времени преподнося ей очередной безумный сюрприз. Да, он мастер игры! Вот бы сказать сейчас Матильде, что граф если не ошибся, то, вероятно, свихнулся от горя, потому что ребенка нет и в помине.

— Миледи… Ондайн, как вы себя чувствуете? Боюсь, что навредила вам своим болтливым языком!

Ондайн покачала головой и выдавила из себя улыбку, на этот раз неподдельно усталую.

— Нет, Матильда. Я просто немного озадачена… заявлением моего мужа. Я… я совсем не уверена. Думаю, в наших общих интересах… сначала убедиться окончательно…

— Ох! — покровительственно засмеялась Матильда, снова усаживаясь на постели рядом с Ондайн. — Кому как не женщинам знать об этом!

— Вы рады?

— Конечно, еще бы! У нас в доме появится маленький! Только, ради всего святого, берегите себя как зеницу ока! Впрочем, вы такая молодая и здоровая. Совсем не как… — Матильда запнулась.

Ондайн высунула из-под одеяла руку и ласково погладила Матильду по руке.

— Женевьева?

У экономки дрожали губы.

— Да, Женевьева.

— Дорогая Матильда! Пожалуйста, не волнуйтесь. Со мной будет все в порядке. Самым наилучшим образом!

Матильда кивнула. Ондайн пытливо посмотрела в глаза женщины и еще раз подумала, что она была когда-то очень красивой. Матильда вспыхнула от смущения за свою несдержанность.

— Вот и славно, а теперь выпейте бульон! Хотя бы ради маленького! И…

— Что-нибудь еще, Матильда?

— Если вам понадобится помощь, позовите меня! В любое время!

— Спасибо, Матильда.

— Я не уйду, пока вы не поедите!

Ондайн безропотно принялась за бульон, а Матильда обошла спальню, подобрала лежавшую на полу одежду и повесила в туалетной комнате. Затем, убедившись, что от ее подношений ничего не осталось, удовлетворенно улыбнулась и взяла поднос.

— А теперь немного поспите!

— Хорошо, Матильда! Обещаю.

Со счастливой улыбкой Матильда направилась к двери, но Ондайн остановила ее, озаренная внезапной мыслью:

— Скажите, Матильда, а кто был в зале, когда милорд Четхэм рассуждал о причине моего нездоровья? Кто-нибудь еще знает о моем состоянии?

— Да! Юстин и кое-кто из слуг. И… и, кажется, Клинтон к тому моменту уже вошел! Ну разумеется, они оба так обрадовались. Я имею в виду Юстина и моего Клинтона. Юстин, как всегда, начал подсмеиваться над братом и сказал, что тот хотя и повесничал, но времени зря не терял. И добавил, что зеленеет от зависти… Вы ведь и сами знаете, как Юстин увлечен вами.

Ондайн не сдержала улыбки:

— Разве? А он говорил что-нибудь еще? Или, может быть, Уорик?

— Да ничего особенного… — замялась Матильда.

— Матильда! Пожалуйста… — просительно протянула Ондайн.

— В самом деле, ничего существенного.

— Скажите, ради Бога! Иначе я не сомкну глаз! Матильда вздохнула и поставила поднос на столик.

— Ну, хорошо. Юстин сказал, что ему не терпится сообщить новость леди Анне.

— Леди Анне?

— Да, давнишней любовнице графа… О Боже! Вы разве не встречались с ней?

— Нет, — ответила Ондайн, пытаясь уклониться от дальнейших расспросов. Она почувствовала прилив раздражения.

— Былые страсти — забытые страсти, — мудро заметила Матильда. — Граф сказал, что и сам очень хочет, чтобы леди Анна услышала новость и убедилась, как прекрасно и счастливо устроилась его жизнь! И добавил, что надеется как можно скорее довести сведения о будущем наследнике Северной Ламбрии до лорда Хард-грейва!

Ондайн приподнялась на локте.

— А кто такой этот лорд Хардгрейв? Уорик как-то обмолвился о нем… и, кажется, без всякого удовольствия.

— Это сосед. Не такой знатный и влиятельный, как Четхэмы, и потому завистливый. Но… надо сказать, и Уорик его не жалует. Они враждуют с трехлетнего возраста. — Матильда остановилась и посмотрела на Ондайн с озабоченным вздохом. — Надеюсь, теперь я ответила на все ваши вопросы, даже на те, на которые, возможно, не следовало отвечать. Вы обещали поспать.

— Да, конечно. — Ондайн постаралась полюбезнее улыбнуться.

Девушка слышала, как Матильда прошла через анфиладу комнат, подождала, пока окончательно не затих звук шагов и мягкий отдаленный щелчок не убедил ее, что все двери заперты и она осталась совсем она… Тогда Ондайн сбросила одеяло, вскочила с постели и выбежала из спальни. В комнате Уорика она остановилась. На его туалетном столике лежала щетка для волос. Она схватила ее и в бешенстве бросила об стену.

— Будь ты проклят, обманщик, и твоя дьявольская игра! — неистово прошептала она.

Ондайн добрела до музыкальной комнаты и присела за стол, решив атаковать Уорика вопросами, как только он войдет. Она еле сдерживалась, чтобы не изорвать ногтями обшивку кресла.

Решение пришло к ней неожиданно. Может быть, стоит пригрозить Уорику, что она раскроет домочадцам его ложь про ребенка, если он заставит се ехать с ним ко двору.

Душившая ее злость сменилась облегчением и радостным нетерпением поскорее увидеть Уорика. Она снова вскочила на ноги и зашагала по комнате взад и вперед, как тигрица в клетке.

А что, если он и в самом деле немного сумасшедший и выдумка о наследнике была просто шуткой? Если он рассмеется ей в лицо и скажет, что ему все равно?

Ондайн остановилась перед окном, всматриваясь в ночь и содрогаясь от пронзавшего ее насквозь холодного ужаса. Или рассказать ему, что она боится ехать ко двору, так как ее наверняка схватят, заточат в тюрьму и будут пытать как предательницу?

Нет! Этого она не допустит! Хватит скандалов и грязной лжи, порочащих ее фамилию!

Девушка мрачно подумала, что ни за что не поедет с Уориком, беззаветным вассалом и преданным другом короля.

— Ох, тысяча чертей тебя побери, мерзкий интриган! — прошипела она, снова бросаясь на стену. Где же он? Час уже поздний…

Стиснув в бешенстве зубы, она решительно направилась к двери и с силой ее распахнула.

У стены сидел Джек, видимо, спавший до ее появления. Он вскочил на ноги, поспешно приподнял широкополую шляпу, съехавшую на глаза, и чуть не сбил по пути кресло, торопясь преградить ей дорогу.

— Миледи? — спросонья бормотал он, удивленный ее внезапным появлением в ночной рубашке, туфлях на босу ногу, со спутанными волосами и огненным взглядом, полным негодования. — Могу ли я чем-то помочь моей госпоже?