Что касается секретности и обмана, тех двух факторов внезапности, что обычно закладываются в маневрирование, они тоже требуют некоей платы. Строжайшая секретность часто рекомендуется воюющим, причем так, будто она ничего не стоит, однако враг крайне редко и вправду ничего не знает о готовящемся действии (если, конечно, при подготовке не принесена в жертву значительная часть мероприятий). Излишне строгие меры безопасности способны нанести урон боеготовности и тщательной организации войск, вовлеченных в предстоящее сражение, ограничить сбор разведывательных данных и сузить масштаб планирования за счет опыта, который может оказаться полезным; они стесняют размах и реализм учений, которые призваны повысить качество операций во многих видах сражений и которые особенно необходимы, если предстоящая акция сложна по своей сути, например, при высадке десанта или в досконально проработанных вылазках коммандос. Разумеется, всякое ограничение в осведомленности войск ради внезапности ставит эти войска в менее выгодную позицию, чем та, которую они могли бы занять при иных обстоятельствах.

Например, одной из причин провала операции «Пустыня-1» 25 апреля 1980 года, целью которой было освобождение дипломатов США, взятых в заложники в Иране, стали очень строгие меры секретности (впоследствии сочтенные чрезмерными): они не позволили провести совместные учения подразделений армии, ВВС и Корпуса морской пехоты США, привлеченных к этой операции. Военные собрались только на месте, в отдаленной пустынной местности на юго-востоке Ирана, что имело катастрофические последствия: процедуры не были согласованы друг с другом, цепочка командования не выстроена, приказы понимались неверно или попросту игнорировались.

В гораздо более широких масштабах такие наступательные операции, как немецкое вторжение в СССР 22 июня 1941 года (план «Барбаросса») и японский воздушный налет на Перл-Харбор 7 декабря 1941 года, успешно застигли противника врасплох лишь потому, что нападающая сторона пожертвовала тщательной подготовкой, которая могла бы выдать ее намерения[6]. Вообще, на войне ничего нельзя добиться бесплатно. Секретность редко бывает полной, и утечке правдивых сведений можно противопоставить обман в надежде на то, что «сигналы», порождаемые подготовкой к действию, будут поглощены «помехами», которые возникают из-за потока сбивающей с толка, устаревшей или посторонней информации (эти инженерные термины вошли в стратегическую терминологию благодаря исследованиям внезапности, предпринятым Робертой Вольштеттер)[7].

Обман порой достигает цели без потери сил, посредством только хорошо спланированной лжи. Но чаще он требует серьезных диверсионных акций, вводящих в заблуждение внимательного врага: поскольку они приносят мало или совсем не приносят пользы для реализации намеченного плана, то отвлекают на себя внимание. Бомбардировщики, отправленные атаковать второстепенные цели для прикрытия тех самолетов, которые направляются к главной цели, все же причинят некоторый ущерб, пусть и не критический, но корабли, совершающие обманный выход в море и обязанные вернуться домой, едва враг возьмет курс в их направлении, могут не внести ровным счетом никакого вклада в битву. Обыкновенно использование (пассивных) манекенов и (активных) моделей, от мнимых танков и орудий или целых подразделений до летающих и плавающих макетов, имитирующих отдельные самолеты или подводные лодки, обходится гораздо дешевле, чем реальные объекты, но тем самым отвлекаются ресурсы, которые в ином случае увеличили бы реальные силы. Сказанное справедливо в отношении самой успешной кампании по введению противника в заблуждение в современной военной истории – применительно к высадке десанта в Нормандии в июне 1944 года, в «День Д». Немецкие шпионы поверили в дезинформацию и сообщали, что союзники высадят основные силы гораздо севернее по Па-де-Кале; этот обман почти ничего не стоил, зато имел долгосрочные последствия: даже после «Дня Д» немцы считали высадку десанта в Нормандии приманкой и ожидали нападения у Кале, в месте, наименее отдаленном от побережья Великобритании. При этом пришлось изготовить большое количество дорогостоящих макетов, чтобы и воздушная разведка немцев отрапортовала, что многочисленные армии готовятся пересечь Ла-Манш (тут усилия союзников оказались напрасными, ибо тихоходные разведывательные самолеты люфтваффе уже не могли прорваться сквозь британскую систему ПВО).

Все, что совершается посредством парадоксального действия, а также секретности и обмана, обязательно ослабляет общие усилия, причем иногда в значительной степени, но внезапность непременно сказывается всякий раз, когда реакция врага ослабляется в куда большей степени. Теоретически внезапность лучше всего достигается через действия предельно парадоксальные, якобы вплоть до полного саморазрушения: используем почти все имеющиеся в наличии силы, чтобы сбить противника с толка, оставляя лишь малую часть для реальной битвы. Враг, несомненно, будет изумлен, но операцию, скорее всего, ожидает крах, даже если мы столкнулись с неподготовленным противником. Очевидно, что парадоксальный путь «наименее ожидаемого» должен завершаться ранее, чем покажется грань саморазрушительной крайности, однако здесь уже вступают в дело вероятностные расчеты, лишенные надежности и точности.

При совершении осознанно парадоксального действия некоторая часть силы будет потеряна наверняка, но на успех в реальном достижении внезапности можно лишь надеяться. Цену парадоксального действия при этом возможно точно рассчитать, однако вероятность и масштабы выгоды должны оставаться неопределенными до завершения дела. Теоретически, по крайней мере, риск тоже поддается исчислению, и существует отдельная научная дисциплина (и профессия) – анализ рисков. Но провалы в достижении внезапности наносят урон и чреваты катастрофой не только потому, что часть сил осознанно приносится в жертву и не участвует в бою (это отправная точка всех расчетов в управлении рисками), но и вследствие психологического потрясения, вызванного расхождением между оптимистическими ожиданиями и суровой реальностью. Тот, кто замышляет внезапное нападение, во многом мыслит подобно биржевому игроку, который сознательно вкладывается в «рисковые» ценные бумаги. Оба могут проиграть, но никакому биржевому игроку не потребуется вступить в смертельный бой сразу после того, как станет ясно, что надежды на легкий успех не развеялись в дым. Кровопролитнейшие поражения Первой мировой войны, самым известным из которых стал разгром наступления Нивеля в 1917 году[8], сокрушивший французскую армию, оказались результатами неудавшихся попыток достичь внезапности. Негибкие военные планы, по которым сражения подпитывались все новыми и новыми частями (при наличии железных дорог и наземной телефонной связи большей гибкости ожидать не приходилось), обернулись бойней, когда выяснилось, что у врага уцелело достаточно живой силы после массированной артподготовки (предполагаемого средства достижения внезапности) и что наступающую пехоту косит пулеметный и минометный огонь.

Неудачная попытка застать противника врасплох была также главной причиной поражения немцев в битве под Курском в июле 1943 года, – как считается, это поворотная точка Второй мировой войны в Европе. Сильнейшие немецкие части, включая все три бронетанковые дивизии СС, общей численностью в 2000 танков, отправили в бой, чтобы с обеих сторон отрезать так называемую Курскую дугу – выступ шириной до 200 километров у Курска. На карте этот огромный выступ выглядел крайне уязвимым. Но вместо стремительного продвижения и легкой победы немцев ожидала ловушка из многих линий тщательно подготовленных противотанковых сооружений, защищенных густыми минными полями. Глубже затаились крупные советские танковые подразделения, готовые к контратаке. В развернувшейся схватке Советская армия впервые разгромила немцев в маневренном танковом бою, который ранее признавали излюбленным способом боевых действий вермахта. Обескровленный противник потерял множество бойцов, танков и самоходных артиллерийских установок (от мин и противотанковых ружей) еще до начала лобового столкновения с советскими танками, а потому лишился веры в себя: стало очевидным, что третье и последнее летнее немецкое наступление в этой войне целиком провалилось в намерении застать врага врасплох.