– Нет! Напротив, именно здесь нам следует остановиться, – возражает Николь. – Будь Измаил христианским принцем, он считался бы всего лишь незаконным отпрыском, как побочное дитя. Для нас это весьма важное определение…

– Но, в сущности, что такое побочное дитя? – задает вопрос Хасан.

– Зачатое в пути или где-нибудь в сарае. То есть, вне супружеского ложа. Но Сара, которая заменила свое собственное чрево, оказавшееся бесплодным, на чрево Агари, согласна принять Измаила как своего потомка, ибо она просила у Агари детей для себя. Зависть Сары – вот ее единственный грех. Но с моей точки зрения, Измаил вовсе не побочное дитя и наделен такими же правами, как если бы он был законным сыном Сары, которая сама его пожелала.

– Ты прав, Николь, но остерегайся поспешных выводов. Ты рассуждаешь с точки зрения христианского права, согласно которому супруга должна быть единственной. Однако я могу продолжить твою мысль. Текст ясно дает понять, что Измаил был желаемым и желанным. Он вовсе не плод греха, а как раз то дитя, которое понадобилось для продолжения рода, в обстоятельствах бездетности. Этот законный, и вместе с тем незаконный, сын наделен всеми правами, в противоположность тому, что запечатлело в своем законе Пятикнижие.

– Постой, что ты несешь? – возмущается Мисаил. – Ты, стало быть, думаешь, что наши тексты – всего лишь нагромождение несправедливых правил, допускающих произвол?

– Я лишь забегаю вперед и говорю о том, что будет сказано в следующих главах твоей книги, дорогой Мисаил. Читай дальше и не шарахайся от моих замечаний, мы не крестоносцы, и из нас, людей ученых, таковым никто никогда не был. Да сохранит нас от этого Бог, как бы Его ни называли!

– Да услышит Он твои слова, – одобряют Анания и Ибн Джубейн. – Продолжай, Мисаил…

– «Агарь убежала. Когда ангел Господень нашел ее у источника воды в пустыне, он спросил ее: Агарь, служанка Сары, откуда ты пришла и куда идешь? Она сказала: Я бегу от Сары, госпожи моей. И ангел Господень сказал ей: возвратись к госпоже своей и смирись под рукой ее».

– Вот слова, которые огорчают меня! – останавливает его Ибн Джубейн.

– А меня они просто возмущают! – вспыхивает Нуралдин. – Сколь жестоко пересказываете вы эту историю, сыны Израиля! До каких пор вы будете напоминать нам, что мы всего лишь дети служанки? Агарь, праматерь наша, должна смириться перед завистливой Сарой?! Да падет на вас стыд за это!

– С того самого дня ваш Бог причиняет нам много зла, – подхватывает Ибн Джубейн. – Продолжи, о, иудей, твою повесть, которая обрекает нашего праотца Измаила на столь печальную участь.

– И еще сказал ей ангел Господень: «умножающий, я умножу семя твое, и нельзя будет счесть его во множестве». И после он сказал: «Вот, ты родишь сына, и наречешь ему имя Измаил, ибо услышал Господь скорбь твою. Он будет между людьми как дикий осел. Его рука будет против всех, и руки всех будут против него, и поставит он себя наперекор всем братьям своим».

– Заметь, о, мусульманин, Бог не так уж и жестокосерден по отношению к тебе! Разве онагр[90] в своей неукротимости не лучше любого коня? – ухмыляется Азария. – А последняя фраза тоже очень верно характеризует вас, приверженцев Магомета. Задиры, вечно воюющие против своих ближних!

– Увы, но как могло быть иначе? Мы изначально были обмануты вашим Богом, который с двусмысленной речью обращался к праотцу Аврааму. Ваш Яхве очень изворотливый бог.

– Это почему же?

– Ты это прекрасно знаешь, Азария! Мисаил, продолжай! Из двадцать первой главы!

– «Сара родила Аврааму сына в старости его…, и Авраам нарек его Исааком…»

– Видишь, каков ваш Бог – сначала уступает просьбе Авраама, чтобы затем отказаться от своих слов и дать ему второго сына, а первого лишить своей милости, – с раздражением бросает Нуралдин.

– Правильно, потому что Измаил оказался недостоин! – надбавляет Азария.

– Недостоин чего, вероломный твой язык?

– Недостоин права продолжать род Авраама, упрямый ты человек!

– И на каком же основании он не мог его продолжать? Разве не родился он из молодого и здорового чрева? Чего я не могу сказать о чреве Сары, достигшей почти ста лет, когда она родила Исаака, второго сына, если бы я верил тому, что говорит твоя Книга, – не уступает Нуралдин.

– Она и твоя тоже, как ты утверждал в начале нашей дискуссии…

– Вот именно, братья мои, давайте вернемся к Саре и к тому, что сказано в Пятикнижии! – обрывает их Хасан, почувствовавший, как нарастает опасное раздражение между двумя крайними толкователями Закона. – Читай, Мисаил!

– «Исаак подрос, и Авраам устроил большой пир в тот день, когда он отнят был от груди. И увидела Сара, что сын Агари играет с ее сыном Исааком. Она сказала Аврааму: выгони эту рабыню и сына ее, ибо он не наследует вместе с сыном моим Исааком».

– Опять эта ревность, которая хочет всем распоряжаться, – сквозь зубы скрежещет Николь.

– «И показалось это Аврааму весьма неприятным, потому что Измаил тоже был его сыном, но Бог сказал ему: не огорчайся из-за этого сына и рабыни твоей. Во всем, что скажет тебе Сара, слушайся ее, ибо от Исаака выйдет народ твой с именем твоим. Но и от сына рабыни я произведу большой народ, ибо это тоже семя твое».

– Вот! Вот где зло! Второму сыну отдается и старшинство, и имя, и слава, а перворожденному обещано только потомство, – гремит торжествующий голос Нуралдина. – Но, к счастью, ангел Господень объявил, что потомство сыновей Измаила будет обильно и станет во множестве. И пророчество исполнилось: сегодня магометане заполонили землю, а сыновья Исаака, рожденного его старой матерью, уже не что иное, как двенадцать разодранных колен, вынужденных собираться в кучки и ютиться на клочках земли, которые оставляют им князья и народы!

– Жалкий фат! Чем ты так возгордился? Тем, что владеешь бескрайней пустыней и горсткой ничтожных пальмовых рощиц?

Азария встает, его глаза пылают огнем. Мисаил и Анания тоже вскакивают, но лишь затем, чтобы успокоить своего единоверца. Один тянет его за воскрилия, другой за филактерии, пытаясь воззвать к рассудку этого мудреца, как пружина напрягшегося от гнева. Анания внушает ему:

– Брат мой! До чего же тебе недостает проницательности! Или ты ищешь войны с тем, кто указывает тебе ее путь? Ты безусловно найдешь ее, ибо вы оба заблуждаетесь, и ни один из вас не следует за Господом. Почему столько ненависти? Разве ты не видишь, что Предвечный каждому – и Исааку, и Измаилу – определил его долю?

– Все мы сыновья Авраама и не будем больше об этом! По сути, нам не так уж важна мать, – произносит Хасан, решивший окончить этот рискованный спор. – И потом, разве мы, и те и другие, не молимся на могилах Сары и Авраама, друзей Бога, в Ефроне? Бесполезно дальше мучить Священное Писание вашей болтовней, потому что вам хочется всех заставить верить, будто в книгах написано именно то, что вы говорите. Закончим на этом. Братья мои, не будите древний закон возмездия.

Ему отвечает Ибн Джубейн, который до сего момента держался в стороне от дискуссии:

– Ты прав, сын мой, и ты мудр как Пророк, который говорит в стихах 257 и 135 суры о корове: «Нет принуждения в религии. Уже ясно отличился прямой нуть от заблуждения…». «Это – народ, который уже прошел: ему – то, что он приобрел, и вам – то, что вы приобрели, и вас не спросят о том, что делали они»[91]. Скорее у нас самих спросят, почему мы сделали то или иное… А вот, что мы вынуждены были сделать, так это бежать – иудеи и мусульмане вместе, на одних и тех же утлых суденышках – бежать, покидая уютное королевство Андалузии. Так запомним же это! И не будем переносить на новые берега злобные войны, которых алчут те, кто не умеет и не хочет читать!

Организация Ответственнейших Наблюдателей в полном отупении прислушивалась с высоты к толкованию своих священных текстов. Трое из Писания грызут себе когти с досады, оттого что сами непрестанно подталкивают свои творения к новым ошибкам. Они уже не помнят, на самом ли деле продиктовали своим пророкам столько бессмысленной чепухи, а потому решают вытащить Авраама и Магомета из-под крыши священной колоннады, где они ожидают Страшного суда.