К полудню следующего дня дождь перестал, тучи чуть рассеялись, вода постепенно стекала в канавы и ложбины между холмами, а оттуда в Тибр.

Антония накормила отца, уложила его, поближе, придвинув к его постели жаровню с горячими углями, и собиралась пойти на Субуру к знакомым, которым немало задолжала в последнее время. Денег в кошельке Корнелия оставалось еще достаточно. Можно было раздать хотя бы часть долгов.

Но уйти она не успела. Дверь тихонько скрипнула, и на пороге появился Корнелий с новой корзиной, набитой съестными припасами. Позади маячил Эллий.

– Мой господин! – удивленно воскликнула Антония, чувствуя, как внутри ее существа пробуждается самозваная, ничем не контролируемая радость от его неожиданного появления в ее убогой обители.

Корнелий пропустил Эллия к больному и, водрузив корзину на обновленный плотником стол, произнес:

– Решил сам проверить все ли у тебя в порядке. Я нашел тебе плотника. Вижу, он уже успел тут побывать.

– Да. Ты много сделал для нас, добрый господин! Твоих забот я никогда не забуду!

– Перестань называть меня так, – мягко упрекнул он ее, – Меня зовут Корнелием.

Ее руки совершенно неожиданно оказались в его руках. Его внимательный взгляд нашел ее – испуганный и восхищенный, нашел и не отпускал, опять заставив сердце сбиться с ритма.

Она поняла, что пропала, что теперь навсегда, даже если этот юноша исчезнет из ее жизни, запомнит этот его особенный, чарующий взгляд, длинные ресницы над синими глазами, чистую, на этот раз гладко выбритую кожу щек, мягкий, притягательный изгиб губ, которые неожиданно оказались слишком близко.

Дверь скрипнула вновь и в тот миг, когда Антонии и Корнелию этого меньше всего хотелось, в комнате появился еще один человек. Молодой, невысокий, крепко сложенный. Квадратная голова на короткой мощной шее, широкие плечи в буграх развитых мышц. Одет в простой рабочий наряд и кожаные высокие ботинки.

При его появлении Антония и Корнелий оба вздрогнули, обернулись, причем последний, забывшись, прижал руки девушки к своей груди. Лицо вошедшего исказилось гневом.

– Что здесь происходит? – рыкнул он, – Кто этот человек?

– Кастор! – радостно воскликнула она, вспыхнув от того, что всего мгновение назад готова была позволить, без сомнения великодушному и прекрасному, но почти незнакомому юноше совершить нечто совершенно невозможное, – Ах Кастор!

Она кинулась к нему на шею и, обняв за плечи, поцеловала в губы, от чего брови Корнелия сошлись над переносицей.

– Как я рада, что ты, наконец, вернулся! Отца выгнали из театра. Он заболел и слег! У нас совсем не было денег, и я занимала, пока могла. А потом этот добрый господин помог нам найти лекаря и… – она говорила скороговоркой, стремясь за словами спрятать свое смущение.

– Лекаря? Он? – Кастор мельком глянул на пожилого мужчину у постели старого Антония, а потом вперил тяжелый горящий ненавистью и подозрением взгляд в Корнелия, – И чем ты расплатилась за его милости?

Антония вскрикнула, отшатнулась от Кастора, а Корнелий, обернувшись к девушке тихо спросил:

– Кто он? Твой муж? Почему он говорит с тобой так, как будто имеет на тебя какое-то право?

– Какое тебе дело?! – закричал тот, сжимая кулаки и багровея лицом, – Убирайся отсюда. Я сам разберусь со своей женщиной.

– Мы обручены, – шепнула Антония, краснея еще сильнее от бесконечного чувства вины перед обоими.

– Значит жених, – бросил молодой патриций насмешливо, – Так, где же ты пропадал, жених? Почему позволил своей женщине, как ты ее называешь, умирать в этой халупе? У них не было даже хлеба!

– Не твое дело, где я пропадал! – рыкнул Кастор, – Кто ты такой и как давно вы вместе?

– Он спас нас, Кастор! – попыталась вмешаться Антония, но ее жениха это только раззадорило.

– Сейчас я покажу этому спасителю, кто тут хозяин! – заорал он, сжимая кулаки и наступая на Корнелия

Антония снова вскрикнула. Корнелий выглядел хрупким мальчишкой перед мощью Кастора. Ей показалось, что натиск ее жениха сомнет, раздавит юношу.

Но хрупкость Корнелия была лишь видимостью. Его тело сплошь состояло из мускулов, тренированных и постоянно поддерживаемых в нужной форме регулярными упражнениями на Марсовом поле и в термах. Правда, драться по-настоящему ему еще ни с кем не приходилось, но правилам ведения ближнего боя без оружия он был обучен лучшими афинскими мастерами. Поэтому легко уклонившись от беспорядочных ударов Кастора, он, в свою очередь, нанес ему удар такой силы в солнечное сплетение, что тот задохнулся и сложился пополам.

Антония бросилась к жениху. Тот рычал и хрипел, готовый снова ринуться в бой.

– Что ты делаешь? – заговорила она, обнимая его, – Этому человеку мы должны ноги целовать за его милости. Он был добр ко мне и моему отцу тогда, когда другие гнали прочь.

– Я вижу, чего он хочет за свои милости, – выкрикнул Кастор, – Пускай убирается. Или ты дура и не понимаешь ничего, или лжешь мне!

– Перестань ее оскорблять, – произнес Корнелий, с ненавистью глядя на Кастора сверху вниз, – У нее болен отец, она вся извелась от горя и ждет сочувствия, а не оскорблений. Если ты пропадал так далеко, что не ведал о ее бедах – помоги ей сейчас, когда вернулся. Она перед тобой ни в чем не виновата. А теперь прощайте. Я не хочу больше быть поводом для семейных сцен.

Он махнул рукой Эллию и вместе с ним покинул каморку, унося в душе раздражение и разочарование, больше не удостоив Антонию ни единым взглядом. Ей вдруг показалось, что весь солнечный свет, затопляющий комнатку, разом померк, вытек вслед за исчезнувшим за захлопнувшейся дверью Корнелием.

Кастор перебрался на табурет. Хмурый взор уперся сначала в валяющийся на столе кошелек, потом в красное платье, уложенное рядом.

– Ты спала с ним, чтобы достать врача и деньги? – поинтересовался он, хватая и разворачивая тунику, – Это та тряпка, которой ты надеялась его прельстить?

– Нет, это все не так, – устало прошептала она, бледнея и дрожа под его тяжелым взглядом, – Я взяла платье у соседки, чтобы было в чем петь на свадьбе у булочника. Ты же знаешь, я неплохо пою. Булочник пригласил меня и обещал заплатить. Но там все так напились, что про меня просто забыли, и я ушла ни с чем. Я пыталась заработать, Кастор. Тебя не было, и я не знала откуда мне взять денег. Я пыталась заработать, как могла.

Она говорила быстро и отчаянно, но Кастор явно не верил ни одному слову.

– Поэтому ты бросилась в постель к этому? – выкрикнул он, – Я вижу ты неплохо постаралась, раз он так бегает вокруг тебя.

– Это неправда, Кастор! Пожалуйста, прекрати и поверь мне!

– Ты лгунья!

Кастор вскочил на ноги, подлетев к Антонии, сжал ладонями ее испуганное лицо.

– Я ездил в Равенну, пытался подзаработать денег нам на свадьбу. А ты тем временем предавалась здесь разврату?

– Нет! Это совсем не так!

Он ударил ее по лицу. Она с громким криком отлетела к стене, из рассеченной скулы потекла кровь.

– Подлая тварь! Ты не стоишь ни прощения, ни жалости! – прошипел он, опять нависая над ней, – Я освобождаю тебя от своего слова. Такая ты мне не нужна!

Он схватил ее за руку, на которой она носила его простенькое колечко, рванул кольцо себе, едва не оторвав ей палец и с рычанием бросился за дверь.

Антония, вся дрожа от пережитого, села на ложе рядом с отцом. Стыд, боль и чувство невосполнимой потери мучили ее. Отец смотрел на нее широко открытыми глазами. Потом с трудом поднял исхудавшую руку, погладил ее по голове.

– Ты правда отдала себя этому патрицию? Зачем? Твоя жертва ужасна! Я не стою ее.

Голос его был тих и печален. Девушка поспешно вскинула голову. Заметила слезы в глазах старика. Такая жертва совсем не казалась ей ужасной в применении к Корнелию, но ведь, на самом деле, не было ничего!

– Нет, отец, – произнесла она, – Не было никакой жертвы. Я также невинна, как в тот день, когда матушка произвела меня на свет.