Илья не шелохнулся. Лишь слегка поморщился.

Тогда я стала бить все тарелки по очереди.

– Послушай, Катрин, – вздрагивая от звуков бьющейся посуды, простонал Серж. – Илюша действительно не собирался тебя обманывать. Я не раз встречал таких, как он, что борются со своей натурой. Но натура, знаешь ли, подлая сука, она все равно однажды возьмет свое.

На пол полетел фарфоровый кофейник, итальянские блюдца, а за ними ваза, которую мы с Ильей выбирали вместе в день заселения в этот триплекс.

– Я люблю тебя, Кать. – Промычал Сапожников, едва воцарилась тишина, и куски фарфоровой шрапнели осели на пол.

– Любишь?! – Воскликнула я. – А его? – Указала на фотографа. – К нему у тебя какие чувства?!

– А меня он хочет. – Улыбнулся Серж, посасывая мандаринку.

Илья не стал возражать.

Поэтому на пол полетел чайник и бокалы.

Но легче мне не становилось.

Следом на пол рухнула стальная миска для взбивания яиц. Разумеется, она не разбилась, только шуму наделала. И тогда от злости я пнула ее ногой.

– Когда появилась ты, я обрадовался, что нормальным стал. – Хрипло проговорил Илья, воспользовавшись паузой. (Посуда закончилась, и я обводила яростным взглядом кухню). – Однажды в школе у меня был оральный секс с другим парнем, но я пытался забыть об этом, приказывал себе не думать о мужчинах… в таком ключе…

– И как ты планировал жить дальше? – Всплеснула руками я. – Жениться на мне, а трахаться ходить к Сержу?

– Я вообще ничего такого не планировал! Оно… само!

Он зажмурился.

– Это была неотвратимая страсть, Катрин. – Подтвердил Серж.

– Ты совратил моего жениха! – Возмущенно бросила я в его сторону. – Шалава!

– О, кто еще кого совратил! Знаешь, как резво он меня…

– Не надо! – Взмолилась я. – Не хочу знать, кто из вас кого, и так далее.

– Я завяжу с этим. – Пообещал Илья, хватая меня за запястье. – Обещаю, больше никаких мужчин, Катя!

– Нет уж. – Мне пришлось освободить руку из его захвата. – Нет уж, Сапожников, не нужно ничего завязывать. Серж прав. Тебе нужно отпустить себя на волю. А я… Я не смогу быть с тобой после всего этого. – Покосилась в сторону его любовника. – И даже будь на его месте женщина, не смогла бы. Никогда.

– Зато больше женщин у него не будет. – Попытался успокоить меня Серж с ехидной улыбочкой. – А ты, Катрин, еще встретишь своего мужчину. Я абсолютно уверен в этом, ведь ты просто parfait – совершенство!

– Заткнись, – прорычала я.

И уставилась на Илью.

– Нам действительно придется расстаться? – Глядя на меня с жалобным видом, проскулил он.

– Действительно. – Подтвердила я.

Мои надежды на будущее превратились в дым, а сердце разбилось.

– Мне очень жаль. – Сказал Сапожников.

Единственное, о чем жалела я, это глупость, совершенная еще месяц назад: принимая предложение Ильи жить в его квартире, я съехала со своей съемной квартиры. И теперь мне негде было жить.

Одинокая женщина порой принимает за любовь все, что угодно. Даже заветренную котлету.

Или дешевую шоколадную плитку.

Или букет из четырех хризантем.

В мыслях проносились все моменты моей жизни, когда я настолько отчаянно искала любовь, что, как в омут с головой, бросалась в новые отношения с теми, кто был меня недостоин. С обманщиками, кобелями, неудачниками и самовлюбленными идиотами, чьих имен и подробных характеристик мне сейчас даже не хотелось вспоминать.

В надежде построить отношения я постоянно мирилась с тем, что не устраивало и никак не могло устроить нормальную, самодостаточную, уважающую себя и здоровую психически женщину. А именно: с пьянством, абьюзом, жадностью, хамством, изменами и пренебрежением.

Почему я снова повелась на очередного козла, коим оказался Сапожников? Почему не уловила подвоха, позволила себе раствориться в нем и полностью подчинила жизнь его желаниям и ритму жизни?

А потому что всеми нами – женщинами этой страны – движет одна неумолимая сила: страх остаться одной до конца своей жизни.

Все эти «часики тик-так», «тридцатник не за горой», «старородящая», «старая дева» и прочие дурацкие, но укоренившиеся в народе словечки и эпитеты – все это годами используется как метод управления толпой. И висит над нами, девушками, словно дамоклов меч.

«Торопись! То-ро-пись! Ты уже сделала свой выбор?»

«Как нет? Твой поезд молодости уходит! Завтра вообще никому не будешь нужна!»

«Хватай первого встречного-поперечного и тащи в постель размножаться! А там и до ЗАГСА недалеко! Не хочет жениться? Заставь! Все еще не хочет? Ну, и так сойдет. Лишь бы мужик рядом. Какой-никакой, но есть – хоть перед людями не стыдно!»

Ведь быть одинокой в этой стране – хуже чумы. Заклюют, заплюют, станут пальцами тыкать и (о, боже, никогда) обсуждать.

Никому не хочется быть той, на кого указывают пальцами. Лучше стоять в толпе «счастливо замужних» и тоже тыкать пальцем в какую-нибудь «несчастную», обделенную мужским вниманием.

Эй, а где вообще женская солидарность?

Почему мы топим друг друга?

И так уж выходит, что некому тебя взять за руку и успокоить: «Нет никаких рамок и правил, милая. Возраст ни на что не влияет. И мужчины тоже. Ты должна остановиться и прекратить эти отчаянные поиски спутника жизни. Потому что ты никому ничего не должна – кроме себя. А себе ты должна лишь одно: быть счастливой. Здесь и сейчас».

Вот твое единственное предназначение, женщина.

Где-то на подсознании и я ощущала это. Но установки, заложенные родителями и обществом, продолжали шептать, притворяясь моим внутренним голосом: нужно успеть, нужно найти кого-то, чтобы не остаться одинокой и несчастной. Скорей! Скорее!

И вот теперь я плелась по улице – одинокая и несчастная. Из-за того, что снова вляпалась не в того мужчину, и снова позволила ему разбить мое сердце.

– Свободных номеров нет. – Ответили уже в пятой по счету гостинице.

И мне не оставалось ничего, кроме как уйти ни с чем и отправиться на дальнейшие поиски.

Я тащила за собой чемоданчик на колесах и оглядывала вывески. Все тот же внутренний голос твердил, что нужно позвонить Алисе и все рассказать, но мне было так плохо, что казалось, стоит услышать ее голос, и я разревусь. А Катя Морозова никогда не ревела – даже если никто не видел. Я просто не могла себе позволить подобного. Никогда.

– Девушка, у вас колготки порвались. – Шепнула мне прохожая на светофоре.

– Правда? Спасибо. – Улыбнулась я.

Оказывается, солидарность еще осталась.

Опустив взгляд, я обнаружила расползающуюся стрелку – от бедра и до колена. Значит, и закон подлости никто не отменял. И если уж какой закон и работал без сбоев, то это был он: неприятности никогда не приходили по одной.

И как доказательство моих мыслей, тут же с неба обрушился ливень. Беспощадный, противный, с огромными каплями, пронизывающими одежду насквозь.

Все прохожие рванули на зеленый сигнал светофора. Я подхватила чемодан, тоже дернула за ними, поскользнулась и… едва не растянулась на темнеющем от влаги асфальте – сломалась шпилька на новеньких красных Pura Lopez!

– Дерьмо! – Прорычала я и поковыляла на другую сторону дороги.

К тому времени, как мне удалось, хромая, добраться до тротуара, водители машин уже нетерпеливо сигналили, поторапливая.

– Пошел ты! – Крикнула я, показывая средний палец одному из этих придурков.

Отошла на пару шагов и увидела свое отражение в витрине. Неудивительно, что никто не ринулся мне помогать: выглядела я точно мокрая курица. А дождь продолжал хлестать, прошивая мою одежду и наводя беспорядок в волосах.

Забежав в ближайший торговый центр, я устроилась под кондиционером. Так и стояла под ним, стуча зубами и ожидая, когда высохнут волосы. А затем двинулась вдоль торговых рядов, хромая, чтобы отыскать сеть, в которой можно было приобрести пару новых колгот.