В «отрывках» самой пьесы, которые Чамберс приводит в сборнике, можно заметить сильное влияние мотивов и символов рассказа Эдгара По «Маска Красной Смерти» («The Masque ofthe Red Death»), написанного в 1842 году. Облик Короля в желтых изорванных одеяниях и бледной маске, несомненно, берет свое начало в образе Красной Смерти, предстающей перед принцем Просперо в виде закутанного в кровавый саван мертвеца, что предвещает неминуемую погибель всему живому. Чамберс лишь изменил цвет (который он прекрасно чувствовал как художник) – с красного на желтый, цвет королей, солнца и золота, обозначавший болезненность, безумие и упадок, а также олицетворявший «желтые девяностые», как называли во французском искусстве и литературе 1890-х годов эпоху расцвета декадентства.

Во время своей учебы во Франции Чамберс был хорошо знаком с парижскими декадентами, и это отразилось на его первых пробах пера, а также на образе вымышленной пьесы. Особое влияние на него оказало творчество таких известных поэтов и драматургов, как бросившее вызов общественной морали собрания стихотворений Шарля Бодлера «Цветы зла» («Les Fleurs du mal», 1857, с доп. 1868) и «Парижский сплин» («Le Spleen de Paris», 1869); рассказы «Сумасшедший» («Un fou», 1885) и «Письмо безумца» («Lettre d’un fou», 1885), а также повесть «Орля» («Le Horla», 1886, с доп. 1887), написанные Ги де Мопассаном в период, когда им стало овладевать сумасшествие; сатирическая пьеса «Король Убю» («Ubu Roi», 1896) Альфреда Жарри, изложенная по-юношески простым и весьма резким языком и впервые поставленная во второй половине 1890-х; рассказ Марселя Швоба «Король в золотой маске» («Le Roi au masque d’or») из одноименного сборника 1892 года; а также, вероятно, некоторые из «Историй пьющего эфир» («Contes d’un buveur d’ether») опубликованных Жаном Лорреном в 1895 году. Всех этих авторов связывали общее знакомство и реакция публики на их произведения: нападки критиков и запреты на публикацию.

Еще одной знаковой фигурой, оказавшей несомненное влияние на Чамберса, был печально известный эстет и прославленный поэт Оскар Уайльд, сочинивший в 1891 году пьесу «Саломея» («Salomé», 1983). Ее лондонское издание (пьеса была переведена с французского на английский язык) 1894 года, содержащее эротизированные иллюстрации Обри Бердсли, вызвало настоящий скандал и запрет на постановку в театре из-за трактовки Уайльдом библейской истории; автор не просто наделил иудейскую царевну чертами femme fatale, но и сделал ее самостоятельным персонажем и главным действующим лицом пьесы. В истории нападок на «Саломею» сложно не заметить параллелей с тем, как Чамберс описывал запреты и преследования «Короля в Желтом» в своем «Реставраторе репутаций». А в образе вероятного автора проклятой пьесы (все из того же рассказа), вынужденного скрываться под явно вымышленным именем Мистер Уайльд, прослеживается намек на имя и судьбу самого Оскара Уайльда, проведшего последние годы жизни в изгнании, безвестности и бедности под именем Себастьян Мельмот, взятым им из романа Чарльза Метьюрина «Мельмот Скиталец» («Melmoth the Wanderer», 1820).

В разговоре о «Короле в Желтом» следует упомянуть Говарда Лавкрафта, который высоко отзывался о сборнике Чамберса в своем литературоведческом эссе «Сверхъестественный ужас в литературе» («Supernatural Horror in Literature», 1927). Особенно он отметил рассказ «Желтый Знак», который в одном из писем назвал «самым захватывающим произведением Чамберса и вообще одной из величайших странных историй, когда-либо написанных». В другом своем эссе того же года «История „Некрономикона“» («The History ofthe Necronomicon») Лавкрафт связал свой легендарный манускрипт «Некрономикон» и пьесу «Король в Желтом». Для него было очевидно, что образы двух запретных книг, несущих ужас, безумие и даже смерть, имеют общую природу и, пусть этих книг и не существует в действительности, они затрагивают в душе читателей одни и те же тонкие струны страха перед неведомым, истоки которого лежат в глубине человеческого сознания.

Этих небольших упоминаний о Чамберсе в работах Лавкрафта оказалось вполне достаточно, чтобы обеспечить циклу рассказов неугасающее внимание на десятилетия вперед и подлинное бессмертие. «Король в Желтом» оказал определенное влияние как на позднее творчество самого Лавкрафта, так и на произведения множества других известных авторов, среди которых были Мэрион Зиммер Брэдли, Джордж Р. Р. Мартин, Терри Пратчетт и Нил Гейман, Стивен Кинг, Саймон Грин, Кливленд Моффет, Эллен Глазгоу, Рэймонд Чандлер, Сидни Леветт-Йейтс, Гастон Леру, Томас Пинчон и даже Хорхе Луис Борхес. Наконец сборник Чамберса породил целое направление в жанре «странных историй» (weird tales), получивших названия «Цикл Каркозы» («Carcosa Cycle») и «Желтые Мифы» («Yellow Mythos»). В его развитие внесли свой вклад такие писатели, как Август Дерлет, Лин Картер, Джеймс Блиш и Карл Эдвард Вагнер, чьи произведения вошли в «Цикл Хастура» («The Hastur Cycle», 1993) Роберта Прайса: эта книга стала первой в ряду сборников, которые в разное время составляли и издавали Питер Уорти, Д. Дж. Тайрер, Тим Каррэн, Джеймс Чамберс и, в особенности, Джозеф Пульвер. Они собирали сочинения разных авторов, продолживших традиции «Короля в Желтом», – сочинения о всевозможных несчастных, беспечно прочитавших проклятую пьесу и навсегда утративших покой, погрузившись в пучины безумия. Вместе с тем Блиш и Картер, а также другие авторы, среди которых Саймон Бухер-Джонс, Том Ринг, Раймонд Лефебр и прочие писатели-любители, даже попытались воссоздать текст пьесы. Но ни одна из таких реконструкций все же не способна оказать на читателя эффекта, которого удалось добиться Чамберсу окутывающей пьесу атмосферой таинственности и неопределенности.

Литературную и общекультурную значимость «Короля в Желтом», ныне культового произведения, сложно переоценить. Но, несмотря на это, созданный в 90-е годы XIX века цикл рассказов оставался terra incognita для русскоязычной публики вплоть до 90-х годов последующего столетия; только в это время стали появляться первые переводы отдельных рассказов. И вот, наконец, в руках отечественного читателя находится полное издание «Короля в Желтом» на русском языке… Рискнет ли он погрузиться в самые сокровенные глубины декадентского безумия, сокрытого под бледной маской?