– Что ж мне, посреди дороги, что ли, торбу-то расхлебянивать? – спросила она, внимательно на него посмотрела, и в глазах ее мелькнул огонек узнавания. – А я тебя знаю! Ты ведь пастор, или как? Я сама видела, ты в церкви проповедовал.

Карл-Артур вздохнул с облегчением – не надо долго объяснять, кто он такой и откуда взялся.

– Да… пастор, но не главный. Пастор-адъюнкт… в общем, второй пастор в приходе. Помощник проста.

– Ты же живешь в пасторской усадьбе! А я как раз туда и навострилась. Приходи на кухню и хоть весь мешок покупай.

Она сделала попытку идти дальше, но он загородил ей дорогу.

– Я не собираюсь покупать твои товары, – сказал он, стараясь говорить спокойно, и почувствовал, что голос вот-вот сорвется. – Я хочу попросить тебя стать моей женой.

Ему показалось, что весь мир вокруг замер в ожидании ответа – птицы перестали петь, внезапно стих неумолчный шум леса. Наступила полная тишина. Птицы, деревья, облака в небе – все ждали, что скажет красавица.

Она пристально посмотрела – не шутит ли?

А ему показалось, что предложение ее не особенно удивило.

– Давай-ка встретимся и поговорим. Часов в десять вечера. Подумать-то мне надо. Или как? – И пошла по направлению к усадьбе той же дорогой, что он шел сюда.

Карл-Артур ее не задерживал. Он твердо знал: обязательно придет и обязательно скажет «да». Как может быть иначе, если она предназначена ему Богом?

Идти домой и заниматься работой не хотелось. Он поднялся на насыпь, зашел в самый густой подлесок, раздвинул упругие ветви и бросился на землю.

Какое счастье! Каких опасностей избежал… что за удивительный день.

Карл-Артур совершенно успокоился. Никогда не удастся Шарлотте Лёвеншёльд завлечь его в свои хитро сплетенные сети и превратить в раба мамоны. Он должен жить так, как призван Богом. Простая, бедная спутница жизни не помешает ему следовать по указанному Господом пути. Он уже мысленно видел маленький серый домик на берегу, представлял простую, здоровую жизнь без излишеств и заранее наслаждался гармонией этой жизни в полном ладу с учением Христа.

Карл-Артур лежал довольно долго, вглядываясь в волшебную игру солнечных зайчиков в густой листве, и ему казалось, что в его измученной душе зарождается новая, счастливая любовь.

Была, была женщина, которая могла бы все поправить, разъяснить, поставить на свои места. Но при одном условии: если бы захотела. Но не много ли мы требуем от той, которая год за годом тешила душу пустыми желаниями? От той, кто только и умеет мечтать и желать?

Впрочем, кто знает? Вполне может быть, мечты и желания способны изменить судьбу мира. Даже представить страшно… но если это и так, доказать невозможно. Как вы докажете, что мир изменился именно потому, что вы чего-то пожелали? Но вот что несомненно – когда человек живет пустыми желаниями, он уже над собою не властен. Мечты и желания ослабляют волю и заглушают совесть.

Весь понедельник фру Сундлер упрекала себя за неосторожно сказанные слова о Шарлотте. Подумать только: он сидел тут, в ее комнате, говорил так сладко и доверительно! Она даже и мечтать не могла о такой задушевной беседе с предметом ее грез. И сама своим дурацким вопросом вывела его из себя. Ничего хорошего не вышло: Карл-Артур прервал упоительную беседу и убежал в ярости. Да еще и крикнул, что не хочет ее больше видеть. Даже сказал – никогда. Никогда не хочу вас больше видеть.

Она злилась на себя и на весь мир. Когда ее муж, органист Сундлер, предложил пойти в церковь и немного попеть, как они обычно делали в воскресные вечера, она так резко его отшила, что он, хлопнув дверью, ушел из дому и отправился в трактир.

Что тут скажешь? Настроение окончательно упало. Она всю жизнь старалась быть безупречной и в своих глазах, и в глазах других. Она же знала, почему Сундлер на ней женился. Органист восхищался ее голосом, и возможность слушать ее пение в любой день и в любой момент пересилила все доводы. И она честно отрабатывала свой долг: замужество позволило ей жить в собственном доме и не работать за жалкие гроши гувернанткой по чужим людям.

Но в этот день она была просто не в состоянии петь в храме Божьем: вместо кроткого псалма наверняка получилась бы горькая, а если вдуматься, и еретическая жалоба.

Но свершилось чудо. Карл-Артур сам пришел к ней! В половине девятого вечера он постучал в ее дверь и весело, будто и не было утренней ссоры, попросил накормить его ужином. Она, разумеется, удивилась, и ее удивление не ускользнуло от его внимания – Карл-Артур пустился в объяснения: дескать, так устал сегодня, что прилег в лесу вздремнуть и проспал весь день. И обед проспал, и ужин – ужин в усадьбе подают ровно в восемь. И теперь страшно голоден. Не найдется ли у фру Сундлер куска хлеба с маслом, чтобы утолить голод?

Нет, не зря Тея Сундлер была дочерью образцовой домоправительницы Мальвины Спаак. Никто не мог бы сказать, что она плохо ведет хозяйство. Нашлись и хлеб, и масло, и пара яиц, нашлись и молоко, и даже домашняя ветчина.

Она очень обрадовалась – Карл-Артур вернулся! Мало того, как ни в чем не бывало, как настоящий старый друг, попросил о помощи. Накрыла стол и начала объяснять, как она корит себя за неловко сказанные слова о Шарлотте Лёвеншёльд. Он же не думает, что она хотела вбить клин между ним и его невестой? Как раз наоборот – она-то, Тея Сундлер, уверена: быть учителем – чудесное призвание. Но вы должны понять – мне трудно примириться с мыслью, что приход лишится такого прекрасного проповедника, как магистр Экенстедт. Каждый день молю Бога, чтобы этого не случилось, чтобы магистр остался у нас, в глуши. Вы же понимаете: здесь так мало возможностей услышать живое слово Божье!

– Что вы, что вы, фру Сундлер, если кто-то и должен просить прощения, то это я. И уж никак не должны вы огорчаться – теперь-то я знаю: вас мне послало Провидение. Это именно оно, Провидение, вложило невинный вопрос в ваши уста. Если хотите знать, фру Сундлер, вы мне очень помогли. Более того, вы меня спасли.

И он взахлеб поведал ей все, что случилось после того, как он так драматически покинул ее дом (читателю может прийти на ум слово «театрально», но он сказал не так – он сказал «драматически»). И теперь он, Карл-Артур, настолько счастлив, настолько исполнен восхищения Господней снисходительной мудростью, что не может удержаться – ему надо с кем-то поделиться своей радостью. И он благодарит Бога, что этим кем-то оказалась именно фру Сундлер, чья мать сделала так много для их семьи.

И что должна была сделать фру Сундлер, услышав про разорванную помолвку и про новый союз, заключенный на пыльной деревенской дороге с первой попавшейся женщиной? Она должна была понять, какие опасности ждут молодого пастора. И уж конечно, должна была понять, насколько Шарлотта оскорблена и огорчена его нелепой вспышкой. Она соглашалась с его выпадами по поводу ее тщеславия и златолюбия не всерьез, а саркастически, из чистого упрямства. Шарлотта просто дразнила жениха, когда говорила, что он должен стать настоятелем собора или епископом, что она выходит за него замуж только в расчете на его карьеру. И уж само собой, могла бы разъяснить Карлу-Артуру, что его неожиданный союз с девушкой из Даларны пока еще под большим вопросом. Никаких формальных обещаний он же ей пока не давал.

Но вернемся к тому, с чего начали: если молодая женщина год за годом только и мечтает, как бы подобраться поближе к этому неотразимому юноше, как бы стать его подругой и наперсницей (ничего иного, только подругой и наперсницей), если это и есть предел ее желаний, подумайте сами: как ей набраться сил, чтобы выложить все эти трезвые и разумные доводы в такие минуты? В минуты, когда он так горячо и вдохновенно, ничего не тая, изливает перед ней душу?

Нет, и еще раз нет. Как мы можем требовать от Теи Сундлер каких-то разумных и даже просто сознательных поступков, когда ее захлестнула волна восхищения и сочувствия? Мало того, она посчитала истинным подвигом нелепое странствие пастора в поисках «первой встречной».