— Кристи?

Опомнившись, я спешно прекратила, прикрывшись при этом неловкой улыбкой. Он, похоже, совсем не помнил вчерашний вечер. И как чуть ли не сразу уснул в том же самом коридоре. А когда я постаралась напомнить ему, что почти что тащила его домой из казино, англичанин улыбнулся и мягко перевёл тему.

А теперь его страстно увлекло иное.

— Как, говоришь, называется фильм? Кажется, я не смотрел его ни разу.

— Да, потому что он русский, — я кивнула. — Точнее даже, советский. И довольно старый. Он называется «Фантазии Фарятьева».

Том помолчал с минуту, будто раздумывая, а потом послышался его тихий, немного неуверенный голос: «Фантазьи Фарьятьейва». Я кивнула, тоже понижая голос:

— Да, почти правильно. Только поменьше мягкости.

Порой это было даже забавно. У Тома и в принципе была тяга к языкам. Он знал английский, греческий, испанский, французский и итальянский, а также до приезда в Москву мог сказать несколько слов с акцентом на русском. И при этом в его планах — выучить ряд других языков! Такому можно было только поражаться. Я со своими средними знаниями английского и с базовым испанским…

— Интересная статья, — Том снова взглянул на мою утреннюю рецензию. — С трудом верится, что ты писала подобное в первый раз.

— В первый, — я не стала упоминать о своих глуповатых попытках — теперь я могу объективно их оценивать — при подготовке домашнего задания написать статью на английском и по всем правилам озаглавить её. Мужчина кивнул каким-то своим мыслям.

— Тогда, полагаю, большую роль играет твоя неуверенность, — он улыбнулся одними уголками губ и, наконец оторвавшись от листов, взглянул на меня.

— У меня даже нет писательского таланта, — я пожала плечами. Не хотелось себя как-то принижать и уж тем более жаловаться, но раз уж зашла такая тема… Хиддлстон немного удивился. Вероятно, ему не были понятны сомнения при выборе будущей карьеры. Зато одно я могла сказать наверняка после этого разговора — я окончательно и бесповоротно решила уходить из книжного магазина.

***

Я думала, в Москве всем на всё наплевать, а нет. В городе, где студенты выживают только благодаря двум картам — социальной и стипендиальной. В городе, где в центре всегда прекрасно и оживлённо, а в районах за МКАДом начинается уже что-то странное и непонятное. И за эти дни я как будто заново перенеслась на первый курс и начала изучать Москву под другим взглядом.

Странные взгляды в метро людей, которым «плевать». Мы с Томом говорим по-английски, и многие тут же с интересом оборачиваются, снимают наушники, отвлекаются от чтения книг и пролистывания ленты.

— Посмотри, — слышу я, как говорит мама своему маленькому, лет 10-ти, сыну, укоризненно при этом поглядывая на нас с актёром. — Приезжают вот такие провинциалки в Москву и, чтобы как-то здесь задержаться, находят себе таких богатых мужиков, несмотря на разницу в возрасте.

Я прикрываю рот, но плечи, начинающие содрогаться от смеха, всё равно выдают меня. Том смотрит на меня с изумлением. Он знает базовые фразы на русском, но быструю торопливую речь ему всё ещё трудно понимать.

Но это были такие мелочи! Главное, я стала всё-таки ценить город, в котором живу. Москва красивая. И красивая не только поздними вечерами, в которые можно гулять и восхищаться её историческими памятниками до самого рассвета, но и днём. Не в метро, где спешащие, озлобленные рутиной люди толкают тебя, не в супермаркетах, в которые они забегают на несколько минут, жутко уставшие после работы, а в парках, в библиотеках, порой — в кинотеатрах и абсолютно всегда — в театрах. Даже на вокзале. Люди помогают друг другу совершенно искренне и бескорыстно, не бесятся и не злятся. Так, когда кто-то один помогает другому, и самому не хочется стоять в стороне. И когда Том помогал незнакомой бабушке доносить чемодан, мне, наблюдавшей за этим издалека, стало неловко. Я подбежала ко входу в метро и придерживала дверь, пока она не вошла. А потом, уже на выходе, я обнаружила, как мужчина разговаривает совсем с маленьким мальчиком, на вид лет 5. Том пытался уточнить, не потерялся ли он, но когда я подошла ближе, я поняла, в чём дело. И даже это в Москве не было редкостью.

— Он на работе, Том, — сказала я и, поймав изумлённый взгляд англичанина, улыбнулась и указала на родителя мальчика, стоявшего в стороне, а потом — снова на ребёнка. Мальчик держал в руках листовки и, нисколько не смущаясь, зазывал людей.

Но самыми прекрасными были вечера в Москве. Выходные как будто стали для меня частичкой ушедшего с первыми сентябрьскими листьями лета, и когда я возвращалась после них, мне казалось, что это была какая-то абсолютно другая жизнь. И, хотя я временила с увольнением, но резюме на будущее уже сделала. И даже кинула его на известный сайт для поиска работы.

— Так значит, Нью-Йорк? — я уже успела кое-что прочитать про актёра, но основное он рассказывал сам.

— Да, это был целый рабочий тур, — задумчиво отвечал он, разглядывая наполовину пустынную Красную Площадь. Как странно! Мы не раз находились так близко отсюда, но ни разу так и не посмотрели известную московскую достопримечательность.

Был. А что произошло потом, я догадывалась.

— И как тебе Нью-Йорк? — мне было действительно интересно, но Том в этот вечер витал в каких-то своих далёких мыслях, совершенно не похожий на себя, не раз уже просматривая что-то в телефоне, отрываясь, а потом снова уходя в гаджет.

— Как сказать, — пожал плечами мужчина. — Помнишь Стинга? Englishman in New York. Вот точно так я себя и чувствовал.

— И всё же это, наверное, очень интересно. Всегда поездки, разные места, множество впечатлений, — я улыбалась, но в глубине души ощущала себя маленькой девочкой, которая донимает папу вопросами о том, что происходит у него на работе и можно ли ей поехать хоть раз с ним.

— Согласен, но иногда это выматывает. Впрочем, как и любая другая работа, — мужчина улыбнулся. Похоже, вид Кремля на фоне догорающего заката его особенно впечатлил.

— А я вот всего раз была за границей. Наверное, именно поэтому так и рвусь в Европу, — я выдохнула. Том впервые за всё время нашего разговора перевёл взгляд на меня.

— Всего раз? И никогда не была в Англии?

— Нет, но хотела бы, — я взглянула на него и улыбнулась. Что мне Красная Площадь! Можно бесконечно смотреть на него, и сердце будет замирать от каждого мгновения, когда он вздыхает, облизывает пересохшие губы или улыбается.

Мы идём дальше, но говорим уже о чём-то отвлечённом. Я всё не решаюсь спросить о том, что меня беспокоит уже не в первую нашу с ним встречу, а именно — что касается его ситуации. Но Том молчал и, более того, даже близко не касался этой темы. Однако и в казино не ходил. Это радует.

— А я тебе говорю, это величайший поэт! Даже в Америке как-то был! — запальчиво говорю я, как и всегда бывает со мной в спорах. Англичанин в ответ улыбается, качая головой, как бы не отрицая мою точку зрения и в то же время не отходя от своей.

— Не слышал, честно. Толстой, Достоевский. Про Пушкина много говорят, но я не читал. Как его, Ес..?

— Есенин! — я поджимаю губы, а потом останавливаюсь посреди улицы и громко-громко — всё равно услышат только местные фонари и, может, пара тех охранников в форме, — начинаю читать. Никогда ещё я не делала это не то что на публику, но и в принципе вслух. И как бы я ни пыталась вживаться, до Безрукова мне тоже далеко. — Ночь морозная, тих покой перекрёстка…

Том так и замер на месте, но, как мне показалось, скорее от неожиданности. Впрочем, и я сама от себя этого не ожидала. И когда закончила, ощутила через одежду клокочущее в груди сердце так явственно, точно схватила его в руку в тот момент.

— Это… — мужчина замялся, заметно восхищённый. Я кое-как отдышалась. Где-то в недрах моего сознания до сих пор эхом отдавался мой крик. Но помимо этого в его глазах сквозило ещё кое-что, что не укрылось от меня. Непонимание. Нет, британцы не поймут русскую поэзию, даже если её им перевести. Впрочем, что им до Есенина? Всего лишь известный поэт, покоривший своим талантом всю Россию.