Андрей Добрынин Когдя я гляжу на красоты природы, Мое равнодушье не знает предела. Ваял я прекрасное долгие годы, И вот оно мне наконец надоело.
Черты красоты уловляя повсюду, Я создал несчетные произведенья, Теперь же, взирая на всю эту груду, Постичь не могу своего поведенья.
Вот взять бы кредит, закупить бы бананов, Продать их в Норильске с гигантским наваром, И вскорости нищенский быт графоманов Казался бы мне безобразным кошмаром.
А можно бы в Чуйскую съездить долину, Наладить в столице торговлю гашишем, Но главное - бросить навек писанину, Которая стала занятьем отжившим.
Ты пишешь, читаешь, народ же кивает, Порой погрустит, а порой похохочет, Но после концерта тебя забывает И знать о твоих затрудненьях не хочет.
При жизни ты будешь томиться в приемных, За жалкий доход разрываться на части, Но только помрешь - и масштабов огромных Достигнут тотчас некрофильские страсти.
Твою одаренность все дружно постигнут, Ты вмиг превратишься в икону и знамя, Друзья закадычные тут же возникнут, Поклонники пылкие встанут рядами.
И ты возопишь:"Дай мне тело, о Боже, Всего на минуточку - что с ним случится? Мне просто охота на все эти рожи С высот поднебесных разок помочиться.
И вмиг я почувствую ноги, и руки, И хобот любви, утешенье поэта, И сбудется все. Как известно, в науке Кислотным дождем называется это.
И, стало быть, нет ни малейшего чуда В том, как человечество ослабевает Недаром плешивые женщины всюду, Мужчин же других вообще не бывает.
Подумай, юнец с вдохновеньем во взоре, А так ли заманчива доля поэта? При жизни поэты все мыкают горе, И вредные ливни все льют на планету.
Андрей Добрынин
Предвкушение праздника вновь обмануло, Мы ведь запросто праздник любой опаскудим, А расплата за то - нарушение стула, Истощение нервов и ненависть к людям.
Разговоры суетные, шутки пустые, Поглощение литрами пьяного зелья Таковы, как известно, причины простые, Приводящие к смерти любое веселье.
Но порой подмечал я с невольною дрожью: Собутыльники словно чего-то боятся, И уста их недаром наполнены ложью Так о главном не могут они проболтаться.
Нечто главное тенью в речах промелькнуло, А быть может, в случайном затравленном взгляде, И опять потонуло средь пьяного гула, И опять затаилось, как хищник в засаде.
И опять потянулись дежурные брашна, И опять замелькали нелепые жесты, Но нащупывать главное было мне страшно За известной чертой человеку не место.
Если что-то извне к этой грани прильнуло, Не надейся, что с ним ты сумеешь ужиться. Предвкушение праздника вновь обмануло, Но иначе не может мой праздник сложиться.
1998
Андрей Добрынин
Я был не нужен никому И к безобразью своему Привык я с самых ранних лет И к роковому слову "нет".
Я к унижениям привык Кривила злоба женский лик, Коль говорил я о любви, Кипевшей у меня в крови.
Мне их вопрос всю плешь проел Давно ль я в зеркало смотрел? И я подался в грибники В лесах размыкать груз тоски.
В тоске бродил я по лесам И как - уже не помню сам Вдруг обнаружил древний клад И стал чудовищно богат.
Я гнусь теперь не от скорбей От груза золотых цепей, И даже полный идиот Не скажет мне, что я урод.
Уродство - свойство нищеты, А коль сидишь с охраной ты В чаду шикарных кабаков, То ты, конечно, не таков.
Пусть ты физически убог, Горбат, плешив и кривоног Достань мобильный телефон, И ты для женщин Аполлон.
Коль ты в прикиде дорогом, Ты станешь первым остряком, И пусть ты глуп, как шимпанзе Вокруг хохочут дамы все.
Как много дам в моей стране! Они по телефону мне Теперь звонят с утра весь день, Но трубку снять мне стало лень.
Мне говорят, как я хорош Устал я слушать эту ложь, И шире мексиканских вод Зевота раздирает рот.
Андрей Добрынин Бесспорно, я хотел любви, Но не за баксы и рубли, И вновь я зачастил в леса, И там стал слышать голоса.
Они твердили свысока: "Ты неуч, глупая башка, А тот, кто Энгельса читал, Тот любит денежный металл.
Без денег чувства просто нет, И лишь услышав звон монет, Снимает женщина скафандр, Как говорил Анаксимандр.
Твой предок сто веков назад Знал не обмен, а лишь захват, И он не прибегал к деньгам, А бил дубиной по мозгам.
Столь архаический обмен Рождал немало мерзких сцен: Без нежных слов, всегда молчком Твой пращур женщин брал силком.
Напрасен был тут женский крик Не знал пощады твой старик, И женщина плелась домой, Противная себе самой.
Тогда достоинство мужчин Определял военный чин И, разумеется, вдвойне Наклонность и буйству и резне.
Неведом людям был покой, И продолжала род людской Не институт любви - семья, А изнасилования.
Но в этот беззаконный век Придумал деньги человек. Была великой эта новь, Ведь с нею в мир пришла любовь.
Когда ж магический металл Платежным средством всюду стал, То вышел полностью в тираж Неукротимый предок наш.
Засунув грязный палец в рот, Смотрел он, как шумит народ, Задаром выпивший винца, На пышной свадьбе у купца.
Андрей Добрынин Хоть пращур был отпетый хам Не смел он волю дать рукам: На слишком дерзких молодцов Была охрана у купцов.
И он, не нужный никому, Побрел от шума прочь, во тьму, Ругаясь в злобе и тоске На древнем грубом языке.
В культурной купле слабый пол Заслон от грубости нашел, А глупость спряталась в лесах С угрюмством в маленьких глазах.
Не может женщин оскорбить Тот, кто желает их купить. Альтернатива тут одна В лесах скрывается она.
Был посрамлен наш предок-хам, И все благодаря деньгам. Естественно, с тех давних пор Ласкают деньги женский взор.
Чтоб оценить себя сполна, Продаться женщина должна; Она свою постигла власть, Когда впервые продалась.
Так перестань в тайге блуждать И женщин желчно осуждать, Вернись в Москву и деньги трать, Чтоб женщин тысячами брать.
Сидит в генетике у дам Любовь старинная к деньгам, А та, что денег не берет, Есть отщепенка и урод.
Не смей ту женщину любить, Которую нельзя купить: Ее язык не в меру остр, И вся она - бесполый монстр.
Но дамы в золотых очках, В цепях, браслетах и значках, Чей храм есть модный магазин... Такие - счастье всех мужчин.
Андрей Добрынин
В Москве таких немало есть Иная может надоесть, Тогда другую ты лови, Чтоб с нею плыть в моря любви".