И вот в один из таких вечеров, я возвращался домой. Вокруг было темно, мой путь пролегал через пустырь за складскими помещениями. Ибо так идти было куда как быстрее, чем переться пятнадцать минут пешком в обход всей огороженной забором территории. Когда тебе лень идти далеко, то даже неосвещенная фонарями дорога покажется не такой страшной, а если учесть, что днем я также ходил по ней, то ничего ужасного вообще не видел. Никто никогда никого не грабил, и по пути не ошивались подозрительные компании. Всегда все было хорошо, до того вечера.

Тогда я шел в темноте и увидел впереди сверкание фонариков. Их лучи светили на землю выбиваясь из-за темных странных силуэтов, которые оказались человеческими стоило только приблизиться ближе. Кроме этого, и отдаленно проезжающих по шоссе мигающих фарами машин больше ничего видно не было. Свет в окнах склада давно не горел, а луну заволокли осенние тучи. Прохладный ветер хлестал меня по щекам как бы подгоняя дальше, ибо опоздание грозило длинной лекцией от дяди, а также лишением каких-либо благ за непослушание. Надо сказать, будучи любопытным ребенком, я часто лишался чего-то хорошего по этой методике воспитания. Хотя, что вообще можно было отобрать у ребенка, который лишен всего? Телевизор? Выкрутить лампочку из ночника? Я жил бедно, до школы всегда добирался пешком, денег никаких не имел. Мне нечего было бояться.

Проходя мимо этой странной компании с фонариками, я слышал их хохот, тяжелое дыхание, подбадривающие крики. Они окружили кого-то в центре, того кто лежал на земле и пытался защититься. Свет фонарей слепил ему глаза вырывая из мрака гримасы полные боли, которые наполнялись ужасом и страданиями с новыми криками, и ударами. Слышать это, было чем-то мучительным, но не ужасным. Частенько сталкивался с подобным, но никогда не видел это так близко.

В тот момент я подумал: «А что было бы, если бы те, кто бьют сами оказались на месте избиваемого?». Если поменять их местами, то они также будут улыбаться? Также буду радоваться боли другого? Будут ли они избивать кого-то после того, как сами ощутили нечто схожее?

Мой маленький мозг десятилетнего ребенка порождал вопросы быстрее чем мир и окружение успевало давать мне ответы. Хотя кто мне их вообще давал? Единственный ответ, который внезапно плюхнулся на меня подобно утреннему снежному кому с крыши — откровение какого-то бездомного пьяницы, остановившего меня, когда я шел утром в школу. Он тогда сказал: «Эй малой, ты знал, что все люди уроды? Так знай, ибо эти уроды испортят твою жизнь и сделают уродом тебя!». Глубокомысленно, хотя чего ожидать от человека променявшего свою жизнь на бутылку алкоголя.

В общем, когда я остановился напротив компании людей, избивавших кого-то, и начал задаваться вопросами, один из них повернулся и пустил луч света мне в глаза.

— Твою мать! Тебе чего здесь надо?! — закричал он на меня и сделал шаг сокращая разделяющее нас расстояние.

Мне было страшно. Тело начало трястись от окутывающего ужаса, от чего мне становилось все труднее двинуться с места. Я был похож на козу, которую тренируют впадать в ступор, когда на все стадо нападают волки, тем самым ценой одной жертвы спасаются все остальные.

— Да оставь ты его! Пусть идет дальше! — крикнул этому парню кто-то.

Когда он подошел ко мне ближе и свет фонаря, направленный мне в лицо, смог высветить его собственное, я увидел обычного подростка. Молодого парня лет шестнадцати-восемнадцати. Мы тогда частенько с одноклассниками смотрели на старшеклассников из соседней школы и завидовали им, мечтали стать взрослыми и свободными как они.

— Проваливай отсюда! — сказал он, толкая меня в плечо, — Или сам получишь!

Я повернулся и сделал пару шагов прочь от них, а затем остановился. Почему-то в груди начало ныть от одного осознания того, что я бросаю человека на растерзание толпы.

Страх говорит мне, что я ничего не могу сделать, и лучше всего бежать домой, вызвать полицию, оповестить всех кого только могу. Ведь только так может поступить ребенок десяти лет. Так я должен был поступить по логике. Но что есть логика присущая взрослым в мире ребенка? Это неизвестная величина, вокруг которой так крутятся все взрослые люди. Они упиваются ею, стараются гордиться, показывают всем, кого увидят на своем пути, и очень сильно ненавидят тех, кто не придерживается того же. По крайне мере я так считал в детстве. Не так, конечно, сложно и витиевато, упрощенно, все-таки десятилетний разум далек от высокой философии жизни, но думал я именно так.

Поэтому, когда я остановился и медленно повернулся в сторону группы подростков, то зачерпнул с земли горсть камней.

Не знаю, что мной движило тогда, но позже я нашел ответ на этот вопрос — жажда справедливости. Меня бесило, что те, кто бьют сами никогда не получали удары. Кто-то должен был заставить почувствовать их ту боль, которую испытывает человек у их ног.

Именно с этими мыслями я швырнул первый камень, а затем второй.

Маленький снаряд просвистел в ночном воздухе и попал в голову парня, который толкнул меня. Он закричал от удивления хватаясь за затылок и сгибаясь пополам. Кто-то обратил на него внимание повернувшись, и мой второй камень попал уже в щеку этого невезучего. Парень схватился за щеку закричав, а затем согнулся чтобы выплюнуть выбитый зуб и сгусток крови. Они посмотрели на меня, и все остальные остановились.

Жертва избиения воспользовалась секундной заминкой и вырвавшись из цепких рук убежала. Попытки догнать не привели ни к чему хорошему, лишь пару парней погнались в темноту, но затем вернулись, разводя руками, пока остальные уже окружали меня.

Надо ли упоминать, что от страха мои руки тряслись так сильно, что все камни посыпались на землю? Мне чудом удалось не намочить штаны, и попытаться убежать от них подальше. Но куда десятилетке тягаться с подростками в скорости бега? Меня тут же догнали и подставив подножку повалили, заставив пропахать носом твердый грунт с каменными крошками.

Было больно. Тогда я прикусил язык, и чувствовал, как он разбухает во рту наполняя кровью мой желудок, а пара передних резцов бесследно исчезли где-то во тьме.

— Он кинул в меня камень! — закричал один из парней, окруживших меня.

Удар ногой сокрушил мои внутренности, когда коснулся правого бока. Ребра натужно захрустели, но выдержали. Ибо в момент замаха ногой парень покачнулся, от чего удар пошел по касательной, и половина силы, предназначенной для меня, ушла в пустоту. Но на этом мое везение не окончилось.

— Эй, тише, это всего лишь мелкий крысенок, — раздался чей-то спокойный голос.

Лиц не было видно из-за бьющего мне в лицо света фонарей, но я помню, как меня спросили:

— Ты хочешь бежать домой к мамочке, и мы тебя будем унижать всю оставшуюся жизнь, или дашь нам немного отыграться на тебе, и мы больше никогда тебя не тронем?

Вопрос был странный. Они все равно так и так буду бить меня, но от меня зависит сделают это сегодня или завтра. Я пока не знал, что за собой несет понятие «вся жизнь» и какова вообще его тяжесть в осмыслении, но я задумался. Задумался о том, что если я убегу, то завтра они будут меня унижать, я буду каждый день валяться у их ног как тот убежавший, а если останусь, то все равно все будет также, но всего один раз.

Я был странным ребенком, другой на моем месте заревел бы от страха прося отпустить его, но я этого не делаю. Лишь закрываюсь рукой от этого надоедливого слепящего света, и пытаюсь решить свое будущее. Хотя какой там. В этот момент во мне начало пробуждаться новое чувство — упрямство. Желание, что заставило меня медленно подняться на ноги, вытереть кровь из разбитого носа и стертой кожи лица…

Чтобы потом снова упасть на землю от удара в живот.

Они не дождались моего ответа, или сами увидели его в моем жесте. Но в тот момент пока я лежал на земле свернувшись клубочком, пытаясь рюкзаком закрыть живот и голову, чтобы не было слишком больно, я пытался не кричать от боли. Упрямство заставило меня стиснуть зубы посильнее и терпеть, терпеть и еще раз терпеть. Меня били по голове, спине, бокам, ногам, поднимали за волосы и давали пощечины проверяя жив я или нет, и все это время я лишь бросал на них взгляд полный превосходства. Они не получили от меня ничего. Ни денег, ни удовольствия избиением, ни превосходства.