Чёрный пепел развеет дыханье

Юрий Кузнецов

«Если что-то нельзя изменить,

Это можно хотя бы описать», –

Этому меня научила ты

Так слушай же…

Давай поговорим по-взрослому

Без наших извечных подростковых скандалов:

Ты была самым драгоценным даром моей юности,

Даром, который я так и не смог принять

В те дни у тебя была лишь одна соперница: Сицилия.

(кульминация – ты и я в апельсиновых рощах…)

Край земли, где мне хотелось остаться навсегда,

Ты словно вышла из пены у её берегов,

Из морей, что прославили её своими пиратами

Я долго не мог поверить в саму реальность твоего существования:

богемное воплощение моих снов в человеческой коже

Инфанта с глазами, похожие на хищные цветы, и виноградинам в животе

Хтоническая ласточка

Амфора красной ртути

Магма обетованной земли

Тайное имя всего легиона моих демонов

Но сейчас я хочу тебя отпустить…

На месте отсутствия тебя чистый ужас,

Но в котле ужаса варятся подростки,

Поедая самих себя на ужин,

Ужас виден в подзорную трубу юнги,

Я же, обрубая последние потайные канаты,

Отчаливаю к иным берегам

Ты была главным вулканом моей юности

Но наш Третий Рим – пустота, а Четвертый – Помпеи…

Где была наша дорога в Вечный Город?

Ты говорила, что «в провинции у моря»,

Я – что на пупе земли..

Мы шлялись из края в конец, меняя вино на ром и

первородство на первобытность

Ты сходила с ума

И бредила кораблями-фантомами,

Где матросы идут на абордаж со смычками в руках

Я же прятал свой компас за пазухой,

чтобы ты не сбивала с курса

И всё же ты была самой прекрасной жемчужиной сумерек

в короне рогов морского дьявола

(суме-рек-имя-рек, есть ли имя у рек, впадающих в бездну?)

Но я до сих пор думаю, могла ли ты быть реальна?

Морские волки залпом осушали бутылку, желая на дне найти тебя,

А ты в клюве приносила мне вина жизни,

Когда мое сердце было сущим птенцом,

И потому мой якорь до сих пор на твоём дне

Но хватит, пора переводить эту партию в эндшпиль

и закрывать судовой журнал юности :

Прометей был прикован за бунт,

Я же порву эту цепь смирением

Пусть ты всё ещё жива во мне,

(а я живее всего был, когда был в тебе -

концентрация тленной жизни, что бросала вызов вечности)

Но это лишь пепел,

Несгораемый пепел Феникса, квинтэссенция вечной молодости

Я зачерпну его щедро в ладони

и подброшу его над головой, как салют,

И когда он коснется моей головы,

Тот ветер жизни, что принёс и тебя,

Развеет по морю все мои грехи

Всё что было и не было,

А в самых затаенных уголках меня,

где прячется твоя тень,

останется лишь: «Да здравствует Инфанта!»

Вот только одежды, увы,

придётся срывать не с тебя, а с себя

Моя инфанта, amen

Тихий Авалон

Стрела, пронзившая море,

Путь держит на Авалон.

Там вместо унынья и горя

На шее алмазный кулон.

Там пейсы бастарды обрезав

Затылками ловят луну,

Богатства безумного Креза,

Как гирю отправив ко дну.

И саваном детским укрывшись,

Заткнув один глаз темнотой,

Целуются тихо, как мыши,

Под нежной Полярной Звездой

Феникс

(для литературной дуэли на тему "В бой идут одни старики" )

В бой идут одни старики,

Видя время стенками век.

Мы на дне великой реки,

И никак не выйдем на свет.

И никак не крикнем "Ау!",

И не знаем, где каждый второй.

Ты кипишь в пылающем рву,

Я давно лежу под горой.

Время тяжестью матки-земли

И дыханьем воды-глубины

В круговерти мертвой петли

Нас ввинтило в ветхие сны.

Нас спалило, как вражий аул,

Нас вспороло, как тушу свиньи.

И никто не кричал: «Караул!»,

И «Аминь» не сказали свои.