Развернувшись вполоборота от стола, Серёжа не отрывал от нас задумчивого взгляда. Он выглядел таким одиноким за общим семейным столом, что у меня сжалось сердце. Когда мы подошли, Серёжа вновь поднялся, Катя робко произнесла:

– Папа, здравствуй.

Распахивая руки, он с видимым облегчением выдохнул:

– Здравствуй, Котёнок! Иди, детка, ко мне.

Секунду помедлив, Катя с всхлипом приникла к его груди. Я услышала шёпот: «О, детка, прости… папочка… мой папочка…» Теперь и я выдохнула с облегчением, присела на пустующий стул Андрэ, предоставив свой в распоряжение Кати. Усаживая дочь, Серёжа не отпускал её от себя – продолжал обнимать одной рукой, прижимаясь губами к её ушку, потом Катя что-то сокровенное нашёптывала на ухо ему.

Я принялась за еду и сразу вызвала переполох. Маша вскочила, стараясь придвинуть ко мне тарелки с закусками и салатники. Стефан заинтересованно наблюдал, как я жую.

«И что сижу столько лет напротив него? – сварливо подумала я. – Не хватало, чтобы догадался раньше времени!» Я скорчила ему гримасу, он ласково усмехнулся.

– Маша, вкусно, язык проглотишь!

– Ешь, Маленькая, ешь! Ты последний раз ела-то за завтраком?

Я кивнула с набитым ртом. «Спасибо, Машенька, спасибо, что дала объяснение моему аппетиту!» Утолив первый голод, я решила передохнуть, хотя пирог с капустой и грибами манил ароматом и румяной корочкой. Маша дотянулась до блюда с пирогом и, захватив кусок, положила в мою тарелку. Стефан и на этот раз не пропустил мой вожделеющий взгляд. «Неет, надо пересаживаться! Сидя против него, я всё время голодной буду».

– Ешь, не вздыхай, – опять помогла мне Маша. – Пирог вкусный, как ты любишь.

– Я ем, Маша, благодарю.

В прошлую беременность в первой её половине, я беспрестанно что-нибудь жевала. За столом опустошала тарелку за пять минут, не морочась, придвигала к себе один из салатников, прямо раздаточной ложкой черпала из него и отправляла содержимое в рот.

Стефан, встревоженный слишком быстрым набором веса, хотел ограничить меня и… натолкнулся на сопротивление Маши:

– Какая такая диета? – уперев руки в бока, грозно шагнула она к нему. – Ты в своём уме? В ней ни жиринки до того не было! Она хоть на женщину стала похожа – сама округляется, и детей в себе растит. Ты помнишь, что детей-то в ней двое?

Не дожидаясь ответа, Маша отвернулась от Стефана и пододвинула ко мне тарелку с куском хлеба, намазанным маслом, и куском малосольной белуги сверху.

– Ешь, Маленькая, ешь, детка. Смотри-ка, чего удумал, кушать беременной женщине запрещать!

Стефан в молчаливом возмущении вращал глазами – на Машу, на меня, продолжающую меланхолично жевать, на стол, уставленный тарелками с едой, в отчаянии махнул рукой и, чуть не задев мою защитницу, стремительно вышел из кухни. Злопыхая, Маша прокомментировала:

– Ишь, к Сергей Михалычу побежал. Его вразумлять теперь будет. Ты не слушай, Маленькая, ешь, сколько захочется. Организм, он сам понимает, сколько ему надо. – Маша повернулась в сторону двери и крикнула: – Запрещать он ещё будет! Ты своей Дашке запрети, она у тебя скоро в двери проходить не будет.

– Маша! – прошамкала я.

– Что Маша? Правду я говорю. Ешь-ешь, детка.

Серёжа весело поблёскивал глазами, наблюдая, как я отправляю в рот всё, что попадается на глаза. Я жевала и в спальне, куда Маша каждый день тащила и сласти, и сухофрукты, и свежую выпечку.

В жарком шёпоте, целуя мой набитый едой рот, Серёжка называл меня запасливым хомячком.

Я спохватилась, доедая второй, положенный заботливой Машиной рукой, кусок пирога. Маша умилялась моему аппетиту, а Стефан сделался задумчив. Я открыто посмотрела ему в глаза и поняла – всё! Стефан догадался. «Даа, день не кончился, а тайну я выболтала уже двоим!»

Семья тем временем вернулась к привычным разговорам – решала важные и не очень, общие и личные проблемы.

Даша спорила о чём-то с дочерью, попросту давила на Анюту, та не очень храбро, но всё же сопротивлялась, защищаясь мнением Эдварда. Максим и Павел обсуждали вопросы безопасности. От кого исходила инициатива реорганизации, я за едой пропустила. Маша под рукой задремавшего Василича, увлеклась беседой с Женей и Катериной, обсуждая уже заказанное меню на завтра.

Катерина мало изменилась за прошедшие годы – так же сметливы и быстры глаза, столь же проворны ноги и руки. Жизненную силу в неё вселяет успех Марфы, пока это небольшое ателье по пошиву модной одежды, но Марфа талантлива и настойчива и, думаю, вырастет в модного дизайнера. Почувствовав мой взгляд, Катерина посмотрела на меня, я улыбнулась. Мы с нею так и не стали близки. Она часто вспоминает мою маму, и, когда вспоминает, глаза её увлажняются слезами.

«Все эти люди – моя семья, – думала я, медленно обводя гостиную глазами. – Беспокоит меня только Даша. Какие бы планы на будущую жизнь она не строила, Стефан в дом Эдварда не поедет. Даша от мужа не откажется, а, значит, и жить она останется с нами. Но слишком уж Даша стала неуживчивой».

Я встала. Максим тотчас отвлёкся от разговора и спросил:

– Мама?

– Пойду чай заваривать, сынок.

Паша поднялся вслед за мной.

На кухне он достал из шкафа заварочные чайники и расставил их в линию на столе. Я сыпала заварку, он закрывал крышкой чайник и ставил его в раковину. За много лет все действия у нас были отработаны до автоматизма.

– Сердишься? – наконец, прервал он молчание.

– Паша, почему ты всегда опаздываешь?

– Сам не знаю. Мне и Сергей Михалыч не раз говорил.

– Кто рассказал Стефану о встрече в торговом центре?

– Я. Я шёл к себе, когда он к гаражу подъехал. Подождал, чтобы вместе к коттеджу идти. Ну, и рассказал. – Паша почесал затылок. – Он выслушал, развернулся и пошёл назад к дому. Я крикнул, что ты просила не беспокоить тебя, он только шагу прибавил, почти побежал. – Паша тяжело вздохнул. – Я уже к себе зашёл, когда понял, что будет, если Максим встанет у него на пути. Ну, и… опоздал.

– Ты понимаешь причину такого поведения Стефана?

– Сейчас, да. Стефан хотел убедиться, что ты в порядке.

– А когда он пошёл назад к дому, ты не понимал?

Паша грустно покачал головой.

– Может, я тупой, Маленькая?

– Может, ты, Паша, недостаточно мотивирован исполнять свою службу? И, если ты, как ты выразился, «тупой», я заменю тебя «острым» начальником службы охраны. А ты будешь инструктором в тренажёрном зале, а в свободное время станешь помогать Василичу.

Против обыкновения, я сама взяла закипевший чайник в руки и, не спеша, облила кипятком, составленные в раковину заварники. Опираясь боком на стол, Паша наблюдал за мной и обиженно сопел. Отставив пустой чайник, я заговорила снова:

– Максим молод. Ему требуются поддержка и помощь. Я прошу серьёзно обдумать, способен ты обеспечить надёжную работу службы охраны или нет. На раздумья у тебя сутки.

Паша надел на руку варежку и выставил заварочные чайники из раковины на деревянную подставку. Я взяла в руку другой, булькающий кипятком, чайник. Паша покаянно произнёс:

– Маленькая, давай я сам.

Я поставила чайник на стол.

– Паша, я тебе благодарна, безмерно благодарна за многое. Ты был со мной, когда я убежала в Алма-Ату, я благодарна тебе за своё спокойствие, когда ты сопровождаешь Сергея в поездках. Ты блестящий инструктор самообороны, я знаю, оба моих ребёнка, обученные тобой, сумеют постоять за себя в сложной ситуации. Всё это бесценно. Ты моя семья, Паша. Но в настоящих условиях мне требуется ещё одно, ты должен уметь на несколько шагов вперёд просчитывать действия других людей. Мне надо, чтобы ты не опаздывал.

– Я понял, Маленькая. Задача ясна.

Я накрыла чайники фланелью и только теперь посмотрела ему в лицо, и была приятно удивлена – Паша внутренне собрался, взгляд у него был прямым, обиды не было и в помине.

– Есть один человек, – сказал он, – мне его на той неделе рекомендовали. Боевой офицер. Получил ранение. Комиссовать, не комиссовали, но на боевые задания не посылают, на бумажной работе держат. Савелий зовут. Молод, тридцать лет, хочет увольняться в запас. Я поговорю с ним завтра же.