Анюта судорожно оглянулась на мать и вернулась виноватым взглядом ко мне. Я ласково поцеловала её в лоб.

– Не торопи роды, девочка, всему своё время. Малыш сам знает, когда ему пора, разговаривай с ним больше. – Я рассмеялась. – И наслаждайся свободой! Когда родишь, Анютка, будешь привязана к малышу.

– А дедушки и бабушки на что? – вновь подала голос Даша. – Вчетвером, думаю, справимся с одним ребёнком. Правда, Стефан?

– Справишься! Сиськой тоже своей кормить будешь?

– А и что такого? Сейчас вон сколько разного для детей и без сиськи можно вырастить.

– Дак, с сиськой-то малышу лучше, – подал голос Василич и подмигнул, – особливо ежели мальчик.

– А тебе откуда знать, Василич, – огрызнулась на шутку Даша, – ежели ты своих не заимел?

Стефан так взглянул на Дашу, что Даша присмирела.

– Рожать тебе дней через двадцать? – спросила я у Анюты.

– Да, через три недели! И со свадьбой мы тоже всё решили – будем свадьбу играть через три месяца после родов, когда я в себя приду. Эдвард до родов предлагает, чтобы ребёнок, когда мы уже муж и жена, родился, но вы же знаете, я настоящую свадьбу хочу, и фата чтобы, и платье белое в пол!

Стефан усмехнулся. Приготовившись к бою, Даша тотчас развернулась к нему.

– А в чём противоречие? – вновь спросила я Анюту. – Брак вы можете зарегистрировать сейчас, а свадьбу потом сыграете.

– Маленькая, это же затратно! – возмутилась Даша. – Регистрацию брака праздновать придётся, а потом ещё свадьбу. Лучше уж зараз.

Я растерялась.

– Даша, Эдвард успешный бизнесмен…

– Лидия Ивановна, Эдвард так и хотел, ещё два месяца назад предлагал зарегистрироваться и в свадебное путешествие поехать. Он хотел в Штаты к своему отцу, ну к тому, который художник. А мама не согласилась.

Я смотрела на Дашу, вспоминая её юной горничной в доме Андрэ. Куда подевалась милая, быстроногая и ласковая девочка? На диване восседала грузная дама с замысловатой причёской, с излишне ярким макияжем и в излишне декольтированном туалете, возгордившаяся предстоящим родством и жаждущая управлять и дочкой, и зятем, и всей его семьёй.

Недавно Маша шёпотом и, оглядываясь на дверь, поведала, что Даша всю жизнь попрекает Стефана за то, что тот отказался от зарплаты врача-целителя всей семьи. Ни Даша, ни Стефан не знают, что Серёжа открыл на имя Стефана счёт и на протяжении всех этих лет каждый месяц перечисляет туда его зарплату, ещё и вкладывая эти деньги в разные финансовые инструменты. Равнодушный к деньгам, как, впрочем, и к любым другим материальным ценностям, Стефан всегда очень прилично зарабатывал и всё, что зарабатывал, отдавал жене. Даша же деньги складывает. Куда – никто не знает, банкам она не доверяет, равно как и инвестиционным инструментам. Одеваться сама и одевать Анюту норовит, присоединяясь к моим вояжам за обновками, дабы не платить самой, а к праздникам или дням рождения, не церемонясь, делает заказы на туалеты, меха или украшения.

Недостаток пищи в раннем детстве, когда пьяные родители забывали покормить девочку, обернулся скаредностью в зрелом возрасте.

– Анюта, замуж ты выходишь за взрослого мужчину. Пусть он сам решит, как будет лучше и для тебя, и для малыша, доверься ему! А твоя мама просто боится отпускать тебя за океан. Ты у неё единственный ребёнок, да, к тому же, чудо какой красивый и умненький ребёнок! – я потрепала её за нежную щёчку.

– Ой! – вскрикнула она, прикладывая ладошку к животу. – Он пнул меня. Потрогайте, Лидия Ивановна! – Анюта схватила мою руку и прижала к своему животу.

Я тихонько рассмеялась.

– Слышите? Ой! Ещё раз!

– Слышу, Анюта.

Я отняла у неё свою руку и с тревогой посмотрела на дочь – Катя спускалась по лестнице в вечернем туалете. «Долго же ты плакала, детка! – подумала я. – Я уже хотела идти за тобой!» Вздёрнув головку, Катя пересекала гостиную. Так и шла, ни на кого не глядя, ни с кем не здороваясь, пока не достигла меня и Анюты. Подойдя, вежливо улыбнулась и спросила:

– Здравствуй, Анюта. Как ты себя чувствуешь?

– Хорошо, Катя. – Растерявшаяся Анюта переводила взгляд с заплаканного лица Кати на моё и обратно. – Катя, у меня малыш шевелится, хочешь послушать? – предложила она.

Катя вновь вежливо улыбнулась и кивнула, но спустя несколько мгновений её глаза блеснули восторгом, и она прошептала:

– Мама, он шевелится… ой! Толкается! Это ножкой, да? – Катя наклонилась и обеими ладошками обняла живот Анюты. – Анютка, а тебе не больно?

Все засмеялись. Кроме Стефана. Сдвинув брови, он с болью в глазах смотрел на Катю.

Девчонки уселись на диван, тесно прижались друг к другу и стали шептаться. Анюта смеялась, Катя вначале редко, потом всё чаще вторила ей. «Благодарю, Анюта, за доброе и отзывчивое сердечко твоё благодарю!» Я поцеловала одну, потом другую в их душистые макушки и пошла на кухню.

– Маша, добрый вечер.

– Не добрый! – отрезала Маша. Согнувшись вдвое, она сердито расталкивала кастрюли по ячейкам посудного ящика.

– Что так? … Что-то случилось?

Маша выпрямилась и выдула воздух на лоб.

– Вначале ты мне скажи! Завтра мой день рождения или не мой?

– Маша, я не понимаю.

– Нет, ты мне ответь!

– Завтра твой день рождения, Маша.

– Вот! Мой, значит. А если день рождения мой, то и гостей каких хочу, тех и зову! И за столом этого вашего Эдварда я завтра видеть не хочу! Вот так! Или он, или я! – Толкнув ногой ящик, Маша задиристо нацелила в меня подбородок.

– Что вдруг случилось? Что ты имеешь против Эдварда? Он обидел тебя?

– Да, он меня обидел. Он внучку мою бросил, и тем меня обидел. Такую умницу, красавицу ради этой вот, с чужим ребёнком в брюхе!

– Маша! Маша, ну что ты говоришь? Девочка на руках у тебя росла. И потом, я не понимаю, почему ты решила, что Эдвард Катю бросил?

– А как же? – Маша развела руками. – Эта вот и сказала – ради её Аньки нашу Катеньку бросил!

Я покачала головой.

– Маша, Катя сама Эдварду отказала. Помнишь, мы знакомиться к родителям Эдварда ездили?

– Ты о чём спрашиваешь? Я тот день век не забуду! Василич в больницу угодил, а я в тот день насилу с ужином управилась, решила, что списывать меня пора.

– Вот в тот день Катя и отказала Эдварду.

– А что же эта бессовестная мелет?

– Я не знаю, что и кто мелет, Маша. У тебя «эта» и Анюта, и Даша.

– Да барыня наша новоявленная, Дашка. Она хвасталась, что Эдвард её Аньку любит, и что он на всё ради Аньки готов, что и Катю бросил и тёщу – её, то есть, к себе в дом берёт!

– Любит, и хорошо! Пусть и Анюта, и Эдвард счастливы будут.

Маша пытливо посмотрела на меня.

– А чего Катя тогда плачет?

– Катя плачет совсем по другой причине.

– Что и не скажешь?

Я покачала головой.

– Сегодня не скажу. А кто и кого бросил, ты завтра у Эдварда сама спроси. Он тебе всю правду и поведает.

– И спрошу! Сергей Михалыч-то, когда будет? У меня давно всё готово. До которого часу ждать будем?

– Не будем ждать, Маша, сейчас сядем ужинать. Давай на стол накрывать.

– Как же без Сергей Михалыча? – спросила она меня в спину.

«Я и сама толком не знаю, Маша, как без него», – подумала я, выходя из кухни, и увидела Серёжу. Он только что вошёл в гостиную. На его волосах блестели капельки дождя. Всего секунду помедлив, я пошла навстречу, заранее протягивая руку для приветствия.

– Здравствуй, Серёжа. Рада тебе.

– Здравствуй, Лида. Замечательно выглядишь!

«А ты вот не очень, – отметила я мысленно. – Глаза у тебя, Серёжа, уставшие и голос отчего-то грустный».

– Благодарю, Серёжа.

Взяв мою руку, он медленно, один за другим стал целовать кончики моих пальцев. В гостиной воцарилась гнетущая тишина. Я чувствовала себя мишенью под перекрёстным обстрелом глаз. Сергею, наверное, было ещё хуже. Я улыбнулась.

– Проходи, мы как раз ужинать собираемся. Поужинаешь с нами?

Он улыбнулся.

– Я вижу, ты уже всё решила?