Искатели покинули Бенгардию через выжженную пробоину от снаряда в бревенчатой стене.

Астра пожертвовал Агнии тонкую, но прочную нитку (он всегда носил с собой нитку с иголкой – на всякий случай), такую, что натянешь её – и она зазвучит, как струна. Агния на ходу обвязала ею искренник сложным узлом – сколько ни смотри, не повторишь – и повесила его Репреву на шею, как медаль. Репрева распирало от гордости.

– Пока мы не ушли далеко от Бенгардии… – остановившись, сказал Алатар. – Астра, читай, куда нам дальше.

– «Доброй ночи, искатели! Эта запись будет короткой – пишу в темноте, на ходу и очень надеюсь, что вы разберёте мой почерк. Держите путь к болотам – они отмечены на карте. То место, где начинается испытание, вы не пропустите – вернее сказать, оно не пропустит вас. Прошу простить меня за двусмысленность, но двусмысленность – одно из тех слов, которые наиболее точно описывают весь Зелёный коридор. Есть ещё одно слово… Ладно, не одно, несколько, целое предложение из слов! Дважды прошу прощения: я не какой-нибудь там несчастный поэтишка и не умею красиво выражать мысли. Я простой отрядовец. Кстати, папочка, ваше превосходительство, если вы читаете эти строки…» – неловко кашлянув, Астра сказал:

– Дальше Орион неприлично высказывается о докторе Цингулоне.

– Артифекс! Ну Астра… – выдохнула Агния.

– Но почему… – совсем сбился с толку Астра. – Почему Орион называет доктора Цингулона «папочкой»? Цингулон что, его отец?

– Не говори глупостей! – вставил Репрев. – Нет у генерала детей. И ты не забыл, что наш картограф – пантера-феликефал, а Цингулон – лев-феликефал?

– Может быть, Орион – приёмный.

– А может быть, ты не умеешь читать?

Астра волнисто взбил линию губ, собрав у носа розочку из морщинок, но продолжил чтение:

– «Так вот, я – простой отрядовец, а мой доброжелатель, который любезно согласился быть моим путеводителем (и который, между прочим, помог мне с побегом), – он, гад, не так прост, уж больно заковыристо выражается. Иногда я даже не понимаю, о чём он говорит, – такой он умный! Как будет хорошо, если потом он не окажется всего лишь плодом больной фантазии из-за проросшей в моём котелке малахитовой травы. Мой доброжелатель как-то сказал мне: если ты чего-то ждёшь, то это случится, но с точностью до наоборот. Если я скажу, что вас ожидает на этих болотах, то вы можете навсегда застрять в них. Но вы так и так можете увязнуть в трясине… Мне даже нельзя говорить, лёгкое ли, тяжёлое ли вас ждёт испытание. Но я знаю, что вы не одни: одному нельзя пройти Зелёный коридор. А значит, вдвоём вам будет проще дойти до конца. Невзирая на то, что, когда ты не один, ты несёшь двойную ответственность – путеводитель ли вы или не путеводитель, без разницы. Противоречие у нас какое-то, не находите? Вроде бы этот феликефал вам говорит, что вдвоём проще, а получается, что ничего и не проще. Что ж, Коридор – одно большое противоречие, это мы с вами уже выяснили.

Ах да, чуть не забыл – совет… идите на испытание ночью. Пойдёте днём – только время потеряете. Больше сказать ничего не могу, для вашего же благополучия.

Мятного пути! Ваш картограф, Орион, который после посещения болот поклялся себе никогда больше не пить клюквенный морс (если только с мятой).

В добрый путь, путеводитель!»

– Любовь к мяте – первый признак хорошего феликефала, – промурчал Алатар, мило улыбаясь.

– Да этот котяра повёрнут на мяте, – покрутил лапой у виска Репрев. – И ты тоже, бенгардиец. Всегда догадывался, что все коты чокнутые. Вы уверены, что он приведёт нас к прииску, а не к своей мятной плантации? Как таких ещё в отряд берут? Да этот феликефал за душистый пучок мяты выдаст все пароли и явки и поблагодарит на прощание!

– Нам нет причины ему не доверять, – сказал Алатар. – Пока его карта не врала – посмотрим, что будет дальше. Да и выбора у нас особого нет. А петлять в Зелёном коридоре мы можем так долго, пока кто-нибудь из нас не упадёт замертво. Ладно, выбираем путеводителя. Нас ждёт тяжёлый переход. До болот десять дней ходу.

– Артифекс, выбери уже себя, и пойдём, – недовольно пробубнил Репрев.

– Вам нужно учиться быть путеводителями. Для этого испытания предлагаю выбрать Астру.

Астра, услышав, что Алатар предложил его кандидатуру, встрепенулся.

– Ну конечно, кого угодно, только не меня! – брякнул Репрев.

– А ты сам себя бы выбрал? – с улыбкой спросил тигр.

– Я ничем не хуже тебя или того же Астры! И я за смену ролей, так сказать, за разнообразие. Но только потому, что я не люблю сырость и лягушек, пусть будет Астра.

– В следующий раз ты поведёшь, Репрев, – порешил Алатар и спросил с торжественной важностью: – Астра, ты готов стать путеводителем? – Астра, обхватив себя за шею, дурашливо улыбался, но потом убрал дурашливую улыбку и волево провозгласил:

– Готов!

– Тогда говори.

– Согласны ли вы, что я, кинокефал Астра, буду вашим путеводителем?

В один из дней искатели набрели на ручей – не всё же питаться ягодами и грибами. Алатар, как и обещал, взял Репрева с собой на рыбалку, а остальные, устроив привал, остались дожидаться их неподалёку на опушке так, чтобы до них можно было докричаться, – то безопасное расстояние, на которое могут удаляться друг от друга искатели малахитовой травы в Зелёном коридоре, как пояснил Алатар.

Алатар, пригнувшись, полз по ручью под густой зеленью деревьев. Алмазный тигриный взор блуждал по бурному потоку, захватывая малейшие изменения в казавшейся непроглядной, всклоченной на порогах, как пух, пене. Навострив уши, своим острым слухом тигр прислушивался, как неумолчно трезвонит вода, пытаясь вычленить те подводные шорохи, что никогда не разобрать Репреву. Репрев, конечно, не полз – это было ниже его достоинства. Он стоял чуть позади Алатара, оттираемый напористым движением воды, и наблюдал за тигром: бенгардиец, расставив передние лапы, целуясь с крошившимся хрусталём ручья, делал то, что у тигров получалось лучше всего, – ждал. Ждал, замерев и затаив дыхание, один только опущенный в воду кончик хвоста дёргался, вальсируя, как живая приманка.

Алатар бросился мордой в ручей без предупреждения, с разящей стремительностью. Брызги стегнули Репрева, как плеть, он отшатнулся, еле устоял на лапах, едва не грохнувшись в воду.

– Больше никогда так не делай! Я чуть было не сделал из пресного ручья солёное море! – испуганно завопил Репрев, когда Алатар вытащил голову из-под воды.

Тигриные клыки с лопающим хрустом, удобнее захватывая необъятную форель поглубже в пасть, перемалывали минеральную глазурь поблёскивающих на солнце чешуек в перламутровое крошево бликов. Рыба упрямо выгибалась, как двуручная пила, била хвостом, готовясь вот-вот испустить свой рыбий дух, и позолоченная тесёмка света резвилась на чешуйчатом серебре. Жаберные крышки форели разворачивались, открывая краснеющий мясом выворот жабр; рыбьи губы посасывали воздух, что-то безумно бормоча, пучились дурью глазищи. С тигриного подбородка свисали красные потроха рыбины.

– Да как ты это сделал? – завистливо, не веря своим глазам, взвизгнул Репрев. – Под водой же ничего не видно, ну совсем ничего!

– Видно всё, и даже больше. Если быть внимательным и полностью отдаться занятию, – крутым взмахом головы выбросив рыбу на берег, поучительно произнёс Алатар.

– Быть внимательным, и только? Тоже мне премудрость, – язвительно высказал сомнение Репрев. – Ты определённо чего-то недоговариваешь, бенгардиец. Вы, тигры, с детства обучаетесь рыбной ловле, чтобы потом ловить форель зубами, как мух. А у меня это первый опыт, и ты мне даёшь совет: будь внимателен! А какой у тебя бросок, видел бы ты: думал, шею себе свернёшь. Моя бы головушка свернулась – с плеч долой!

– У тебя, как и у большинства, рассеяно внимание.

– Но это никак не объясняет, как ты видишь сквозь воду, – сказал Репрев.

– Объяснение одно и простое: обратись к своим пяти чувствам. Для начала хотя бы к пяти. Взгляни дальше своего взора.