Алатар неспешно побрёл вперёд, и искатели двинулись за ним.
– А мы с Агнией, – сказал Умбра, – когда к морю ходим, собираем там очень старые камни.
– Окаменелости, Умбра! – засмеялась кинокефалка.
– Да, окаменелости, – исправился дракончик. – А как они назывались, эти окаменелости, Агния? Прости меня, я старался запомнить – запомнил, а теперь снова забыл, – поник Умбра, но не прошло и минуты, как он уже был, как и прежде, весел и улыбался.
– Кораллы по большей части. Иногда акульи зубы, но реже. Но никогда прежде нам не попадались пещерные тигры, – хитро улыбнулась Агния, но Алатар ничем ей не ответил.
Ещё долго искатели с путеводителем Алатаром блуждали по туннелям, узким и широким, длинным и коротким, пока не вошли в последний зал с такими высокими сводами, что до них не доходил свет от комбинезонов.
В середине зала возвышалась гора всякого хлама и мусора – чего только там не было! Какие-то стулья, шкафы, вешалки, бутылки, драгоценности, сильфии, книги… Может быть, это и был тот самый уголок во Вселенной, в котором собрались в одном месте все вещи, которые когда-либо существовали на белом свете? На горе, расправив крылья, сталагмитом вырастал плакс-дракон. Через его тело, прозрачное, словно слеза, словно утренняя роса, просвечивалось окружение, а за витражными крыльями всё, наоборот, размывалось и дрожало. За невидимой шкурой и за невидимыми костями, как в анатомическом театре, проглядывался каждый орган: в хрустальной груди билось большое, больше бычьего, сердце, а от него стеклянными трубками разрастались сосуды, раздувались и сдувались сотканные из жемчуга лёгкие, и наверняка, если бы существо не так давно отобедало, в кишках выставлялось бы на обозрение их содержимое. Существо спало или делало вид, что спит. Искатели, повидавшие на своём веку немало чудесных существ, с интересом и страхом разглядывали плакс-дракона, прячась друг другу за спины.
– Мы должны разбудить его, – сказал Алатар, буравя плакс-дракона изумрудно-янтарными глазами.
– А обойти никак? Он вроде без задних лап спит, – шёпотом спросил Репрев, выглядывая из-за Астры.
– Плакс-дракон – ваше первое испытание, – ответил Алатар. – Первое испытание всегда одно для всех. Вы не можете пропустить его.
– Почему ты раньше нам не сказал, что нас ждёт испытание? – шипящим шёпотом спросила Агния.
– Не видел смысла, – спокойно ответил Алатар.
– Чудесно… И в чём заключается испытание? Победить дракона?
– Я не могу вам этого сказать.
– Но почему?! – шипела Агния, она говорила уже почти своим обычным голосом.
– Таков закон Зелёного коридора.
– И как нам разбудить дракона? – спросил Астра.
Алатар, пригнувшись к земле, крадущимся шагом подобрался к горе и запрыгнул на спину плакс-дракона, вонзив когти на задних лапах в основание драконьего хвоста, а передними лапами зацепился за крылья. Тигр сопел, прижимаясь выпяченной грудью и смятым в складках лбом к гладкой, но толстой коже. Но существо не просыпалось. Тогда тигр издал такой рык, что содрогнулись стены. Плакс-дракон дёрнул длинной безглазой мордой, расправил витражные крылья и сбросил с себя тигра, но тот, благодаря своей кошачьей сноровке, приземлился на все четыре лапы.
– Кто это? – голос плакс-дракона проникал в нутро, отчего грудная клетка дрожала, а шерсть вставала дыбом. Ящерная, похожая на клин, морда, будто с заросшими глазницами, подозрительно уверенно указывала на остолбеневших искателей, а длинный лентовидный язык цвета жимолости щупал воздух.
– Это я, последний из бенгардийцев, – сказал Алатар, вернувшись к искателям.
– Зачем ты пробудил меня ото сна в столь ранний час? Или мир перевернулся и я проспал…
– Нет, – не дал договорить последний из бенгардийцев, – во сне ты или в бодрствовании, ты точнее любых часов.
– Ты кого-то привёл ко мне? – в бесстрастном голосе плакс-дракона шевельнулось удивление.
– Да, я привёл к тебе новых искателей, – сказал Алатар и обернулся на них. – Но они не бенгардийцы.
– Правда – нет такого события, которое не может случиться во Вселенной, – удивление плакс-дракона достигло своего предела. – Так ты привёл их ко мне на обед?
– Эй, тигр, разрешишь, мы пошушукаемся? – обратился Репрев к Алатару, когда Алатар уже открыл рот для ответа. Тигр закрыл пасть, обернулся к искателям и кивнул.
Репрев скрылся за крупным сталагмитом и подозвал к себе остальных.
– Что-то тут нечисто, – прошептал он, сощурившись. – Вам не кажется, что этот кот задумал скормить нас бледному дракону?
– Зачем Алатару скармливать нас дракону? – возмутилась Агния. – Будь его воля, освежевал бы нас на месте, чего ему стоит.
– А, не-е-ет! – не согласился Репрев. – А вдруг это жертвоприношение. Ритуальное. Бледный дракон никого не пропустит, пока не вкусит свежей крови! Вот и ждал нас котик два года, а всю историю со своим заточением выдумал!
– Никому не кажется, что из-за своей болтовни Репрев поел весь кислород, и у него в без того обездоленном мозгу наступила полнейшая голодуха? – Агния щёлкнула Репрева по лбу.
– Алатар, конечно, не больно-то разговорчив, – задумчиво произнёс Астра. – Но он бенгардийский тигр.
– В сказках все тигры добрые, умные и храбрые! – подметил Умбра. – Я хочу, чтобы Алатар был нашим другом.
– Мне бы тоже хотелось, Умбра, – сказала Агния и вздохнула. – Но друзей в таких местах не заводят. Ты же не станешь знакомиться с кем-нибудь ночью в тёмном переулке? Наше с Алатаром знакомство выглядит так же странно.
– Это потому, что ты не гуляешь со мной поздно! – ответил дракончик.
– И не поспоришь, – улыбнулась Агния.
Искатели вернулись к Алатару, и Астра спросил у него:
– Про какой обед говорит плакс-дракон?
Но за Алатара ответил сам плакс-дракон:
– Отдайте мне это! – он показала острым серповидным когтем на Умбру, который тут же поспешил скрыться за спиной Агнии. – И вы пройдёте первое испытание.
– Это фамильяр, ты, гадальный шар! – рассерженно выкрикнул Репрев. – Никогда прежде не видел фамильяра?
– Я видел много кого и что. Я даже видел, как вы появились на этом падающем в бездну камне. Мы – бессмертные существа. Умру я, будут другие. Мы живём столько, сколько существует артифекс. Мы встречали таких, как этот фамильяр. У него повреждена душа – он пограничное творение между живым и неживым.
– И что ты с ним делать будешь, воткнёшь его в своё гнездо, как прутик? – зубоскалил Репрев.
– Наши гнёзда не простые гнёзда. Во Вселенной каждый предмет имеет в себе искру. Мы питаемся этой искрой. С ней мы поддерживаем порядок вещей.
– Порядок? – переспросил Астра.
– Да, порядок, – ответил плакс-дракон. – Когда вы не наблюдаете какую-либо вещь, она стремится распасться на… скажем так, частицы. Когда вы наблюдаете вещь, мы заново собираем её из частиц. Но вы не видите нас, а мы видим вас. Мы призваны смягчать материальное существование мира. Мы способны одновременно быть в нескольких местах, способны путешествовать сквозь пространство, мы – космические швецы, мы ткём ткань бытия. Без нас ваш мир обречён на распад. Но есть у нас ещё одно предназначение, раскрыть которое пока мы не можем.
– У нас был уговор: я не трогаю тебя и твой вид, а ты не трогаешь меня и мои вещи, – прорычал Алатар.
– Был уговор, – согласился плакс-дракон. – Но их вещи – не твои вещи, – прошипел плакс-дракон.
– Сдаётся мне, зрение подводит тебя, – ухмыльнулся Алатар. – Присмотрись хорошенько. Тебе лучше других должно быть известно, как крепка моя незримая связь с новыми искателями, в том числе с фамильяром Умбриэлем. Мы не можем тебе его отдать.
Плакс-дракон поднял нос, словно пытаясь учуять ту незримую связь, про которую говорил Алатар, расправил широкие крылья, за которыми можно было без труда всем укрыться, высунул свой язык цвета жимолости – и тот всё вытягивался и вытягивался, пока в одну секунду не лопнул, испустив плотный чёрный туман. Послышались шумы, напоминающие какофонию расстроенного радиоприёмника, воздух накалился, стало невыносимо душно, а очертания пещеры и плакс-дракона растаяли, как лёд. Пространство, казалось, трескалось по швам, а из трещин бил ослепительный свет шариков-звёзд, жгучий и выпаривающий последнюю слезинку из глаз, смешанный с сочащимся мёртвым холодом. Но любопытство взяло верх, и Астра, щурясь, сумел рассмотреть планету – она протискивалась бочком через расщелины пространства: на ней зеленели леса и завивались кудрявые облака, расползались голубые реки. Но юный кинокефал не успел узнать, что это была за планета: всё прекратилось так же быстро, как началось, едва существо сложило за спиной крылья, и в тот же миг мир вернулся на круги своя.