В то время на весь Китай было всего несколько тысяч пользователей интернета, но канала на всех уже не хватало. На всю страну было выделено подключение, пропускной способности которого едва хватило бы на средних размеров американский дом. Техподдержку на китайском языке предоставляли не всегда, чаще всего приходилось пользоваться англоязычными интерфейсами и сайтами. Единой кодировки для отображения китайских иероглифов тоже еще не было, зачастую на одной системе сообщения читались, а на других – нет.

В январе 1995 года Sprint проложила два выделенных оптоволоконных кабеля от США до Пекина и Шанхая. Два месяца спустя интернет по модему начал появляться и в других городах Китая⁴⁰. В мае того же года в China Telecom начали задумываться о создании национальной опорной сети, и Sprint попыталась опередить своих китайских партнеров в борьбе за новый, крайне прибыльный рынок. В ответ Тянь и Дин создали собственную компанию под названием AsiaInfo и утащили тендер прямо из-под носа у Sprint⁴¹. Через несколько лет Тянь основал компанию China Netcom Communications (CNC), заручившись прямой поддержкой руководства КПК: например, сын председателя Цзян Цзэминя вошел в совет директоров. Закупив коммутационное оборудование у Cisco на несколько миллионов долларов, к 2002 году CNC подключила к интернету 17 крупных городов Китая. Для этого десятки тысяч рабочих проложили под землей более 8600 километров оптоволоконного кабеля.

Хотя большинство тендеров на обустройство инфраструктуры китайского интернета отошло китайским же компаниям, на рынке все еще оставалось достаточно возможностей для обогащения. «Феноменальный успех интернета превзошел все ожидания, – рассказывает Робинсон. – Никто не мог представить, что интернет так быстро станет популярным и принесет так много денег. То, что интернет так быстро дошел до всех уголков страны, было выгодно как с политической, так и с экономической стороны». Какое-то время в Пекине интернет был повсюду, даже на билбордах и бортах автобусов. Вслед за правительством вся страна ринулась осваивать новую технологию.

Тем не менее партия смотрела на интернет с опаской. «Какое-то время я был единственным иностранцем, имевшим доступ к списку блокировок, – говорит Робинсон. – Совершенно точно они не хотели устанавливать компоненты, которые им было бы не под силу контролировать».

Внимание цензоров не всегда было направлено на что-то очевидное. Так, например, из первых трех заблокированных сайтов два вели маоисты. Долгое время цензура довольствовалась лишь поверхностными ограничениями, зная, что в любой момент гайки можно закрутить и потуже. Аппарат блокировок, который создавали Робинсон и его коллеги, не представлял собой ничего особенно революционного. В его основе была та же система фильтров, которую американские разработчики, главным образом Cisco, поставляли крупным заказчикам на территории США. «Вряд ли кто-то будет ставить под сомнение право компании контролировать все входящие и исходящие потоки информации внутри корпоративной сети, – говорит Робинсон. – Изначально эти технологии создавались для крупных корпораций, а в Китае их просто масштабировали на всю страну».

К концу XX века у Китая уже была готовая функционирующая система интернет-цензуры. Появилось и новое поколение интернет-активистов. Это были оппозиционеры со стажем, которые лучше властей отдавали себе отчет в том, каким мощным инструментом солидарности и распространения антивластных настроений может стать интернет. Столкновение между ними было вопросом времени.

Ли Хункуань был настоящим профессионалом спама⁴². С 1997 года он вел базу данных на сотни тысяч электронных адресов. Какие-то адреса находил в Сети сам, какие-то получал от других спамеров по обмену. Самыми «рыбными» местами для Ли и его помощников были серверы университетов. Защиты на них не стояло практически никакой, так что оттуда можно было брать адреса всех преподавателей и студентов, которые когда-либо там регистрировались.

Тогда же, в 1997 году, Ли Хункуань начал вести рассылку «Да Цанькао», или «Большой справочник». Ли и еще несколько добровольных помощников печатали статьи, которые в Китае не пропускала цензура, и переводили материалы иностранных изданий на острые темы. Потом они собирали рассылку и отправляли ее на адреса нескольких тысяч ничего не подозревающих пользователей. Такой способ позволял не просто добиться максимального охвата аудитории, но и давал получателям возможность сослаться на непричастность, если бы власти обнаружили в их ящике такое сообщение.

Далеко не все получатели «Да Цанькао» были в восторге. Одним из таких подписчиков поневоле оказался Цин Ган, начальник отдела кибербезопасности полиции Шанхая. Он даже дал одной американской газете необычайно эмоциональное интервью, где окрестил рассылку загрязнением личного пространства. «Что бы вы чувствовали, если бы я насильно посылал вам что-нибудь ненужное? – вопрошал он. – Вряд ли бы вам это понравилось»⁴³.

Однако для тех, кто ждал каждого следующего выпуска «Да Цанькао», рассылка была окном в неведомый мир не согласных с официальной позицией и альтернативных источников информации. Среди них был Чжао Цзин, который сам впоследствии прославится среди диссидентов под псевдонимом Майкл Анти. В 1998 году, когда он впервые получил рассылку, ему было двадцать три года. Тогда он жил в Нанцзине, хоть и крупном, но провинциальном городе на востоке Китая. «Для меня это стало настоящим культурным шоком, – рассказывает Чжао. – Я подумал: боже, это все очень опасно». До «Да Цанькао» он почти ничего не знал о политике в Китае, за исключением новостей из государственных СМИ, которые не подвергались никакой критической оценке. «Внезапно ты понимаешь, что существует какая-то дискуссия по этим вопросам. Сразу начинаешь смотреть на мир другими глазами».

Название рассылки напоминало о тревожных временах в 1960–1970-х годах, которые Ли застал ребенком. Для верхушки правительства в то время составлялись секретные отчеты. Этим занимались журналисты из государственных газет и журналов. Они собирали информацию и публиковали критические точки зрения о событиях, которые никогда бы не смогли обсуждать в таком ключе в своих изданиях. Те, кто не имел доступа к этим неподцензурным материалам, называли их «да цанькао», то есть «большой справочник». В то время для членов партии выпускалась газета «Цанькао Сяоси» с дайджестом зарубежных новостей[3], которую в кулуарах прозвали «маленький справочник» («сяо цанькао»)⁴⁴.

С началом культурной революции привычные средства информации стали недоступны и сколько-нибудь надежные сведения можно было получить только из «да цанькао»⁴⁵. До народа доходили лишь крупицы этой информации: например, дети членов партийной верхушки украдкой заглядывали в папки родителей, а потом в школе рассказывали другим детям о том, что на самом деле происходит в стране.

Название «Да Цанькао» Ли также выбрал в качестве насмешки над дряхлеющей партийной верхушкой: дайджесты для них печатали самым крупным шрифтом. «Мое поколение не понаслышке знает о том, что творилось на Тяньаньмэнь. Мы все на дух не переносили власть», – рассказал он мне.

Ли и сам был на площади за несколько часов до того, как там появились танки. Тогда он работал ассистентом при кафедре в Пекинском медицинском университете. Третьего июня он попросил у коллеги фотоаппарат и отправился на площадь. Было шумно, повсюду чувствовалась напряженность. Перед студентами выступили лидеры протеста и многие видные интеллектуалы. Они просили студентов уйти с площади, довольствоваться достигнутым и готовиться к следующему этапу борьбы, пока правительство не перешло к зачисткам. Повод для таких опасений был: за две недели до этого Дэн Сяопин ввел военное положение. Весь день государственные каналы передавали сообщения о том, что правительственные войска восстановят порядок на улицах любыми возможными способами⁴⁶. На подступах к городу стояли наготове полки Народной освободительной армии. Между солдатами и горожанами уже произошло несколько столкновений.