– А Солнцева сегодня нет? – разочарованно спросила журналистка Семагину, когда они отошли в сторонку, чтоб не мешать фотографу. – Мы вообще-то надеялись его заснять.
– Он не участвует в сегодняшних сценах, – ответила продюсер.
– Ну да, – хмыкнула журналистка, – самое интересное тут не Солнцев, в интернете уже гуляет.
– Что гуляет? – не поняла Семагина.
Журналистка кривенько заулыбалась:
– Любительская съемка из одного известного ресторана. Может, дадим к репортажу?
Семагина посмотрела строго.
– Вы что – какое-то желтое издание, которое распространяет сплетни на основании любительских снимков из-под полы?
Журналистка не нашлась, что ответить.
– Нам этих дешевых скандалов не надо. Делайте ваш репортаж. И пришлите потом, мы завизируем, – велела Семагина.
– Конечно, – смешалась журналистка.
Она работала не в желтом издании и полезными контактами дорожила.
Семагина вспомнила про Григорьеву, потянулась за телефоном. Интересно, как там ее новый сценарий.
– Привет. Ты там живая?
Григорьева была живая. А вот компьютер, у которого она сидела с телефоном в руке, смотрел мертвым черным экраном.
– Много успела написать? – испугалась Семагина.
– Страниц пять, – вздохнула сценаристка.
– Считай, полсинопсиса. Надо было сразу мне слать, – сказала Семагина.
– Да я сама еще ни в чем не уверена, – ответила Григорьева.
– А восстановить-то можно? – спросила продюсер.
– Ваньке сейчас позвоню, – ответила Григорьева.
– Ваньке, – хмыкнула лукаво подруга.
– О господи. Мы просто друзья, – невозмутимо ответила Григорьева.
– Ну-ну, – усмехнулась Семагина.
Григорьева дала отбой продюсеру и набрала номер друга.
– Ва-ань.
Ваня знал, что этот голос означает. У Григорьевой потерялось, сломалось, потекло или перегорело.
– Ключи что ль потеряла опять? – спросил он.
– Не, Вань, комп полетел. Перезагружала, конечно. Спаси-и-и-и-бо!
Счастливая Григорьева села ждать. Хорошо, когда есть кто-то, кто всегда приходит на помощь.
* * *
Танька с Сашкой и дочка ждали электричку на станции под вывеской «НА РОСТОВ». Около лавочки стояла большая спортивная сумка.
– Надо было ее все-таки дома оставить. Еще и сопли, – пробурчала Таня в сторону дочки.
Она потуже завязала шарфик на Маше, вытерла ей нос, придирчиво осмотрела сначала дочь, потом самого Сашку. Постригся, побрился как следует, надели ему самый приличный свитер. На лбу еще виднелась шишка, Таня поправила ему волосы, и шишку стало не видно. Сашка хмуро мотнул головой, его все одолевали сомнения.
– Пап, ты что, не хочешь в Москву?! – с удивлением спросила девочка.
В ее маленькой голове не укладывалось, как можно не хотеть в Москву.
– Не знаю. Зачем только согласился.
Тане Сашкин настрой категорически не нравился.
– Просто познакомимся, передадим привет с родины, Машку покажем.
– Не думаю, что ему это все вообще нужно.
– Ему, может, и не нужно, – заметила жена.
– Тань, я уже сказал. Просить я ничего не буду, – твердо сказал Сашка.
– Да кто говорит – просить? Просто поставим в известность. Пусть Маша знает, что у нее есть в Москве дедушка. А дедушка знает о родной внучке.
Сашка эти доводы, видимо, уже слышал.
– Неужели тебе самому не интересно на него посмотреть? Родной отец.
Таня угадала. Похоже, это больше всего и пугало Сашку.
– Боишься, что прогонит? – спросила она.
И опять Таня попала в точку.
– Прогонит так прогонит. Хоть ребенку Москву покажем, да, Маш?
Танька обняла с одной стороны дочку, с другой – мужа. Она так редко в последнее время бывала ласковой, а сейчас погладила его по голове, по плечу, как будто в нем появилось что-то новое.
Вдалеке показалась электричка. Пассажиры стали потихоньку подвигаться к краю платформы. Вдруг к станции подъехал, взвизгнув тормозами, старшой частник-таксист, и на перрон торопливо взбежала Елена Анатольевна. Сашка встал, поспешил ей навстречу. Машенька обрадовалась.
– Бабушка!
Таня притормозила дочку, которая рванулась следом за отцом.
– Что она тут делает?
Таня подняла глаза к небу: неужели свекровь решила устроить еще одно представление?
– Мам, ты чего тут? – пошел навстречу матери Сашка. Та увидела и Таню, и Машу, и сумку.
Елена Анатольевна запыхалась.
– Шурик! А что же я последней узнала, хорошо тещу твою на улице встретила. Едешь в Москву? К Нему?
Подошла Таня, ответила за Сашку:
– Да, Елена Анатольевна, мы решили, что Сашин родной отец имеет право все знать.
– Зачем?! – спросила свекровь.
– Зачем вы его отговариваете, Елена Анатольевна? Саша сам так решил.
Елена Анатольевна помотала головой:
– А если не признает? Не примет. Шурик…
Мысль, что кто-то сделает ее сыну больно, была матери невыносима. Но Таня заверила:
– К этому варианту мы тоже готовы, не волнуйтесь, Елена Анатольевна. Я буду рядом. Для того и еду. Саш, ну скажи.
– Мы еще в цирк пойдем! – добавила Маша радостно.
Елена Анатольевна не ответила внучке, смотрела на сына с жалостью, хотела по голове погладить. Но Сашка мотнул головой, уклонился.
– Мам, ладно, раз решили уже, так чего. Вернусь – расскажу.
Сын коротко обнял мать на прощание. Маша пообещала:
– Бабушка, я тебе магнитик на холодильник привезу.
Елена Анатольевна обняла внучку. Таня взяла дочку за руку, как будто боялась, что свекровь переубедит сына, нетерпеливо махнула Сашке, тот поднял тяжелую сумку, поспешил. Мать догнала сына уже у тамбура, задержала за рукав, достала из сумки толстый конверт.
– Передай ему. И попроси за меня прощения.
Двери электрички закрылись. Сашка махнул матери. Электричка ушла. А Елена Анатольевна нет. Она все не уходила с перрона, глядя вслед, пока поезд не превратился в точку и не исчез.
Электричка была полупустой. Под стук колес Маша быстро убаюкалась. Таня взяла из рук Саши конверт, который дала ему мать. Достала оттуда пачку нераспечатанных писем, с советскими еще марками.
– Надо же, тогда еще письма писали… От Сергея Доценко из Москвы Елене Коваль, – прочитала Таня на конверте. Подняла на Сашку вопросительный взгляд.
– Это девичья фамилия мамы, – объяснил он.
Таня собралась вскрыть письмо.
– Не надо, – остановил Саша. – Это их дело.
– Ну она ж сама тебе их дала, – удивилась Танька.
– Хочет, чтоб я ему их вернул, – ответил ей муж.
Таня пожала плечами:
– И это тоже ему? Ой, это ты?
Да, это были Сашкины фотографии. От роддома до свадьбы и рождения Маши… Штук двадцать, толстая пачка. Шурик-новорожденный, Шурик пешком под стол, Шурик-первоклассник, выпускник, новобранец, жених, счастливый отец у роддома с конвертом на руках… Елена Анатольевна отчиталась перед Доценко за все эти годы.
– Машка все-таки твоя копия, – заключила Таня.
И тут же прибрала фото и письма к себе в сумку, для надежности, заключив:
– Молодец твоя мать. Это ж как доказательства.
Сашке, видимо, это не приходило в голову. И матери Сашки – тоже.
Рената в белом платье и Солнцев в костюме жениха с нежностью смотрели друга на друга на выходе из дверей Дворца загса. Грибоедовский заломил цену за свой фасад, другие столичные загсы выглядели облезло, поэтому шикарный фасад выстроили в павильоне. Колонны из гипсокартона. Величественный вход. И даже голубое безоблачное небо, которым не могла похвастаться столица в эти ненастные дни.
– Отлично! – сказал оператор.
Володька был доволен картинкой. Доценко поморщился – похоже, он был другого мнения. Рената даже не переигрывала, она просто стебалась, как выпившие лишку взрослые актеры на детских елках.