– Сиу, – сказала Мулан, пытаясь развеселить сестрёнку, и указала пальцем на собственное лицо, – что я чувствую?

Сиу впилась глазами в лицо Мулан, пытаясь отыскать хоть тень переживания.

– Не знаю, – отвечала она.

– То-то и оно, – отозвалась Мулан. – Вот я грущу. – Выражение на накрашенном лице не изменилось. – А сейчас мне любопытно. – И снова лицо было неизменно. – А теперь я смущена. – А лицо оставалось всё тем же.

Наконец личико Сиу расплылось в улыбке. Мулан улыбнулась ей в ответ, хотя сестрёнка, возможно, и этого не поняла. Как ни противно ей было думать, что все эти треволнения из-за неё, она понимала, что иначе и быть не может. Если бы к свахе позвали Сиу, матушка шла бы с лёгкой душой, едва ли не вприпрыжку. Сиу не доставляла матери, да и никому в семье ни малейшего беспокойства. От Мулан же были одни неприятности.

По счастью, размышлять о собственных недостатках у Мулан не было времени. Они пришли к дому свахи. Оставив Джоу дожидаться снаружи, женщины подошли к дверям.

Дом свахи, как и приличествовало женщине её занятий, стоял обособленно. Стены были недавно покрашены, по обе стороны двери росли цветы и ароматные травы. Сваха была в числе наиболее важных людей в их маленькой деревне. Благодаря её знакомствам девушки и юноши могли устроить свою судьбу и обеспечить процветание деревни. Семьи прилагали немало усилий, чтобы добиться расположения свахи, поскольку её благоволение было ключом к благополучному союзу.

Хотя её положение приносило ей почёт и привилегии, сваха была женщиной мелочной и склочной. Всякий раз, как она выходила из собственного дома (а, надо сказать, делала она это не часто), всё вокруг встречало её угрюмое осуждение. Мулан не раз случалось разворачиваться и идти в обратную сторону, лишь бы избежать неодобрительного взгляда толстухи. И даже Сиу, впрочем, будучи совсем малышкой, не понимавшей, что к чему, однажды ляпнула, мол, вот ведь нечестно, у такого красивого дома – и такая безобразная хозяйка.

Да, сваха была придирчивой каргой с отталкивающе хмурым выражением лица, но судьба Мулан была в её руках.

Представив Мулан Фун Линь, матери её предполагаемого жениха, сваха кивком велела всем сесть. Мулан и её родные немедля сели. В бесконечный миг тишины, воцарившейся в маленькой комнатке, Мулан ужасно захотелось вытереть потные ладони хоть о какую тряпку. Она знала, что ей полагается сделать. Разлить чай. Показать, что она достойная пара сыну Фун Линь. На словах это казалось так просто… если бы только у Мулан перестали дрожать руки.

«Будь безмятежной, – напомнила она сама себе. – Помни, что говорила Сиу: просто представь себе, что ты делаешь что-то привычное, любимое. Просто налей чай в чашки. Это всё, что от тебя требуется».

Мулан медленно протянула руку и взяла хрупкий фарфоровый чайник. Когда исходящая паром струя полилась в изящные чашечки, не пролив ни капли мимо, она только что не услышала, как облегчённо обмякли плечи матушки.

Явно также удовлетворённая, сваха проговорила:

– Тихая. Сдержанная. Грациозная. Эти качества мы видим в хорошей жене. – Она смолкла и поглядела прямо на Фун Линь. Женщина, чей взыскательный взгляд Мулан ощущала, как острие кинжала, не шелохнулась и даже не моргнула. Её глаза впивались в Мулан, с неослабным вниманием следили за каждым движением девушки. – Эти качества мы видим в Мулан.

«Будь безмятежной, – повторяла себе Мулан. – Безмятежной. Будь безмятежной, даже если эта женщина и кажется тебе ужасной, и сын у неё наверняка тоже ужасный, и он будет смотреть на тебя таким точно ужасным взглядом всякий раз, как ты сделаешь что-то не так, – иначе говоря, постоянно. Потому как, признайся, ты не тихая, не сдержанная и не грациозная». Оборвав себя, Мулан поставила чайник и взялась за сахар. Она кожей чувствовала, что все за столом смотрят на неё.

– Считается, – продолжала сваха, нимало не смущённая бесстрастным взглядом Фун Линь, – что жена, прислуживая мужу, должна хранить молчание. Она должна быть невидимой. – Тут она остановилась. Её глаза вперились в Мулан, выискивая малейшую дрожь, тишайший выдох. Мулан молчала.

Положив последний кусочек сахара в последнюю чашку, Мулан вернулась на своё место. Она справилась. Не пролила ни капли. Ничего не напутала. И всё же она не могла вздохнуть с облегчением. Пока не могла.

– Семья Фун со всем почтением подносит семье Хуа этот чудесный чайный сервиз, – продолжала сваха, и глаза её одобрительно блеснули. – Дар от императорской семьи.

Мулан, Ли и Сиу благодарно склонили головы. По традиции, сваха не должна раскрывать обстоятельства жизни будущих родственников, однако ж можно получить осторожный намёк. И Мулан, глядя на прекрасный чайник, стоящий перед ней на столе, понимала, что семья Фун Линь зажиточная, уж по меньшей мере богаче, чем её. Роспись на чайнике в доме Хуа давно выцвела, а чашки и вовсе были все разные. Этот новый сервиз будет стоять на их затёртых полках. Мулан нужно быть безупречной. Семья немало выиграет от её брака с успешным мужчиной. Необходимо, чтобы всё удалось.

Мулан уже начала было надеяться, что встреча завершится благополучно, когда, взглянув на сестру, увидела, что глаза девочки сделались круглыми от страха. Проследив её взгляд, Мулан увидела большущего паука, медленно спускающегося с потолка на стол. Всё ближе и ближе к Сиу. Он приземлился на стол, длинные волосатые лапки качнулись под толстым брюшком.

Под белой маской лицо Мулан побледнело. Если паук двинется к Сиу, девочка непременно завизжит и сваха разъярится. Возблагодарив предков, что её лицо скрыто белилами, Мулан аккуратно протянула руку и поставила чайник прямо на паука. Затем снова сложила руки на груди, бросив Сиу предупреждающий взгляд, который сваха, к сожалению, заметила. Она сузила глаза.

– Что-то не так? – вопросила она.

– Нет, госпожа сваха, – сдержанно отвечала Мулан. – Благодарю.

Сваха помолчала, досадливо поджав губы. Мулан встретила её взгляд, стерев с лица всякое выражение. Наконец сваха дёрнула головой в сторону чайника:

– Лучше всего, – сказала она, так и источая снисхождение, – если чайник останется на своём месте, посредине стола.

– Да, – согласилась Мулан. – Я понимаю. И всё же я полагаю, что чайнику следует остаться там, где он стоит.

В комнате повеяло холодком. На лбу Ли проступила испарина, Сиу перестала дышать и побледнела так, что её лицо стало того же цвета, что и набелённое лицо Мулан. Фун Ли недоумённо переводила взгляд со свахи на Мулан.

– Переставь чайник, девчонка. – Каждое слово, слетавшее с губ свахи, было как стрела.

Мулан в нерешительности посмотрела на сваху, на чайник, на сестру, не зная, как поступить. Если она передвинет чайник, паук побежит. Но если она его не передвинет, ничем хорошим дело тоже не закончится. Она подумала об отце, который стоял снаружи и верил, что она сдержит слово. Она вздохнула. Ей придётся сделать, как велит сваха.

Медленно она подняла чайник.

Паук, освободившись из временного плена, подскочил и упал прямо на колени Фун Линь.

Пронзительно заверещав, Фун Линь вскочила на ноги, судорожно отряхивая подол, и смахнула паука. Он полетел. На мгновение женщины замерли, следя, куда упадёт насекомое.

А затем, опустив глаза и увидев паука на своей груди, заголосила сваха. В ужасе она отшатнулась и замахала руками. Она потеряла равновесие и упала на стул. Её брыкающиеся ноги перевернули стол. Чайник и чашки разлетелись по комнате, вращаясь и расплёскивая горячий чай.

Глядя, как всё закручивается в полный хаос, Мулан оставалась странным образом спокойной. Её глаза следили за чайником и чашками. Стремительным плавным движением она выхватила из волос четыре шпильки. Звякнув, одна чашка повисла на шпильке. Звяк, звяк, звяк. Одну за другой Мулан перехватила все чашки, и те закачались на шпильках.

Однако чайник всё ещё падал. Обернувшись, Мулан увидела, что он вот-вот коснётся пола. Не тратя время на размышления, Мулан взмахнула ногой. Услышав звук рвущейся ткани, она поёжилась, зато носок её туфли подцепил ручку чайника. Чайник слегка покачивался, чашки, висевшие на шпильках, тоже.