На самой высокой из них, стоявшей в центре, красовался массивный головной убор, усеянный крыльями ворона. Черная шаль закрывала ее лицо, а на места, где располагались глаза и щеки, были нашиты ониксы, оставляя открытыми лишь полные лиловые губы и раскрашенный белым подбородок. Платье девушки походило на жидкие чернила с вкраплениями темно-фиолетового, вплетенными в материал. Она стояла прямо, ожидая начала представления, ее руки, затянутые в черные, плотно облегающие перчатки, были связаны вместе более темным шелком, из-за чего создание не могло пошевелить даже мизинцем.

Вторая была самой низкой из трио, ее костюм напоминал пылающую огнем, готовую вот-вот расцвести розу, мягкий материал собрался вокруг лодыжек девушки, растекаясь дальше по подиуму. Затененные полосы оранжевого и черного изящно окутали все ее тело в форме песочных часов, удерживая девушку на месте и ограничивая возможность двигать конечностями. Ее лицо было покрыто замысловатым кремовым кружевом, которое украшал узор из перьев, волосы скрыты под тонким материалом, а длинная вуаль с еще большим количеством жемчуга и перьев ниспадала на спину.

Последняя из фигур казалась самой шокирующей, ее лицо было полностью закрыто усыпанной черными жемчужинами маской. Гигантский лук из обсидиана и темно-синих перьев покоился на ее голове, в то время как стройная фигура с головы до ног была задрапирована прозрачной черной тканью, самые желанные части которой были скрыты за перьями цвета оникса, спиралью обвивающими ее фигуру.

Любой обнаженный кусочек кожи троицы украшали причудливые черно-белые завитушки, сохраняя в тайне истинный оттенок их кожи.

Они были похожи на замерзших птиц, сотканных из кошмаров и рая.

В то время как создания оставались совершенно неподвижными, те же три ассистента вышли вперед, чтобы отстегнуть руки высокой девушки и положить ей на руки элегантную скрипку. С девушки, завернутой в оранжевое, они сняли шелковые оковы, а для третьей расстегнули нижнюю часть ее покрытой жемчужинами маски, открыв полные губы, выкрашенные в черный цвет и контрастирующие с другими узорами, нарисованными вдоль ее подбородка. Глаза девушки оставались скрыты от посторонних глаз.

Сердце Дариуса подпрыгнуло. Никогда прежде он не видел такого искусства, такой темной красоты. Он был одновременно напуган и отчаянно ждал того, что должно было произойти дальше.

Медленно, словно легкий ветерок, поднимающий лепесток, девушка со скрипкой передвинула инструмент в нужное положение; обитатели комнаты сообща сделали вдох прямо перед тем, как она провела смычком по струнам.

Стоило навязчивой мелодии заструиться по телу Дариуса, как мир вокруг рухнул. Такая простая, всего один аккорд, но он просочился в его разум и поглотил все прочие мысли, заставляя думать лишь о тройке перед ним. Стиснув зубы, чтобы сдержать стон, Дариус беспомощно слушал, как девушка извлекла еще один аккорд, а затем еще один, пока от звуков, которые она создавала у него не начала кружиться голова. Изящные руки двигались так, словно не подчинялись законам гравитации, пальцы порхали над шеей ее ребенка.

Потому что именно так это создание держало инструмент, как будто это было ее самое драгоценное достояние, любовь всей ее жизни, и оно отвечало тем же.

Дариус хотел крикнуть волшебнице, попросить ее остановиться, умолять никогда не останавливаться, но, прежде чем успел произнести хоть слово, вторая женщина, завернутая в оранжевое, начала двигаться. Ее платье раскрылось, когда она попала в ритм, созданный другой. Словно пребывая в трансе, она танцевала вокруг скрипачки, шлейф ее платья порхал, будто крылья, в то время как бедра, казалось, улавливали ноты и заставляли их кружиться. Ткань ее платья взлетела вверх, кружась и вращаясь вокруг девушки, истинное торнадо красоты и страсти.

Кожа Дариуса пылала при виде этого очарования чистой, пульсирующей энергии, и он был не единственным страждущим. Сначала всхлип раздался слева от него, затем справа. Он собирался проверить своих соседей, но остановился, когда третья исполнительница, все еще с покрытыми глазами, подала голос…

Душу Дариуса словно вырвали из тела и разорвали на кусочки. Одной ноты, всего одной, было достаточно, чтобы уничтожить его. Его глаза, уши, нос, рот – все в нем было наполнено мелодией, которая лилась из самой души девушки, и как раз в тот момент, когда Дариус был уверен, что утонет в ней, певица разделила ноту на две, затем на три, как будто внутри у нее собралась целая дюжина голосов. Волшебница наполнила зал своей разрушительной гармонией, позволив ей взмыть и вылететь из отверстия в потолке.

Дариус превратился в крошечные сгустки энергии, которые жадно кружили, требуя, желая, ища пространство, где он мог бы слиться с этим голосом. У этой песни не было слов, но в ней говорилось о самых потаенных мечтах, страстных желаниях, рождении и смерти. Все трое ускорили темп, казалось, точно зная, что нужно каждой, чтобы перейти к следующей ноте, повороту и аккорду.

Ощущения были слишком интенсивными.

Происходящее поглощало Дариуса, засасывая его в некую дыру.

Они были сиренами на скалистом острове, окруженные бьющимися о берег волнами, которые бросали смельчакам вызов присоединиться к ним, и Дариус охотно согласился бы, но тут его глаза закатились. Последнее, что он помнил, – темная пещера, заполненная потоком прижимающихся тел и гедонистические танцы.

– Мальчик. – Жалящая пощечина коснулась щеки Дариуса. – Мальчик, открой глаза. Вот так. Теперь не закрывай их.

Возвращаясь к жизни, Дариус моргнул и обнаружил, что скрытый за тонкой материей видящий нависает над ним.

– Что случилось? – спросил он.

– Ты отключился.

– Отключился… – Во рту у Дариуса было сухо, как в пустыне. Он оглядел пространство, наблюдая за сценой, очень похожей на ту, которую видел, когда впервые вошел в эту пещеру с куполом. Вот только теперь он развалился, прислонившись спиной к скамье, на которую его усадили силой, ощущая, как пылает его кожа. Поморщившись, Дариус сел, глядя на содранную кожу на запястьях, оковы на ногах впились в кожаные брюки; должно быть, он неистово боролся со своими путами. Дыхание Дариуса участилось, но недостаточно быстро, чтобы облегчить жжение в легких, а комната все продолжала вращаться. Что случилось с музыкой? Куда пропало пение?

Боль потери наполнила грудь Дариуса.

Они были нужны ему. Он хотел услышать, увидеть, почувствовать все это снова, иначе его ждала смерть. Только тот голос, та музыка и покачивание тех бедер могли когда-либо излечить его от этого чувства. Дариус отчаянно нуждался в них, сходил по ним с ума. Ему нужно было…

– Выпей это.

К его губам поднесли чашку, и прохладная сладкая жидкость потекла по горлу.

С каждым глотком мышцы Дариуса расслаблялись, пока огонь внутри не потускнел до еле заметного мерцания, а в голове не прояснилось.

Облегченно вздохнув, Дариус заглянул в василькового цвета глаза женщины, которая говорила ранее с балкона. Теперь она присела перед ним на корточки с кубком в руке, и если издали он считал ее красивой, то вблизи она казалась невероятно роскошной. Кожа гладкая и блестящая, словно черный мрамор, острые скулы и белые зубы, которые, казалось, сияли, когда она улыбалась. Радужки ее глаз пульсировали, как будто в них были крошечные звездочки; Дариус мог бы поклясться, что она заглядывала прямо в душу, как будто могла видеть больше, чем просто маску на его лице.

– Кто ты? – услышал он свой вопрос.

– Здесь нас называют Ачак, – ответила она, когда ее голос стал ниже, а черты лица из женских превратились в мужские.

Дариус моргнул.

О боги, что было в этом напитке?

Теперь на него смотрело новое лицо, такое же темное и привлекательное, но с густой бородой, более широким носом и ртом, такие же фиолетовые глаза все еще вращались.