Затем голоса стали тише, и до нас с Игорем вновь доносился лишь невнятный гул.
Приказ был готов наполовину, когда в приёмную опять вплыла Танюша. На сей раз поднос ломился от десертов. Посередине подноса высилась бутылка дорогого коньяка. Увы, и в этот раз мы с Игорем оказались лишь печальными свидетелями чужого благополучия.
За дверью снова стали говорить громче. Раздался смех, громкое Танюшкино ойканье, затем из кабинета вышла раскрасневшаяся Таня со съехавшим на бок передником. Мы с Игорем обменялись понимающими улыбками и занялись каждый своим делом.
Из кабинета шефа то и дело доносился раскатистый смех, смех сменялся невнятным бормотанием, которое венчалось ещё более бурным весельем. Геннадий Иванович, обладатель густого баритона с хрипотцой, судя по всему рассказывал анекдоты, потому что шеф смеялся не умолкая. Затем гость в очередной раз повысил голос, и до нас с Игорем донеслось следующее: - А твоя секретарша - ничего, ноги и так далее. Я бы такую потискал. - Дастся она тебе, как же. Три года работает, и хоть бы раз кому дала. Достала всех своей порядочностью, коза колченогая. И не уволишь ведь - работники такого уровня на дороге не валяются.
Не знаю, чем закончился бы этот диалог, но в приёмную снова вошла Танюша с подносом для грязной посуды и прошла в кабинет. Спустя пару минут из него вышел шеф в сопровождении Геннадия Ивановича. Гость с трудом держался на ногах, но выглядел всё так же импозантно.
* * *
Вечером того же дня я сидела в гостях у Ирки, грызла свой любимый "Бабаевский с миндалём" и в перерывах между всхлипываниями, описывала события прошедшего вечера. Вечерок случился во всех отношениях выдающийся: меня похвалили, затем поругали, обвинив в индифферентности по отношению к персоналу и клиентам, меня обозвали колченогой, хотя ноги у меня длинные, красивые, и самое главное - прямые. Да и Сергей нисколько не старался облегчить мне мою задачу и битый час уговаривал меня остаться. Когда я, наконец, не выдержала и, взяв чемодан, собралась уйти, он загородил дверной проём. Это было уже слишком, я не смогла сдержаться и ляпнула: "В окно я все равно не выйду - рога мешают. Так что лучше пропусти". И Серёжа, виновато улыбаясь, отошёл в сторону. Неудивительно, что после всех этих событий ноги сами понесли меня к Ирке.
И пока та священнодействовала на кухне, я, роняя слёзы на белоснежную скатерть, описывала все ужасы, которые мне довелось пережить за вечер. Ирка слушала меня очень внимательно около четверти часа, а затем сказала: Знаешь, Жанусь, мне кажется, тебе пора менять работу. И мужика, - помолчав, добавила она.
* * *
Всю ночь меня мучили кошмары, поэтому проснулась я сама, а не от сигнала будильника. Я вползла в тапки, нацепила халат и нетвёрдой утренней походкой двинула в ванную. То, что я увидела в зеркале, меня даже не испугало - настолько плохо я себя чувствовала.
Таблетка анальгина, прохладный душ и стакан томатного сока рассеяли туман в моей голове и обозначили сразу две проблемы, требовавшие немедленного решения:
Проблема 1. В какой части рабочего дня следовало положить на стол шефа заявление об уходе? Утром, или лучше в конце рабочего дня, когда шеф достаточно устанет и не будет громко кричать?
Проблема 2. Что делать с Сергеем и нужно ли с ним что-либо делать вообще? Может быть, стоило забыть о нём раз и навсегда, наступив на горло собственному мазохизму?
Первую проблему я решила утром в офисе, причём шеф вёл себя тишайше, не задавал лишних вопросов, не лез в душу и, вообще, был паинькой.
Проблема № 2 поджидала меня в своём малиновом "москвиче" возле подъезда моего дома, но из машины не выходила.
* * *
Если накануне я проснулась от ночных кошмаров, то сегодня я проснулась оттого, что кто-то разговаривал. Я села в кровати. В комнате было тихо, слышно было как за окном сосед прогревал двигатель своего старого авто. Всё было как обычно, только почему-то верхняя половина туловища горела, словно обожжённая, а откуда-то со стороны желудка поднимался противный животный страх. Что это со мной, чего я испугалась и чьи голоса я слышала только что? Наверное, это у Маринки, моей соседки снизу опять ночуют гости. Весь вчерашний вечер из её квартиры раздавалась громкая музыка, хохот, громкие выкрики. Я ещё подумала: "Опять Маринка зажигает". Ну и девица!
Маринка училась на первом курсе пединститута, много прогуливала, за что её едва не отчислили из Вуза, но какой-то добрый дядечка из числа Маринкиных ухажёров, внёс за её учёбу энную сумму, и от Маринки отстали. Девчонка она была компанейская, любила шумные общества и частенько нарушала домовую дисциплину. Только из её квартиры после одиннадцати вечера вы могли услышать громкую музыку. Вот и вчера гости припозднились, и я попросила Марину убавить мощность динамиков. На что один из её друзей довольно грубо мне ответил и назвал старой тёлкой.
Успокоившись, я опять опустила голову на подушку. Откуда-то снизу донеслось тихое: "легла, стерва", но я не придала этим словам никакого значения. Если господам снизу не знакома культурная человеческая речь - это сугубо их проблема, мне же нужно выспаться, чтобы бороться с невзгодами, обрушившимися на меня в канун Нового года.
* * *
Странные голоса по ночам и странное жжение в теле не проходили, а только усиливались с каждым днём. В одну из ночей мне показалось, что это не чей-то, а именно свой голос я слышала, и что именно я беседовала с кем-то, вот только о чём и с кем? Этого я никак не могла вспомнить.
Реплики, доносившиеся снизу, перестали меня развлекать, более того, мне постоянно казалось, что кто-то невидимый наблюдает за моими перемещениями по квартире и даже сообщает кому-то о них. Полнейший бред, но в его правдивости я убеждалась с каждым днём всё больше. К тому же началась полоса каких-то странных телефонных звонков, когда вместо ответа в трубке раздавалось чьё-то сопение или же абонент просто молчал, а затем вешал трубку. И ещё одна деталь - по всему нашему двору бродили, стояли кучками, сидели на лавочках возле подъездов характерного вида молодцы в длинных кожаных плащах.
