И вот сейчас, он, первокурсник политехнического института, сидел возле умирающего Вадима и с болью в сердце вглядывался в дорогое ему лицо.

Брата выпустили через три года. Жорка знал, почему это произошло, но никому не говорил об этом. Да никто особо и не интересовался…

Вадим открыл воспаленные глаза и тихо произнес:

– Не тужи, Жорка, жизнь продолжается… Умираю я, брат…

Жорка, стараясь поверить своим словам и заставить поверить в них брата, горячо возразил:

– Вадим, ты сильный, и справишься с болезнью!

– Не лги ни себе, ни мне… – вяло шевельнул пальцами больной. – Тело моё здесь, а душа там, со Светланой и нашим Ванькой… Умру, пышных похорон и поминок не закатывай. Мне все равно, а тебе учиться надо… Деньги побереги. Не подведи… Похорони в одной могиле с ними… Вещи мои все продай, ни к чему тебе старьё с покойника… А старухи какую-никакую копейку дадут… А потом… Уже когда встанешь на ноги, поставь нам общий памятник, всем троим, как положено, со звездой…

Больше не имея сил терпеть и видеть это, Жорка зажал рвущиеся рыдания, больно укусив кулак, и выбежал из комнаты…

– Дубовика ко мне, – Лопахин только что вернулся из Москвы, куда был срочно вызван два дня назад. Теперь ему предстояло обсудить данное столичными коллегами задание с подполковником.

Дубовик, как всегда, строгий и подтянутый, поприветствовал генерала и сел напротив.

– Андрей Ефимович, дело вот в чем… – Лопахин закурил. – Задание тебе будет не совсем официальное, вернее, по официальной, но – просьбе наших коллег из Ленинграда.

Дубовик вопросительно вздёрнул брови.

– Объясню – всё поймёшь, – генерал достал папку, – здесь все документы, которые тебе следует изучить. Дело вот в чем. В одном из наших ведомственных курортов, расположенных, на границе Ленинградской области и Карелии, за два последних года случилось несколько неприятных инцидентов, а именно: в своих постелях в номерах умерли три ветерана НКВД. Один из них был с… ну, в общем, с любовницей, – он перехватил ироничный взгляд Дубовика. – Да, вот так отдыхают престарелые мужи наши, что поделаешь? Каждому свое… Вообще, должен тебя предупредить: заведение, мягко сказать, хоть и лечебно-оздоровительное, но!.. Не для нас с тобой, одним словом… Так вот… Ещё один товарищ, которого постигла та же участь, к нашей когорте не принадлежал, был чьим-то родственником, что ли?.. Разберёшься. Все умерли, предположительно, от остановки сердца. Согласен, тривиально, но за два года!.. Последняя смерть произошла месяц назад. Это насторожило всё руководство, но найти что-то, кроме банальной причины, не удалось. Но… зерно страха заронилось, и всё!..

– Понимаю. И страх понимаю, и подозрения. Но я-то тут причем? – недоуменно пожал плечами Дубовик.

– Погоди, ты не спеши, я же сказал: объясню. Следствие они попытались провести, но там все друг друга знают, и ленинградских, и московских. Всё «замылено», как говорится. Все там отдыхали хотя бы по разу. Уж больно места красивые, да и отдаленность прельщает, как ты уже понял. Поэтому решили послать «незасвеченных» товарищей, со свежим взглядом, да ещё и с «легендами». Ну, и в голове чтобы варило!.. Короче, должны приехать, как отдыхающие, и ненавязчиво, втайне, чтобы никого не вспугнуть, попытаться всё расследовать. Тут и вспомнили про нас! Вернее, про тебя, – подкупающе улыбнулся Лопахин. – Вот тебе две путевки, – он положил перед подполковником конверт. – Деньги коллеги тоже выделили, и немалые! Ну, чтобы подмаслить, сам понимаешь! Кого себе возьмёшь в помощники – решать тебе! Легенду сочинять будешь тоже сам, только меня потом посвятишь.

Дубовик насмешливо качнул головой:

– Как я понимаю, отказ не принимается?

– Ну, Андрей Ефимович, ты не сегодня на службу пришел. Да и не инспектором по кадрам работаешь!.. Бери папку, конверт. Думай, кто с тобой поедет, – Лопахин затушил папиросу. – Если получится, то и отдохнёте…

– Не успокаивайте, – вздохнул подполковник, улыбнувшись, – сами сказали, что не первый год на службе, а задание – есть задание. – Дубовик встал. – Разрешите идти? – генерал кивнул. – А со мной поедет Герасюк. Другую кандидатуру не приму, – уже серьёзным тоном добавил он.

Лопахин замахал руками:

– Да я и спорить не стану, по мне хоть буфетчицу бери, лишь бы для пользы дела!

– Такого добра, надеюсь, и там немало! – буркнул Дубовик.

– Ты смотри!.. – генерал шутливо погрозил пальцем.

Через полчаса Дубовик горячо доказывал Герасюку необходимость их совместной поездки.

– Оперативную работу я смогу проводить и координировать, а техническая часть? Никто не знает причины этих смертей. И кто, как не ты, сможешь в этом разобраться? Ты хочешь бросить меня в такой серьёзный момент?

– Я не могу врать! Как я буду представляться инженером, не будучи таковым? Ты это можешь себе представить?

– Ты что, на стройку едешь, что ли? Тебе ведь там «лечиться», а не работать! И потом… твоя специальность не так далека от инженерной. Не стоит так напрягаться!

– А! Тебе легко говорить, ты привык ко всякого рода легендам, врёшь, как по накатанному. Для профессии журналиста это вполне подходяще. А я? Честный, правильный, прямолинейный… – Герасюк невинным взглядом смотрел на приятеля.

– Скажи ещё – непьющий! Артист – и только! Так, и чего это я тебя уговариваю? Едешь или нет? Отказ буду считать предательством, – Андрей Ефимович повернулся к двери, потом добавил: – Ответа жду полчаса!

– Нет, он опять не оставил мне выбора! Сатрап! Тиран! – выкрикнул Петр Леонидович в спину приятеля, потом вздохнул. – Дрр! – он изобразил пальцем ход стрелок на часах. – Полчаса прошло. Жить в одном номере будем? Я храплю, издаю неприличные звуки нижней частью тела из-за хронического метеоризма, – он стал загибать пальцы под смеющимся взглядом Дубовика, – потею и от этого жутко воняю. Как тебе такой букет? Принимаешь?

Подполковник сквозь смех проговорил:

– Теперь пальцы буду загибать я! Во-первых, на войне я и не такое видел, во-вторых, с тобой, если ты забыл, напомню, не раз был в командировке, а в-третьих, зная твою жену, едва могу представить, что она хотя бы день прожила со скунсом, – и уже не выдержав, рассмеялся вместе с Герасюком. – Командировочные отдай жене, нас московские снабдили большим количеством дензнаков.

– Так бы сразу и сказал! Считай, что я уже в пути!

– Не забудь положить в чемодан соответствующий антураж!

– Молоток и гвозди? – иронично спросил Герасюк.

– Ты не плотник, а инженер! Две-три книжонки технического содержания, посложнее, и такой же журнальчик! Можешь добавить колоду карт с голыми женщинами. Это здорово сбивает с толку!

– Мой организм не собьёшь! – со вздохом произнес Герасюк.

– Юморист! – Дубовик захлопнул дверь.

Ехать в поезде решили в одном купе, но с вокзала до санатория – порознь, «познакомиться» только на месте.

– Та-ак, и чем же я болею? – Герасюк разглядывал свою медкарту, сидя за столиком купе и прихлёбывая горячий чай, принесенный проводником. – Слушай, Андрей, у меня, оказывается, хронический бронхит! И что я должен делать?

– Кашлять! – пробурчал Дубовик, полностью поглощенный изучением материалов дела.

– А насморк? Надо или нет? – задумчиво бормотал Петр Леонидович. – Бронхит – это ведь простуда…

– Если только кровавый, – усмехнулся Андрей Ефимович. – И то, при определенных условиях.

– Думаешь, можем нарваться? – заерзал приятель.

– Пе-етя, – укоризненно посмотрел на него Дубовик, – ты забыл о нашем возрасте! И потом, в отличие от тебя, я привык все вопросы решать мирным путем. Если кулаки зачешутся – скажи, я зуд твой быстро успокою! И вообще, не мешай мне! – он отвернулся к стене и включил настенное бра.

Герасюк последовал его совету, ворчливо укладываясь в постель: