- Это твоя дочь, - зарычал Антон и, с трудом освободив правую руку, ударил.
Он рассчитывал, что мягкий череп птенца не выдержит, но ошибся. Удар лишь дезориентировал существо на доли секунды, однако этих секунд хватило, чтобы понять, что без оружия нет никаких шансов с ним справиться. Антон рванулся в сторону коридора, упал, когда когтистая лапа, обретшая полное сходство с птичьей, ухватила его за ногу, приложился головой о край рабочего столика, куда складывал инструменты, которые всегда должны быть под рукой. По полу рассыпались гвозди, мужчина заорал, когда молоток ударил его по ладони.
Только ощутив пальцами шершавое дерево, Антон понял, что у него есть шанс. Повернувшись, он ударил молотком по клюву, который уже тянулся к его животу, потом по виску монстра, ещё ненадолго выведя его из строя. Нашарил длинный гвоздь, один из десятка рассыпавшихся по полу, и незамедлительно им воспользовался, пригвоздив лапу птенца, больше похожую на несформировавшееся крыло, к полу. Гвоздь вошёл в линолеум, дерево и плоть почти по самую шляпку. Жанна-монстр заурчала и забилась, вцепившись когтями другой лапы в бедро Антону, когда он отвлёкся, чтобы найти ещё один гвоздь. Сопротивление птицы однако ослабло, и скоро вторая лапа также оказалась надёжно зафиксированной. Затем пришёл черёд нижних конечностей. Кости в них были мягкими и ломкими, будто полые стволы бамбука. Метаморфоза с костями оставалась загадкой для выживших, ведь голубиные люди не могли летать, а значит, облегчённый скелет был им без надобности.
Впрочем, и сама причина их появления была загадкой.
Слыша, как хрустят кости, наблюдая, как толчками выбивается из ран кровь, Антон облизал пересохшие губы. То, что было его женой, возлюбленной Жанной, распласталось теперь на полу, урча и мотая уродливой головой. Взяв со стола большие портновские ножницы, Антон разрезал свитер и майку на теле монстра-птенца. Помассировал сосок, пытаясь добиться выделения молока. Оно ещё оставалось, хотя и совсем немного. Эта функция человеческого организма отмирала, вытесняемая множеством других.
Опустившись на корточки, Антон сказал:
- Помнишь, мы говорили о том, что не будем колебаться ни минуты, если это случится с кем-нибудь из нас? Я поклялся, и ты поклялась, но я помню, что ты ещё сказала. Что не сможешь без меня жить. Сказала, что если этого не избежать, ты надеешься быть первой. Думаю, ты не сильно удивишься, услышав, что я тоже не смогу без тебя. Но у нас теперь есть Тоня. И я должен жить, столько, сколько потребуется. Я готов сделать всё ради неё. Я знаю, ты - уже не ты, но у меня просто в голове это не укладывается. Нет, я верю, что ты слышишь, что ты где-то есть: над нами или вокруг нас. Надеюсь, ты сможешь меня простить.
Антон, сколько смог, сцедил из груди молоко в кастрюльку, перелил его в бутылочку с соской, сходил за дочерью, которая по-прежнему тихо лежала под столом, разглядывая морду Макса и цепляясь крошечными ручками за его шерсть. Поднял её на руки, заглянул в сморщенное личико, в карие, как у матери, глаза.
- Пойдём, дорогая, - сказал он, - Есть ещё время подкрепиться.
К тому времени, как Тоня опять принялась за еду, Антон наконец увидел то, что следовало увидеть давно. Шум борьбы привлёк голубиных людей. Они стояли перед окном, три или четыре особи, клювы с тихим "дзынь" ударялись в стекло. Видел, как головы их раскачиваются, алчно и зло толкая друг друга.
- Нет, - прошептал Антон, - здесь никого нет. Уходите.
Птенец, бывший совсем недавно его женой, не оставляя попыток освободиться, откинул голову назад, громко стукнувшись о стену, и пернатые заволновались сильнее, хлопая по бокам руками-лапами, будто крыльями.
А потом где-то на кухне разбилось окно.
- Нет, - повторил Антон, всё ещё не веря.
Послышался грохот - кто-то, перевалившись через подоконник, упал на пол, прихватив с собой стопку тарелок и сковородку.
Мужчина нашёл взглядом ключи от автомобиля. Полный бак горючего и четыре канистры в кузове. Они могут кататься хоть весь день. Будут ездить, преследуемые толпами птицеголовых, пока не стемнеет или пока не наткнутся на что-то, что станет новым временным пристанищем для их поредевшей фамилии. Сумки с самым необходимым, давно припасённые на экстренный случай, стоят возле чёрного хода. Вот только...
Антон не мог лишить Тоню последних мгновений наедине с матерью, пусть даже это уже не её мать. Не мог заставить себя разжать ей губы, ведь прямо сейчас из одного тела в другое струилась любовь. Растворённое в жидкости чувство, которое ребёнок пробует на вкус, быть может, в последний раз в жизни.
Птенец сделал рывок, и гвозди на руках и ногах вылезли из пола на добрых три сантиметра. Ещё одного такого они не выдержат. Тело изогнулось дугой, клюв бешено щёлкал, и Антон слышал, как по коридору, врезаясь в стены и роняя картины с морскими пейзажами, в которых знали толк предыдущие жильцы, стучат когтями птицеголовые. Стекло разбилось вновь, на этот раз здесь, в гостиной. Голубиный человек рухнул в объятья занавески и заметался, возмущённо клокоча.
- Пойдём отсюда, Макс!
Пёс рычал, поняв, что в маскировке больше нет нужды.
Тоня захныкала, мужчина прижал её к груди. Прикрыв ладонью лицо девочки, он наступил на шею птенца и услышал, как под сапогом хрустнули кости. Поздно идти за топором. Антон схватил с деревянной подставки кухонный нож для мяса и бросился к выходу, чтобы в прихожей столкнуться с голубиным принцем, сизым самцом с грязным оперением, обломанным клювом и мясистой восковицей. На тощем теле болталась посеревшая рубашка с пеньком галстука, а брюки, порванные на коленях, кажется, едва держались на животе. Он протянул к Тоне белые безволосые руки, будто хотел пощекотать ей живот, но Антон не оставил ему шанса. Толкнул чудовище плечом, свалив его на пол и заблокировав дорогу двум другим особям, поменьше. У голубиного принца был рудимент, единственное человеческое ухо, торчащее из пучка перьев, но Антон не стал тратить время, чтобы его рассмотреть. Он бросился к чёрному ходу, услышав, как из комнаты, оскальзываясь, выскочил ещё один сизеголовый.
Ключи от дверей висели здесь же, на крючке. Бросив оружие и прижимая к себе Тоню всё сильнее, так, что младенец захлебнулся хриплым плачем, Антон попытался вставить ключ в замок. Руки дрожали, он прикусил до крови язык.
