Нет, всё это того не стоит, сказал себе Зорге. И размышления отступили.

  Вместо них пришли, впрочем, сны. Точнее, один-единственный сон. Снилась Зорге конница, вся в чёрных одеждах. Она надвигалась издалека, но не стеной. Каждый всадник - отдельно, каждый - на вороной лошади. Подобных нарядов он прежде не видел: настолько странно, неместно смотрелись они. Подумал даже - а нет ли похожих в империи? Но люди, на тот берег вхожие, не подтвердили его подозрений.

  Он слышал про сны вроде такого. Знал, что некоторых потом находят мёртвыми - утром после той ночи, когда навязчивый кошмар, наконец, настигает сновидца. Иногда ему даже казалось, что он видит на птичье-чёрных одеждах всадников черепа. И всё же Зорге не мог назвать конницу своим кошмаром.

  А потому считал, что это не сбудется.

  Больше всего из снов, однако, запоминалась не внешность всадников, а ощущение, что оставалось от них: туманное и будто бы шёлковое; совсем как печаль от белого Ладросского вина. А ещё было в них что-то вроде предчувствия - опасности, но также и новизны. И после пробуждения он вновь и вновь думал: не стоит ли изыскать способ сесть на корабль до империи Шруд?

  ...Думает Зорге и ещё об одном, но по-настоящему - только в вечера вроде такого. Когда он остаётся дома, хотя в его распоряжении целый город. В такие вечера Зорге смотрит на молчащее зеркало отравленной некогда, блуждающей где-то теперь, в чужом перекованном теле, богини. На зеркало Ершаллат, которое никак не удаётся разговорить.

  Смотрит и думает - не может ли быть так, что где-то по ту сторону зеркала всё закончилось по-другому? И это Ралло Цейн пьёт вино с его головой?