– Сейчас двадцать седьмое, – пресёк Дуремар излияния упыря. – И ты, скобейда, ещё денег с меня хочешь? За три дня до срока? Уж не охуел ли ты часом, старина?
– По-вашому ни розумию, – нагло заявил бригадир. – Грошей потрибно.
– Товарищ не понимает, – обратился Айболит к Напси, который как раз просунул любопытную морду в подсобку. – Переведи ему, пожалуйста, что деньги он получит только тридцатого. И только после того, как его ребята закончат с крышей.
– Гррррррррррр! – сказал Напсибыпытритень и для верности оскалил огромные клыки. Шерсть на его загривке поднялась дыбом.
Бригадир не то чтобы испугался, но к стеночке всё же прижался.
– Ну вот зачем на меня зверюгу напускать, – буркнул он на нормальном русском.
– Затем, что тебе сие потрибно, – Дуремар Олегович воздел палец вверх. – Подобним чином я подымаю тоби самооцинку, пролетарий ты наш кровососательный.
– Шо? – не врубился бригадир.
– Йди до ху́я, телепень, – ласково посоветовал Айболит. – Гроши – тридцатого.
– Ось так бы видразу и сказав, – пробурчал упырь и, не прощаясь, вышел.
– Беда мне с ними, – пожаловался Болотный Доктор. – Я их, можно сказать, выпестовал, а они вон чо. Ладно, хоть здесь вроде не накосячили, – он ещё раз обвёл взглядом подсобку, но особых упущений не обнаружил.
Болотный Доктор достраивал новый дом. Дело это было муторное и хлопотное. Айболит нервничал и торопился. Недавно он нанял бригаду упырей-шабашников, чтобы они обустроили нежилые помещения. Упыри работали не то чтобы плохо, но без должного энтузиазма, и всё время хотели грошей.
– Ну что, зверь лютый, как насчёт позавтракать? – обратился Доктор к Напси.
Напси радостно завилял хвостом, подняв небольшой смерч. Во все стороны полетели опилки и строительный мусор.
– Что, с голосом проблемы? – посочувствовал Доктор. – А ну-ка скажи – “мама мыла раму”.
– М…ма! Мммма! Мыыыы, – этот звук у Напси получился просто изумительно, – ррррра рррраннну… ррраммму, – поправился он.
– Уже лучше. Ладно, дуй в гостиную. Сосиски не трогай, это мне. Всё, что на косточках – твоё. Шампанское будешь?
– У-у-у! – пёс застучал лапами по полу.
– Особо-то не налегай, – посоветовал Болотник. – У тебя ещё сегодня процедуры.
– Ы-ы-ы, – огорчился Напси.
– Уж потерпи, дружок, – посоветовал Доктор. – Это для твоего же блага.
Напси фыркнул. Доктор понял его фырк по-своему.
– Ну протупил я, не учёл экспрессию генов, – сказал он почти извиняющимся тоном. – Скажи ещё спасибо, что живой.
Напсибыпытретень воспринял это всерьёз – то есть лёг на пол, со всей мочи мотыляя хвостом.
– Хватит, хватит, – Айболит немного наклонился и потрепал Напси шерсть на загривке. – Ну и здоров же ты вымахал, братец!
– Воууу, – печально сказал пёс. Некстати случившееся масштабирование не радовало его ни чуточки.
Пусть тебя будет больше
Базилио проснулся счастливым.
Снилось ему что-то огромное, живое и доброе. Оно окружало его со всех сторон и укрывало, но ни в чём не сковывало, не теснило. Наоборот, именно внутри него-то он и был по-настоящему свободен. Он ощущал себя посреди вечности, которая была им самим.
Сперва кот решил, что умер и в рай попал. Но потом такую мысль отверг. Рай он представлял как-то иначе. Более населённым, что ли. И в раю должен быть Христос. Это он знал твёрдо. Так что, немного поразмыслив, Базилио пришёл к выводу, что его каким-то случаем занесло в Лоно Дочки-Матери.
Расстраиваться он не стал, решив, что высшие силы рано или поздно разберутся. И неизвестно ещё, куда его в итоге определят.
Так-то Базилио считал себя добрым христианином. Правда, религиозным долгом своим он по большей части манкировал. Зато возложенные на него Богом мирские обязанности исполнял честно. То есть не проваливал заданий, не убивал без нужды, не присваивал казённых средств. На его совести темнело лишь одно пятно – неисполнение обещания. Ибо он, как ни крути, поклялся расстаться с Алисой…
Кот подумал об Алисе и тут же проснулся. Счастливым. Потому что лиса лежала рядом и обнимала его. А их обоих по-прежнему окружало то самое – огромное, доброе и живое.
Вставать не хотелось. Не хотелось даже шевелиться. Хотелось лежать и любоваться спящей Алисой.
Он менял настройки камер, рассматривая лицо любимой. Кто-нибудь другой назвал бы его усталым и измождённым. Но для Базилио оно было воплощением совершенства. Кот любовался границей цветов, идущей по щекам и носу – там, где огненно-рыжее переходило в снежно-белое. Потом переводил камеру на крохотные чёрные усики – ах какие миленькие. Ушки лисы чуть подрагивали, ловя какие-то случайные шорохи.
Потом что-то изменилось. То неведомое и прекрасное, окружавшее влюблённых, померкло, отдалилось, а потом и вовсе растаяло. Базилио почувствовал, как под шерсть задувает холодом и увидел над собой перекрещивающиеся ветки.
Тут лиса прижалась к нему так сильно, что у него перехватило дыхание.
– Й-извини, – наконец, сказала она, размыкая объятья. – Я… это. Ну вдруг.
– Чего-чего? – кот потряс головой, разгоняя остатки сладкого морока. – Мы вообще где?
– Мы ещё тут, – лиса посмотрела на кота с удивлением. – Ну уже не там.
Как ни удивительно, но кот – впервые в жизни! – догадался, что Алиса имела в виду. Они были на Зоне – но всё-таки не на Поле Чудес. По сравнению с которым Зона воспринималась как тихое, спокойное место, где можно отдохнуть и расслабиться.
– Ф-фух, – только и сказал он, осторожно поднимаясь и садясь на корточки.
Они находились в каком-то шалаше – старом, покосившемся. Большую часть его занимала лежанка из веток, покрытых рогожкой. Откуда-то несло горьковатым дымом. В микроволнах стало понятно, откуда – неподалёку располагалась небольшая “жарка”, в ней тлели чьи-то перья.
Сам кот был голым – совсем, полностью. Лиса тоже, если не считать тапочек, непонятно откуда взявшихся.
Кот подключил навигатор. Он, как ни странно, работал. И слова Алисы подтвердил: они и впрямь находились на Зоне, и даже не в самой глухой её части. Выбраться отсюда было делом муторным, но не более того. Смущало то, что кот не помнил, каким образом они сюда попали. Последнее, что осталось в памяти – как он бежал за забытым дублоном…
Кстати, дублон! – Базилио аж дёорнулся весь, вспомнив об этом.
– Монетка наша где? – спросил он.
– У тебя, – сказала лиса. – Она велела.
– Кто это она? – насторожился Баз.
– Ну, Бася. То есть Хася. Она мне помогла. То есть нам помогла. Она хорошая, – сказала лиса с уверенностью. – Только очень… ну как это… – лиса нервно зевнула, – могущественная. Когда ты много можешь, трудно быть хорошим.
– Это она тебе сказала? – заинтересовался кот.
– Мы с ней много разговаривали. Про тебя тоже рассказала.
Коту аж поплохело.
– Не знаю, что она там тебе наговорила, – начал он самым уверенным тоном, на какой только был способен, но Алиса перебила его.
– Про цыганское счастье. Что ты встретился с обломинго и оно к тебе прицепилось. Но его больше нет. Сгорело.
"Цыганское счастье можно снять каким-нибудь смелым поступком” – вспомнились коту слова Болотного Доктора.
– Она так и думала, – продолжала лиса, не вставая. – Что ты бросишься. А то мы бы и дальше в приключения попадали бы. В дурацкие всякие.
У кота отлегло. Он-то опасался, что Хася рассказала Алисе кое-что другое.
– Слушай, – сказал он. – А тебе Хася сказала, кто она такая?
– Говорила, – лиса посмотрела на кота печально и неуверенно. – Только я не всё поняла. Но в общем она в каком-то древнем царстве работала. То есть сначала работала как Бася, а Хася была отдельно. Бася занималась добрыми делами, а Хася – справедливыми. А потом ту Хасю уволили. А Басю назначили ещё и Хасей по совместительству. И она подписала контракт насчёт справедливых дел, он записан в глобальную переменную, только из-за этого всего получилась какая-то ерунда… – она умолкла.