«Что ж, на сей раз приказ моего начальника полностью совпадает с моим желанием. Так что я ничего не потеряю», – решила она для себя, улыбаясь немногочисленным посетителям кафе, находящегося на территории школы, в котором она пила кофе, поджидая героя очередного своего опуса. Женщина уже давно положила на столик блокнот с ручкой и любимое «орудие труда», диктофон.

Почему-то в этот день ей хотелось быть… более объективной. Рита сама не знала, отчего вдруг её настигло это неожиданное благодушие. Обычно ей нравилось смешивать очередную жертву с грязью.

Красавица подпёрла подбородок тонкой рукой, постукивая пальчиками другой руки, точнее, длинными кроваво-красными ногтями, по гладкой поверхность стола, и не могла оторвать взгляд от двери.

Однако репортёрша всё же на пару минут отвлеклась от созерцания двери – уж очень интересная пара сидела за одним из столиков, красивые и беззаботные, словно на свете не существовало Зла. Молодые и легкомысленные, и, главное, влюблённые. Она это увидела в их глазах – отражения друг друга. Остальной мир для них не существовал, пока они держались за руки и смотрели друг другу в глаза, нежно улыбаясь и щебеча легкомысленные глупости.

Рита проглотила ком в горле и постаралась придать своему лицу ещё более неприступное и ледяное выражение, чем обычно. Однако сложнее всего оказалось убрать «вселенскую» тоску из глаз и превратить их, образно говоря, в два бирюзовых камешка. Не к месту вспомнились родители. Точнее, тот период жизни, когда они начали отдаляться от неё. Или она от них? Когда они впервые называли её жестокой, холодной. Особенно после первых публикаций её ядовитых статей.

Вспомнилось интервью с коллегами из «Женских штучек», когда её улыбающуюся фотографию с белозубым оскалом поместили на обложку. Тогда центральный разворот заняло то ужасное интервью. Её премировали «Золотым пером», как лучшую журналистку года. Хотя, стоит заметить, что в конкурсе не принимал участие ни один серьезный журналист, пишущий про политику, только репортеры из различных женских изданий и желтой прессы.

«Рита Свон, говорят, что у вас нет сердца. Это правда?»

«Конечно (стеклянный смех, словно звон бокалов). Ещё в детстве я продала его за доллар».

Брр! Рита тряхнула головой, чтобы отогнать неприятные воспоминания, от которых начинало тошнить. Пышные пряди упали на лицо. Откинув их, она замерла, прищурившись.

В кафе как раз входил «Мистер Знаменитость» – Гарри Джонсон собственной сиятельной персоной.

Быстро отыскав её глазами, парень направился к ней с выражением страдания и муки в изумрудных глазах и явным нежеланием находиться с ней в пределах одной Вселенной.

– Привет, Гарри, – произнесла она, открывая блокнот. – Садись.

Он кивнул и сел напротив.

Она отметила, что он напряжён и скован. А в глазах за модными солнечными очками – одновременно вызывающее и затравленное выражение. Сняв очки, он нервно швырнул их на столик, едва не разбив.

– Давайте сразу к делу. У меня нет никакого желания с вами общаться, – почти выплюнул он с ненавистью. – Меня моя девушка ждёт.

Изящно изогнутая бровь.

– Хм, полагая это мисс Лесли? Или Генриетта Браун? Либо кто-нибудь, о ком я не знаю? Какая-нибудь супер-модель? Или начинающая голливудская красавица, которая благодаря связи с такой знаменитостью, как ты, мечтает сделать собственную карьеру? Возможно, какая-нибудь дурочка, которая после секса обязательно попросит у тебя твои трусы, чтобы хранить их возле сердца? А те части тела, которых ты коснёшься во время секса, она больше никогда не будет мыть?

Джонсон раздражённо тряхнул торчащими как попало волосами, машинально попытавшись их пригладить. Впрочем, это было так же невозможно, как изменить профиль без пластической хирургии.

– Кажется, по предварительной договорённости с этим идиотским журналом, вы не должны лезть в мою личную жизнь! Я этого не потерплю.

– Знаешь, мне не нужно твоё разрешение, чтобы хорошо выполнять свою работу, – она пронзила его испытывающим взглядом. – Хорошо, расскажи про учёбу, про друзей, про свои увлечения – которые не касаются секса.

– О, вас так интересует тема секса? Недотрах? – ухмыльнулся парень, разваливаясь на изящном стульчике. Она невольно отметила его идеальное телосложение – и когда он успел стать таким сексапильным? Тело развитое – он явно качается в спортзале, черты лица практически идеальные, очень красивые глаза, которые, как и его хорошее телосложение, достались ему благодаря отличной генетике.

Рита поймала себя на том, что откровенно залюбовалась им.

«Ха, он же просто неопытный юнец! Мне он неинтересен».

Женщина замолчала, затем продолжила, стараясь собрать разбегающиеся мысли:

– Поделись с нашими читателями своими увлекательными приключениями в школе! Кто, например, пытался тебя втайне побить, с кем и за что ты соперничаешь. Насколько я знаю, тебе почти нет равных в школе, кроме Виктора де Ноблэ, конечно. Ну, Виктор происходит из древнейшей аристократической семьи, которых всё меньше остаётся в Англии. И, хотя, его родители не так богаты, как твой отец, но у них есть класс, а это дар, который может быть только врожденным.

В какой-то миг ей показалось, что сейчас он ударит ее… По лицу. Или схватит за волосы и вышвырнет в окно. Или скинет со стула на пол и начнёт нещадно пинать ногами. Его глаза потемнели, а губы сжались, превратившись в тонкую бледную линию.

– Да как вы смеете! Я же предупреждал руководства вашего отвратительного журнальчика, что не собираюсь говорить о личном! Вы и так вылили на меня кучу грязи, когда издевались надо мной, моим отцом, моей умершей матерью в своих жалких статейках! Вы бы радовались даже смерти собственных родителей… Если бы вам заплатили за статью про их похороны! – его голос, возросший до крика, сорвался. – Я же просил вашего редактора, чтобы мне прислали на интервью кого-нибудь другого! Или те, кто варится в этом дерьме, слышат лишь то, что им выгодно?

Ей ни с того ни с сего захотелось попросить прощения. Особенно про ту действительно гадкую статью о смерти его матери, которая покончила с собой в огромном особняке.

Пока Адам Джонсон резвился на Багамах с очередной красоткой-моделью, а их практически интимные фотографии оказывались во всех развлекательных изданиях, его жена Люси страдала и от одиночества, и от ревности, которую искусно разжигали журналисты.

Рита понимала, как ему было тяжело, тогда ещё совсем маленькому, сначала пережить эту смерть, затем простить отца (если он его простил, конечно), а потом ещё и жить дальше.

И переваривать всю ту грязь, что многие годы лились на него и на его отца. Большинство журналистов (не только Рита), смаковали странное самоубийство, которое под определённым углом могло бы даже сойти за убийство, или за попытку доведения до самоубийства. Смаковала и она, хотя и без особой радости. Смерть красивых женщин никогда не вызывала у неё особого восторга. Наверное, сказывалась редкая женская солидарность.

Журналистка тонула в этих зелёных глазах, которые наполнялись слезами. Ей вдруг отчаянно захотелось обнять его, утешить. Но… на них все смотрели! Да и не позволил бы он ей к себе прикоснуться, а кроме того, не могла же она разрушить тщательно взлелеянную репутацию безжалостной стервы.

– Держите себя в руках, мистер Джонсон! – ненавидя сама себя, произнесла она чеканным сухим голосом. – Вы же, как никак, будущая звезда! А теперь, если не возражаете, продолжим. Или вы решили сбежать? Может, вы боитесь меня? – ехидно добавила она.

Слёзы в зелёных глазах высохли, словно первые капли росы на весенней листве. Он поднял подбородок, принимая её вызов, хотя не мог не понимать, что в словесной дуэли журналистке нет равных.

Она заметила, что Гарри уставился на неё с опаской и с любопытством одновременно.

– Наверное, ты хочешь сказать мне какую-то страшную гадость? – парень откинулся на стуле, чуть прищурив изумрудные глаза. – Давай же, не стесняйся – после множества репортёров, которые каждый день рвут меня и отца на части, меня уже сложно напугать. Да и не скажу, что бы я кого-то из вас боялся. Он снисходительно улыбнулся, беря себя в руки: – Просто мне неприятно… Как различные ничтожества, вроде нищих журналистов, гавкают на меня и отца, потому что они сами – никто. Конечно, проще оскорбить тех, кто чего-то достиг, чем самому добиться успеха. Для этого же надо потрудиться! А ваша работа – это просто изливание желчи. Да и язык у репортеров, как говорится, без костей. И всё-таки, я думаю, наше интервью пора закруглять.