– Через окно, бабушка.

– Это значит, тебя ловят эти архаровцы? Бегают по двору, словно стая собак.

– Да, меня.

Она окинула Лаврова с ног до головы и предложила ему пройти за ней на кухню. Она подошла к газовой плите и поставила на нее эмалированный чайник красного цвета.

– Что ты наделал? Ведь они непросто так тебя ищут? Только не ври мне? Ты случайно не вор?

– Не знаю, бабуля, но мне кажется, что эти люди хотят меня убить. Я понимаю, что это не ответ, но другого ответа у меня сейчас просто нет. Я на этой площади должен был встретиться с одним человеком, но он мне дал знак, чтобы я быстро уходил с площади и, ни в коем случае не подходил к нему. Когда я прошел мимо него, эти люди попытались задержать меня, и мне пришлось скрываться от них на чердаке вашего дома. Когда я спускался по пожарной лестнице, я заметил открытое окно и решил спрятаться на время здесь.

Павел не знал, поверила ли она его рассказу или нет, но, она неожиданно для него, предложила ему попить с ней чай. Она разлила по чашкам ароматную заварку и долила в чашку кипяток. Неожиданно в дверь ее квартиры кто-то позвонил. Звонок был настолько настойчивым и требовательным, что Лавров моментально вскочил на ноги.

– Сиди спокойно, я сейчас, – тихо прошептала он и, шаркая своими больными ногами, направилась к двери.

Он снова достал свой пистолет и, встав за кухонной дверью, приготовился к бою.

Старушка открыла дверь и вышла в коридор, прикрыв за собой входную дверь в квартиру. До Павла доносились какие-то отдельные слова, которые он не мог связать воедино. Наконец она открыла входную дверь и громко произнесла:

– Я вам сказала, что никого у меня нет! Если вы не верите моим словам, тогда зайдите и посмотрите сами. В конце концов, сейчас молодые люди не тридцать седьмой год, чтобы врываться в квартиры граждан, предъявив лишь служебные удостоверения.

– Извините, бабуля. Не нужно так громко возмущаться. Что сделаешь, служба! Мы верим вам, – донесся до Лаврова мужской голос и шум закрываемой двери.

Павел успел засунуть пистолет за ремень брюк, прежде чем в дверях кухни появилась бабушка.

– Вы знаете, молодой человек, что про вас говорили эти люди? Они утверждают, что вы убийца и маньяк. Что это вы недавно, так хладнокровно застрелили судью и сына начальника городского отдела милиции. Скажите мне, это правда?

Сделав небольшую паузу, она посмотрела на Павла. Он немного растерялся, так как не знал, что ей ответить на предъявленные ей обвинения. Заметив его растерянность, она продолжила:

– Если это так, то я могу сказать, лишь одно, что вы молодой человек – молодец. Не каждый из нас способен бросить этим людям в лицо перчатку. Сына начальника милиции я хорошо знала, он учился в одном классе с моим последним внуком. Гнуснейший молодой человек.

Лавров молчал. Не мог же он сказать ей, что это он их застрелил.

– Ты, что вскочил на ноги, садись. Давай, допьем наш чай, да и торопиться тебе особо не стоит. Они вряд ли до вечера снимут свои посты от дома. Я их хорошо знаю. Вот так в свое время они и отца моего караулили.

Мне снова пришлось снять с себя пальто и присесть за стол. Бабушка говорила много, особенно много она мне рассказывала о покойном сыне начальника милиции. Наконец она замолчала и посмотрела на меня. Знаешь, что сынок. В таком виде ты от них не скроешься. У меня после внука осталось кое-какая одежда. Вы с ним один размер носите. Сейчас я принесу вещи, и ты посмотришь, что тебе одеть. Ты не переживай, все это чистое.

Она встала из-за стола и, шаркая ногами по полу, направилась в комнату. Через минуту она вышла, держа в руках коричневую летную куртку, светлую рубашку. Куртка была старой, потертой. Павел снял пальто и взял в руки куртку.

– Ты померь, если подойдет, можешь переодеться. За своими вещами можешь зайти потом. Не пропадут.

Лавров быстро переоделся и стал рассматривать себя в большое напольное зеркало, стоявшее в углу комнаты.

– Вот видишь, все нормально, как по тебе сшито. Если хочешь, то я могу завернуть твое пальто.

Она была права, одежда сидела на нем ладно. Пока она выходила из комнаты за бечевкой, Павел успел переложить свое оружие из кармана пальто в карман куртки. Она сложила его пальто и связала его бечевкой. Взяв его в руку, он стал прощаться с гостеприимной хозяйкой.

– Ну, я пойду бабуля. Может, я вам должен за эти вещи? Могу заплатить.

– Ничего ты мне не должен, сынок. Это одежда моего внука. Он сгорел в своем вертолете, там в Афганистане.

– Еще раз спасибо, – поблагодарил он ее и направился к выходу.

Лавров осторожно вышел из подъезда дома. В метрах тридцати на лавочке сидел мужчина и смотрел куда-то в сторону. Воспользовавшись этим, он быстро свернул за угол дома.

***

Остановив проходящее мимо такси, Павел сел в него и назвал адрес.

– Извини, шеф, не поеду. Там нет пассажиров, и поэтому, если хочешь, чтобы я тебя отвез туда, плати двойной тариф.

Немного поколебавшись, Лавров согласился.

– Хорошо. Я согласен.

Павел сел на заднее сиденье и машина, нежно урча мотором, плавно тронулась. Он закрыл глаза и стал анализировать сложившуюся вокруг него ситуацию. Сейчас, он уже ни капли не сомневался, что его сдал комитетчикам его непосредственный бригадир. Кроме его, Лаврова никто не знал в этом городе. Именно, по его наводке, к нему с утра приставили сотрудников наружного наблюдения, его задержание, а затем и возможную ликвидацию должны бы провести люди, сидевшие на площади.

Павел специально не поехал к себе домой, а если вернее, на съемную квартиру, так как там по всей вероятности его уже ждала засада. Об этом новом адресе, куда он сейчас ехал не знал никто. Лавров снял этот маленький домик три дня назад и не успел о нем никому еще доложить. Это было явное нарушение инструкции, но сейчас эта маленькая тайна спасала ему жизнь. Машина несколько раз сильно дернулась. Павел открыл глаза и посмотрел на водителя, лицо которого было словно высечено из камня. Он, не моргая, смотрел вдаль, где уже сверкали огни этого пригородного поселка. Машина, скрепя тормозами, остановилась около небольшого покосившегося от времени дома. Дому было по всей вероятности лет сорок – сорок пять. Он покосился и со стороны был похож на промокшего и нахохлившего старого воробья. Прежде чем войти в дом, Лавров трижды обошел вокруг его, внимательно вглядываясь в потемневшие от времени стекла. Убедившись, что в доме отсутствуют незваные гости, он открыл замок и осторожно вошел внутрь. В нос ударил спертый, и застоялый воздух.

«Похоже, что в этом доме давно никто не жил, – решил он, осматривая две небольшие комнаты, обставленные старой мебелью, на которой толстым слоем лежала пыль».

Лавров закрыл окна занавесками и включил в доме свет. Маленькая запыленная лампочка осветила скромное жилище. Он снял с себя куртку и повесил ее на вбитый в стенку гвоздь. Положив пистолет рядом с собой, Павел лег на продавленный от времени диван и закрыл глаза. Одна из металлических пружин уперлась ему в правый бок, вызывая боль. Он встал с дивана. Достав из кармана брюк пачку сигарет, он достал из нее сигарету. Похлопав себя по карманам, он нашел зажигалку и прикурил. Сейчас, оставшись один на один с собой, Лавров стал вспоминать, как все это началось.

Заканчивался третий месяц его учебы в специальной школе КГБ. Последние две недели были практические занятия, которые проходили в различных городах Подмосковья. Курсантов учили опытные инструктора методам наружного наблюдения, способам обнаружения и ухода от сотрудников, осуществляющих наблюдение. Все курсанты жили отдельно друг от друга. Действующими приказами, им категорически запрещались не служебные контакты между собой. Никто из них не представлял, какая настоящая фамилия у твоего соседа по столу и откуда он родом. Все курсанты жили по выдуманным преподавателями легендам.

Навыки, полученные Лавровым в спецподразделении, а также боевой опыт, приобретенный им в Афганистане, заметно отличали его от сокурсников. Павел лучше всех из них бегал, стрелял, и его часто ставили в пример отдельным курсантам курса.