–Ооо Васёк, собирать грибы – это ж дело не хитрое! Я тебе сейчас покажу, какие смотреть то надо… – с этими словами он принёс с кухонного стола закрытую серую кастрюлю. Открыл крышку и достал целый гриб с коричневой шляпкой.

– Ну вот, смотри, толстая ножка, коричневая вот такая шляпка, выпуклая – это белый, запомнил?

– Так, а можно сфотографировать? Так хотя бы фотка в телефоне будет?

– Ох уж эти ваши сатанинские машины! На память то чё, совсем ужо не надеетесь? – укорительно спросил дед, но увидев моё выражение лица, по-доброму улыбнулся и проговорил:

– Ладно, ужо фотографируй. Понимаю, что век токой у нас. А вот раньше всё в голове то и держали и ничего не забывали. А ежели чего вдруг сложное было, дак карандашик да блокнотик в кармане, вот сюда и записывали и зарисовки какие делали. Вот смотри, чего покажу-то…

И он пошёл в соседнюю комнату. Я смотрел и удивлялся: то ли я повзрослел, то ли деду Егору стало скучно жить одному. Ведь сколько я здесь жил, никогда особо и не помнил, чтобы он вот так себя вёл: в гости позвал, грибовницей накормил, рассказал жизненную историю и показал интересные находки. Внуков у него не было, и жены тоже. Всю жизнь прожил один. Отец рассказывал, что ему с молодости нравилась моя бабуленька, но она вышла замуж за моего деда. А дед Егор преданно хранит к ней свою любовь до сих пор. Видимо, под старость всё-таки одиночество становится ощутимей и хочется с кем-то говорить и чем-то делиться. Может быть, так легче будет воспринимать свою смерть, что вот я прожил, пусть никого и не нажил себе, а Ваське о своей жизни рассказал. Значит, память обо мне в нём и останется, а он, в свою очередь, своим детям расскажет, а те своим.

«М-да…. Вот бы мне так полюбить раз и навсегда, но только чтобы в итоге остаться вместе с любимой… и не оставаться под старость лет одному, не рассказывать соседскому мальчишке свою жизнь…» – подумал я, с какой-то грустью всё это представив. Мои размышления прервал дед. Он вынес из комнаты толстую тетрадь ещё тех времён.

– Вот, смотри, – открыв, где-то ближе к середине страницы, он показал мне раздел с рисунками.

– Оболдеть! – восхитился я, листая страницу за страницей.

Вот нарисованный, словно детской рукой, танк, а на следующей странице изба. На скамейке сидит женщина, но фигура не чёткая. Вокруг трава растёт, а на коленях будто бы цветы лежат.

– А это кто? Ваша мама или бабушка?

– Мать. Это ты правильно подметил. Мы тогда с поля вернулись, цветов набрали. И чего-то она так запал мне в душу, держа этот букет, что не выдержал я и нарисовал, как умел. Уж больно хотелось запечатлеть её в памяти. Вот так, – улыбаясь, посмотрел он.

Все рисунки были карандашными и изредка попадались ручкой. Где-то были быстрые наброски, словно он боялся упустить интересные моменты и рисовал быстро, чтобы сохранить образ. А где-то похожие на целые картины с аккуратно прорисованными деталями. Одним из таких рисунков оказалось небольшое женское зеркальце. Оно было овальное, вставленное в такую рамку из разных мелких цветочков, а серединками этих цветов были цветные камушки. Почему-то оно привлекло моё внимание.

– А это когда-то принадлежало вашей маме или бабушке?

– Нет, это одна из странных находок. Думаю, что его потеряла какая-нибудь гулёна, которая любила смотреться в это зеркальце, – его голос стал серьёзным.

– Почему вы так решили? Снова нашли в лесу?

– Нее. Мы тогда с матерью пошли в поле за цветами полевыми. Она любила все эти ромашки, васильки, маки…. Насобираем их целую охапку, а потом несём в дом. Дак вот, в одном из таких мест трава была примята. Видно, что кто-то лежал на ней и не один. А зеркальце лежало вот прямо по кромке примятых трав. Видать, забыла его или выпало. Мамка и взяла его. Чего, говорит, добру пропадать. Я-то поначалу вроде как даже уговаривал её оставить здесь зеркало. Мало ли прибежит, опомнится, что потеряла. А мать не дала этого сделать. Посмотрела на него внимательно, брови её собрались на переносице, и строго так сказала: «Нет, Егорушка, хозяйка сюда ужо не вернёться». Откуда вот она об этом знала до сих пор, ума не приложу, но только перечить и расспрашивать не стал.

– Тоже, думаете, не из наших мест? – вдруг спросил я, рассматривая рисунок.

– Я даже об этом и не думал. Я ж мужик и в этих женских штуках то не силён, – усмехнулся он.

– А где оно сейчас?

– Вот ты спросил. Я ж пацаном тогда был, в разы младше тебя. Думаешь, помню, куда его мать убрала? Нее, я ж его более то и не видел.

– Понятно. Дед Егор, можно я ещё к вам зайду, ну, чтобы досмотреть здесь всё? А то и, правда, уже идти пора, – почему – то из моих уст это прозвучало немного виновато.

– Ох, вот я дурак то старый! Мы ж не об этом с тобой разговор то начали. Голова моя садовая, Васёк, конечно, приходи, конечно! А грибы как насобираешь, приноси, здесь с тобой сядем и разберём, что годно, а чего на выброс пойдёт, – обеспокоенно проговорил он.

– Спасибо! Хорошо. Я через пару часов тогда снова зайду, – улыбнулся я и хотел уже выйти, как:

– Васёк, слышь, ты извини меня, что задержал тебя!

– Что вы, дед Егор! Вы не представляете, сколько нового и интересного я узнал! Помыл бы в знак благодарности посуду, но бежать уже нужно.

– Что ты! Бог с тобой, какая посуда, – засмеялся дед, – Ты главное сам приходи чаще и это… слышь, Васёк, Евдокию берегите, как зеницу ока… от неё ведь я завишу, – неожиданно проговорил дед.

Я кивнул, не вникнув в последние его слова. Забежал в дом, надел сапоги резиновые, взял ветровку, небольшой нож, корзину и, закрыв дом, поспешил в лес. Ключи отдал деду Егору со словами: вдруг родители приедут раньше, передайте, что пошёл за грибами. Дед пожелал мне лёгкой «охоты» и настоятельно порекомендовал не сворачивать с протоптанных дорожек. Но лес я знал хорошо, и как только попал в него, ноги сами понесли по когда-то уже хоженому маршруту. Времени было пять вечера, но солнце ещё было высоко, и я был уверен, что через пару часов вернусь с полной корзиной грибов.

Глава пятая

По грибы

___________________________________

Как было приятно оказаться в лесу, где всё тебя приветствовало. Воздух чистый, птицы поют, ветер спокойно разгуливает по верхушкам деревьев, а насекомые то и дело снуют туда-сюда. Сосны стали выше, а берёзы раскидистей. Воздух жадно наполнял мои городские лёгкие. Я остановился и посмотрел наверх. Солнечные лучи, пробивавшиеся сквозь сосны, мягко падали на моё лицо. Я чувствовал, какими тёплыми они были. От удовольствия закрыл глаза и невольно улыбнулся. Я полной грудью вдохнул этот чудесный воздух и с каким-то неимоверным облегчением и удовольствие выдохнул его:

– Как же хорошо… как же здесь хорошооо! – неожиданно для себя крикнул я.

И это было удивительным. Я словно попал в совершенно другой мир. Нет машин, светофоров, спешки, телефонных звонков, ругани, людей вокруг. Ничего этого не было. Только лес, природа и сказочная тишина, ласкавшая слух. И вот в этот самый момент я понял, как сильно хочу остаться здесь навсегда! Жить с бабушкой, помогать ей по хозяйству и фотографировать природу во всех её проявлениях. Деньги? А уж деньги я найду, как заработать и никакого юридического образования мне не нужно.

– М-да осталось только об этом плане рассказать своим и выслушать обвинительный приговор. Боюсь, даже адвоката не предоставят. Ох уж эта взрослая жизнь! Как же здорово было в садике! Привели тебя туда, отдали воспитательнице и делай, что хочешь. Хочешь – в игрушки играй, хочешь – в носу сиди, ковыряйся, и никто тебе ничего не скажет, а хочешь – ничего не делай. Жди завтрак, обед, тихий час и ужин. А там и родители придут, и ещё какую-нибудь вкусную штуку купят по дороге. И всё, что бы ты ни делал в столь прекрасном возрасте, только умиляло и восхищало взрослых. Даже ошибки исправлялись с улыбкой. А что сейчас? А ладно…, – я шёл и сам собой разговаривал, и это звучало довольно громко.