Первое, что предложил им Саурон, — представиться… Он и в самом начале требовал назвать имена. И сколько имен он уже знает? Согласился придти сюда — теперь представляйся и садись за стол.
Нолдор вновь переглянулись. Познакомиться, узнать имя — неужели это именно то, ради чего Саурон все и затеял? Или со временем он пожелает узнать больше? Имя Тандаполдо, «Крепкий шлем», не было тайной… Что Саурон узнает из него? Что обладатель имени — воин? Так это еще орки узнали.
— Мое имя Тандаполдо, — ответил один из нолдор и сжал челюсть. И поймал себя на мысли, что он и правда начал расслабляться, несмотря на присутствие Саурона рядом: хотелось не сесть, а лечь, дать настоящий отдых рукам и ногам. Отдых, а лучше сон, был нужнее ужина. Но как же хотелось пить… И Тандаполдо сел за стол, не дожидаясь особого приглашения.
Второй эльф, помедлив с ответом, наконец решился и кратко произнес:
— Я Морнахэндо, — сказав это, пленник посмотрел на оборотня и чуть усмехнулся: пусть теперь Саурон гадает, что значит «Темноглазый», имя это или прозвание. Потом нолдо сел рядом со своим товарищем.
А Тандаполдо ждал, что еще скажет и спросит враг. С удивлением нолдо осознал, что будет едва ли не рад допросу под личиной трапезы. Цель, опора были сейчас нужнее всего, как бы ни хотелось ему пить… да и есть тоже.
— Тандаполдо и Морнахэндо, — повторил Волк, кивнул и тоже сел за стол. — Прошу, угощайтесь.
Часть времени прошла в молчании. Как радушный хозяин, умаиа дал «гостям» время утолить первый голод. И лишь через несколько минут заговорил:
— Нэльдор сказал мне, что вы из Нарготронда, но некоторые из вас раньше жили здесь, в этой крепости, — Волк не знал, был ли кто из его пленников раньше жителем Минас-Тирит, и решил действовать наудачу. — Вижу, что тебе, Тандаполдо, знакомы эти стены; надеюсь, тебя не было здесь во время осады.
Разумеется, слова Саурона выбили у пленников почву из-под ног, как умаиа того и хотел: чем больше некто волнуется, испытывает эмоций, тем больше ошибок он совершает. В ушах нолдор эхом отдавались слова: «Нэльдор сказал…»
— Что еще тебе известно? — наконец порывисто спросил побледневший Морнахэндо. Он хотел дать Саурону разгадывать загадку, что значит «Морнахэндо»: имя это или прозвание… Но теперь свои же уловки показались эльфу мелкими и бесполезными, враг знал куда большие тайны.
Тандаполдо поднял голову и хмуро посмотрел на лучащегося беззаботностью Саурона. Как он добился от Нэльдора этого рассказа? Ядами, чарами или… неприкрытыми пытками? Над ними умаиа пока только издевался, сообщая, что уже узнал о Нарготронде, и напоминая о тех, кого он же убил в осаду.
— Ты знаешь, что спаслись немногие, — сквозь зубы ответил Тандаполдо.
— Не так уж и мало, — возразил Волк. — Если бы Минас-Тирит не была оказана помощь, думаю, и вовсе никто бы не спасся. Фэанорингам здорово досталось тогда, но как же они удивили меня своим прибытием! *(1)
Волк говорил спокойно, вспоминая поражение минувших дней — было, что там. Артарэсто ускользнул прямо из рук — это, конечно, было досадно, но война продолжалась. И игра тоже — как времена той осады вспомнит Тандаполдо? Волку не было важно знать, был этот пленник при осаде или нет — умаиа просто прощупывал эльфа. Тандаполдо старался скрыть, участвовал ли он в той битве; Саурон был прозорлив и многое мог увидеть. И теперь узнал — этот нолдо умеет настолько владеть собой, что может утаить нечто даже от него, Повелителя Волков. Такое могли немногие, и эта информация была куда важнее правды об осаде.
— Всему свое время, тебе тоже достанется, — огрызнулся тем временем Тандаполдо. Нолдо старался говорить как можно сдержанней, но сейчас все его мысли были заняты только одним: что еще удалось узнать Саурону?
— Фи, — отозвался умаиа. — Я ожидал от тебя более оригинального ответа. Нет ничего более жалкого, чем бессильные угрозы того, кто ничего уже не может и лишь мечтает. Это удел слабых. Я надеялся, что ты хотя бы поднимешь кубок за союзников, а ты их даже не упомянул. Или, быть может, ты их так и не простил за Хэлкараксэ? — разумеется о Льдах, Волк сказал тоже для того, чтобы пронаблюдать за реакцией своих «гостей».
— Подниму, — ответил Тандаполдо. Да, сам он был только бессильным пленником, но народ нолдор не был бессильным. Следом за товарищем поднял кубок и Морнахэндо.
Казалось бы, упоминание Хэлкараксэ должно было навести на мрачные мысли тех, кто переходил Льды… Но и Морнахэндо, и Тандаполдо давно примирились с фэанорингами*(2). Волк отметил про себя, что на этих двоих не лежит тени Хэлкараксэ, и продолжил беседу, отвечая на вопрос второго «гостя»:
— Мне многое стало известно, Морнахэндо, — это не звучало бахвальством, Маирон просто констатировал факт. — Что именно тебя интересует из того, что я знаю?
Морнахэндо помедлил: Гортхаур ответил — и ничего не сказал по сути…
— Мне многое интересно. Считай меня любопытным, — ответил нолдо, и Волк рассмеялся чистым смехом:
— Это хорошо, что ты любопытен. Я люблю любопытных.
— Любишь, но не любишь утолять любопытство?
— Ты спешишь меня обвинить, но сам не спросил ни о чем конкретном. Что ты хочешь знать? — Волк посмотрел на эльфа в упор.
Морнахэндо сформулировал свой вопрос яснее:
— Прежде всего, я хочу знать, узнал ли ты что-то, что касается Нарготронда?
— Немного, — отозвался Волк. — Ваш город находится в спрятанных у реки Нарог пещерах, так что, живя там, вы почти лишены радости мира вокруг. Даже звезды бедный Нэльдор может наблюдать, лишь когда позволяет служба, которой он так гордится. Но притом, потеряв мир вокруг, вы так довольны творением рук своих, что не чувствуете себя обделенными, любите свой город и вполне счастливы в нем, — Волк перечислил вслух все, что знал, но не столько даже для «гостя», а чтобы подвести черту для самого себя. — Как видишь, я знаю совсем немного. Ах да! Рядом есть леса, снабжающие вас дичью, и кроме стражников, у вас есть охотники. Между прочим, один такой охотник, Ламмион, завтра утром покидает крепость. Думаю, он поскачет в Нарготронд, но при этом отчаянно боится, что я буду за ним следить, словно мне нечем больше заняться, — Маирон улыбнулся. — Вы приписываете ложь мне, но пока что я не обманул ни одного из вас, так что… боюсь, вы ожидаете от меня того, что есть в вашем собственном сердце, а не того, что есть во мне.
