— Да, проклинал, — ответил Ларкатал. — Так Эвэг намеренно создавал впечатление, что за этими пытками стоишь ты… — впору было то ли плакать, то ли смеяться. Он встряхнул головой и ответил умаиа столь же пристальным взглядом. — Все же… ответь, если я передумаю, что это изменит для тебя?

Как-то глупо было стоять в своем кабинете и играть в гляделки с эльфом. Маирон отвел глаза, не скрывая ничего, не сдаваясь — просто отвел.

— Этот Эвег тот еще гаденыш, — как-то устало скривил губы Маирон. — Если ты передумаешь? Надо же, как щедро. А я думал, это я отец даров… Не знаю, что это изменит. И мне не нужны твои подачки. Возвращайся в свою старую комнату, я скажу, что ты снова мой гость, и больше перед тобой никого мучить не будут.

Ларкатал потер виски. Он мог очень ошибаться раньше, мог согласиться сейчас на то, что обернется неприемлемым. Но…

— Просто вернуться в комнату? — спросил нолдо. Это было непохоже на те выводы, что он сделал (нолдо не помнил, что Саурон уже делал ему такое предложение до начала допросов: живи в своей комнате, делай вид, что ты мой гость; только тогда Ларкаталу обещали, что никого из его спутников не будут трогать, а теперь лишь что он сам не будет присутствовать на допросах, большего сделать уже было нельзя). И потому нолдо начал говорить так, как не заговорил бы раньше. Как мог бы говорить с Эвэгом… или с тем же Сауроном вначале. — Перед тем, как я ушел в подземелье, я спрашивал себя, не хочешь ли ты удерживать меня как… свою собственность. И от того я поставил условие: отказаться от угроз моими родичам. Если бы оно было выполнено, я был бы с тобою свободно. Но отдавать тебе себя и самое важное, что есть у меня… словно бросая в бездну, которая не наполнится, мне видится недопустимым; и поступив так ради любой цели, я перестал бы быть собой. Но если я ошибался, если речь шла об ином, и ты счел причиной отказа мою гордыню… — Ларкатал не знал, как отреагирует умаиа. Возможно, и гневом.

Волк снова сел в кресло и чуть не выругался. Они оба вели себя, как дураки. Сам Маирон то вскакивал, то метался, то садился, не зная, куда себя деть, а Ларкатал, тоже дурак, то выдавал боль в своем голосе, то сжимал голову.

— Сядь, — вновь властно и жестко сказал Маирон. Эльф повиновался. — Никогда здесь себя так больше не веди. Не выказывай, что тебе больно, или что ты запутался. Не говори в сердцах, не давай опрометчивых обещаний. Всегда держи себя спокойно, будь холоден, научись улыбаться, когда больно и понимаешь, что лицо тебя все равно выдаст, — каким прописным истинам он учил этого… пленника! — Ты что, только вчера из Амана? — не выдержал в конце концов Волк и снова вскочил. Поняв ошибку, сделал вид, что просто хотел подойти к столу. Чтобы не стоять там, как дурак, сгреб со стола два кубка, бутыль вина. Вернулся, небрежно поставил их возле кресел — больше он не будет предлагать эльфу, захочет — сам нальет. Волк вновь рухнул в кресло.

Ларкатал был изумлен: подобный совет мог бы дать ему Тардуинэ, но не Саурон же…

— Просто как-то не случалось попадать в плен, — ответил Ларкатал. — А, кроме плена, большая часть таких правил… едва ли нужны в Нолдолондэ, — в бою нужно умение отпустить свой гнев или сдержать его, невзирая на горе или страх. В дозоре и засаде нужно терпеливое выжидание. Удержаться от опрометчивых слов полезно всегда, но его отказ говорить с Сауроном… это не были слова, сказанные в горячности, необдуманно, они прозвучали от того, что нолдо неверно оценил происходящее. Но никто из родичей, даже при раздоре, не стал бы пользоваться тем, что другому больно, или что он запутался… да и атани, и гномы не поступали так. — Что при допросах других нужно было сдерживать себя, я понял по опыту, только поздно. Благодарю за совет; я не ожидал, что ты можешь дать мне его, ведь это… помешает вам, если меня все же будут допрашивать.

Волк хмыкнул шутке. Впрочем… ему тоже не доводилось учить пленников, как держаться. Невесело усмехнувшись, Маирон ответил:

— Я не позволю тебя никому допрашивать. И если смогу, то не дам и мучить. А ты… не поддавайся и ни в коем случае не говори, что тебе велел Фэлагунд. По крайней мере, пока я не попрошу.

Ларкатал никак не мог ожидать того, что происходило сейчас, этого не могло быть… но это было. Саурон даже сказал ему — не поддаваться. До поры — и все же…

— И я не могу отпустить всех, неужели ты не можешь это понять? Сделай я так, и Владыка Севера узнает обо всем незамедлительно, и его воля настигнет меня тут же… да и тех, кого я отпустил. И тебя в особенности. Нужно действовать тоньше, так, чтобы все сочли это за мою игру и за хитрый план. Немного терпения, и Нэльдор вместо пыток оказался в башне с красивым видом; еще терпение, и Морнэхэнду скоро получит свободу.

Примечания.

*(1). На самом деле, когда Саурон только увидел в Ларкатале Светлого, он не исключал возможности «добраться» до эльфа через его спутников:

«Со странной смесью муки, надежды и то ли тоски, то ли ненависти, Волк всматривался в Ларкатала. Это будет его пленник. Его, до последней капли крови. Волк никому его не отдаст, а все остальное… Конечно, Тайна Наркосторондо нужна, но город никуда не денется, о нем уже известно немало, со временем и другое приложится, но что и правда было ценным и важным — это Светлый. Один Светлый важнее всех тайн этих гордецов и глупцов. И Волк доберется до этого Света, он обретет эту тайну, он покорит этого пленника, а все его спутники будут лишь средствами».

И еще до того, как попросить не оставлять его без Света, Саурон угрожал Ларкаталу, что сделает его наблюдателем:

«Я избавил вас всех от пыток, но если ты хочешь вместо благодарности ставить мне это в вину, я могу вернуть все, как было. Ты будешь сидеть на троне, а все твои спутники пройдут перед тобой. Узнаем, кто из них сколько может вынести».

Однако в какой-то момент, после отказа Ларкатала от бесед, Волк искренне хотел защитить эльфа от пыток, даже был готов идти на жертву:

" — Хорошо, Ларкатал, твое молчание красноречиво. Теперь послушай меня. Как ты помнишь, я во всеуслышание заявил, что пока ты у меня в гостях, ни одного пленного не будут допрашивать. Если ты выйдешь из этой комнаты, я не смогу больше тебя защитить. Я не жду, что ты переменишь свое решение, но остальным это знать не обязательно. Я не знаю, как долго наш обман продлится. День-два у нас точно есть. Надеюсь, что ты мне поможешь. Или хотя бы не помешаешь. Веришь ты или нет, но я делаю, что могу.»

Поэтому, хотя Саурон лжет, будто пытки спутников Ларкатала были только планом Энгватара, Волк искренне обижен на то, что его добрую волю не оценили.

32. Обида