Через пелену слез застилавшие глаза, Анюта увидела испуганную Натку, которая уже вернулась с выезда и смотрела на нее огромными глазами. Анюта ожидала сейчас ударов, оскорблений или еще чего-то болезненного, но к ее удивлению этого не произошло. Наоборот, Лукавый затащил ее на кухню, достал початую бутылку водки, налил полный стакан и протянул его Анюте:
– На, выпей, успокойся.
Анюта взяла трясущимися руками стакан и выпила его залпом. Почувствовав горечь и жжение от выпитого, она сморщилась, закашляла и начала обмахивать лицо руками. От спиртного стало становиться спокойнее. Поставив стакан, девушка, словно в тумане, побрела к себе в комнату. Плюхнувшись на кровать, закрыла глаза и попробовала отогнать от себя все мысли. Но они не уходили, а просто начали переплетаться между собой, становясь все расплывчатее.
Проснулась она от того, что кто-то гладил ее по голове. Уловив аромат знакомых духов, поняла, что это Натка. Открыв глаза, Анюта увидела сидящую рядом подругу.
– Ань, что случилось? Клиент какой-то гнилой, да?
– Да. Гнилой, – прошептала Анюта, вспомнив об Илье. – Ты даже не представляешь, насколько гнилой.
Сердце начал резать вспоминающийся разговор с Ильей, а к горлу опять подступил ком рыданий.
– Нат, это ведь… Это ведь… – Анюта вновь заплакала.
– Что? – непонимающее, но с сожалением смотрела на нее Натка.
– Это ведь Илья был. Понимаешь? Илья! – выдавила из себя Анюта, закрывая лицо руками.
– Какой Илья? Детдомовский?
Натка была единственным человеком, который знал об этих отношениях. Анюта делилась с ней своими чувствами и переживаниями. Ведь именно Натка поддерживала ее, когда они были с Ильей, и успокаивала, когда появилась Гуля. Вот и сейчас она прекрасно понимала Анюту. Только она могла прочувствовать всю боль, которая была у той на душе.
– Натка, я жить не хочу. Не хочу. Прибили бы меня поскорей, да и дело с концом.
– Ань, ты что говоришь-то. Это просто истерика. Нервный срыв. Все пройдет.
Натка обняла ее и стала говорить какие-то утешительные слова, но Анюта их не слушала, а точнее просто их не слышала, а только чувствовала Наткино тепло и поддержку.
Немного успокоившись, Анюта направилась в ванну. Подойдя к зеркалу, висевшему над раковиной, она начала всматриваться в свое лицо. Самое страшное, что она там увидела, это взгляд. В нем не было жизни. На нее смотрел живой человек с мертвыми глазами. И она поняла что делать. Взяв помаду, она написала на зеркале одно единственное слово: «Убийцы». Затем сделала петлю из колготок и принесла из кухни стул. Сделав себе виселицу и встав на стул, она накинула на шею петлю. Но не могла решиться на последний шаг. Оказывается это страшно. Очень страшно, взять и убить себя. Но так будет лучше. Она уже устала мучиться. Нужно сделать последний рывок и все. Всего лишь. И все закончиться. «Раз и все», «Раз и все» – говорила она сама себе. «Раз и все» – сказала Анюта в последний раз и ударила ногой по спинке стула. Стул упал. Резкий рывок вниз и горло сжало с невыносимой силой. Воздуха стало катастрофически не хватать, во рту появился полусладкий привкус, голову давило, ощущение было, что горло поднялось до самого носа. Стало жутко страшно. Руки машинально схватились за плотно-окутывающий шею чулок, пытаясь ослабить хватку, но ничего не получалось. Она болтала ногами, пытаясь найти, хоть какую-то твердую поверхность под ногами. Но стул отлетел далеко и ноги просто перебирали воздух. В глазах начало темнеть… «Это все…» – думала Анюта. «Все… Это конец…»… Затем какой-то шум, крики, грохот…
Очнулась она уже в кровати. Рядом, как и всегда за последнее время, сидела Натка.
– Живая, – улыбнулась та.
– К сожалению, – охрипшим голосом прошептала Анюта. – Зачем вы меня спасли? Я не жить не могу, не сдохнуть, – заплакала она.
– Я тебе больше скажу. Ты теперь вообще ничего не сможешь. Теперь ты под постоянным наблюдением. Ты даже в туалет с открытой дверью ходить будешь. И клиентов обслуживать под камерами. Доигралась? Жить ей надоело! Сейчас возьми себя в руки, так как сюда едет Вадим. Он злой, как собака. Будь готова, выхода у тебя все равно нет. Фантазия у него бурная. Он тебя так наказать может, мало не покажется.
– Да куда уж хуже-то? Хуже уже некуда. Пусть делает что хочет, мне уже все равно, – спокойно и уже без слез ответила Анюта.
Через пару часов приехал разъяренный Вадим. Залетев в комнату, он подскочил к Анюте и, размахивая руками, начал кричать:
– Ты что творишь?! Ты охренела, что ли совсем?! Помирать она собралась! А долг твой кто отрабатывать будет? У тебя нет никого! Если только твоя подруга Наташенька. На нее все свои косяки повесить хочешь? Хочешь, что бы она одна за двоих отдувалась?
– Вадим, прекрати, – все с тем же спокойствием, одернула его девушка. – Мы оба знаем, что ничего я никому не должна. Я вообще понять не могу, что вы от меня хотите. Квартиру отняли. Свободу тоже. Даже будущее умудрились отобрать. Играете мной, как марионеткой. Но это же моя жизнь! Моя! Почему я не имею права распоряжаться ей сама? Вы мне даже умереть не даете. Что ты все время меня пугаешь? Ну что ты мне можешь сделать-то? Смерти я не боюсь. К побоям привыкла. Насилие давно уже стало ежедневным обязательством, Отнять у меня нечего и некого. Мне плевать уже на все. Делай что хочешь, я больше ничего не боюсь.
– Уверена? – усмехнулся Вадим. – Сдохнуть, хочешь? Ну, хорошо, дам тебе такую возможность. Ты правильно подметила, что твоей жизнью распоряжаюсь я. И как ты помирать будешь, решать тоже мне. Как тебе такой вариант: Мы тебя свяжем, закинем в подвал с крысами, и они начнут тебя жрать. А ты их. Я лично тебе буду их в рот запихивать. Они будут ползать по тебе, грызть, размазывать твою кровь своими хвостами… Но мы не дадим съесть тебя сразу. Будем тебя периодически вытаскивать, а потом снова туда. И так до тех пор пока не помрешь. Сколько ты так протянешь? Месяц? Два? Это будет самая медленная и мучительная смерть. Когда ты будешь ощущать этих тварей на себе, чувствовать их укусы, видеть и слышать, как тебя сжирают заживо, то начнешь проклинать сегодняшний день и свои слова, что тебе уже ничего не страшно. Не в том месте и не с теми людьми ты свою борзоту показываешь. Так что собирайся, поехали. Хотя можешь не собираться.
– Куда? – затряслась Анюта.
– На верную гибель. Ты же этого хотела.
Перспектива быть заживо съеденной крысами повергла ее в шок.
– Нет, Вадим, нет. Я передумала. Я больше не буду.
– Ань, это не дело. То хочу, то не хочу. Что за детский сад? Давай погнали, – сказал Вадим, взяв ее за локоть, и потащил к двери.
– Вадимушка, миленький, не надо. У меня просто в голове, что-то перемкнуло. Больше такого не будет, я обещаю. Только не надо в подвал, умоляю. Я работать лучше начну, как ты говорил, с энтузиазмом.
– Ладно. Прощаю, – смягчился мужчина. Но запомни, если я хоть раз еще узнаю, что ты собралась вешаться, сбегать, жаловаться и так далее, я тебе такую жуть устрою. И в твои слезы, сопли и обещания больше не поверю. Все поняла?
– Все поняла, Вадим, все. Я послушной буду, честно.
– Ну, вот и отлично. Будь хорошей девочкой и все будет у тебя хорошо.
Когда Вадим ушел, в комнату вошла Натка и села рядом с Анютой.
– Сильно орал? Не бил?
– Да нет, просто кошмаров всяких наобещал. Нат, а дай мне свое успокоительное, – жалобно взглянула она на подругу.
– Какое успокоительное? – не сразу поняла та.
– Укольчик. Я так устала от всего, хочется просто забыться.
– Ты уверена, что тебе именно это надо?
– Уверена. Тем более ты сама говорила, что сразу привычка не возникает. Хотя даже если и возникнет. Какая теперь разница.
– Смотри сама, – Натка подошла к шкафу. Поковырявшись в нем, достала оттуда все принадлежности. Затем ушла на кухню и вернулась с уже наполненным шприцем.
– Руку покачай, что бы вена появилась, – строгим, как учительница, голосом сказала Натка, присаживаясь рядом.