подчиняться двенадцатилетним девчонкам и мальчишкам!
Да и работа дежкомов значительно усложнилась. В интернате мы получали продукты по завизированной директором накладной. Дежком приходил в кладовую со своими помощниками и уволакивал коробки, пакеты и ящики.
Теперь надо было самостоятельно распределять, кто и что закупит, в походе собрать с каждого туриста оговоренную сумму и расплатиться с закупщиками. Оставшиеся деньги приходовал казначей в общую кассу. После ночевки новый дежком получал от своего предшественника тетрадь с перечнем инвентаря - ведер, половников, терок, а в дальнейшем - примусов и канистр с бензином, проверял по начальному списку, все ли на месте, и раздавал это хозяйство своему отделению.
Я не был уверен, что пятиклассники справятся с такой работой, и попросил командиров отделений назначать дежкомами ребят постарше. Через много лет бывшие школьники и студенты, вспоминая свою молодость, признавались, с камим волнением заступали они на пост дежкома: что-то не предусмотреть или сделать не так - это же опозориться перед всей группой!
Но довольно скоро, уступая просьбам малышей, мы начали подключать их к руководству - правда, под негласной опекой командиров отделений. Дело пошло, и постепенно уж если не с пятого, то с шестого класса дежурными командирами работали все. Конечно, у малышей были проблемы с составлением меню и раскладкой продуктов - здесь им помогали опытные туристы; но главная трудность - это организация работ на ночном биваке. Хотя малыши знали, что спорить с дежкомом нельзя, все-таки они не решались подходить со своими распоряжениями к взрослым.
- Что же ты, - шепотом говорю пятикласснику. - Костер разожгли, а ведра пустые.
- Так все же дрова таскают...
- Ну, как все? Вон Петр стоит, - киваю я на комодоподобного студента, беседующего с девушкой.
- А он послушает?
- Это уж как попросишь.
Пятиклассник подходит к студенту и осторожно дергает его за край штормовки:
- Воду принести надо...
- Иду! - Студент подхватывает ведра и бежит к ручью.
Дежком удивленно смотрит ему в спину и поворачивается к девушке:
- А ты что стоишь? Давай за дровами!
- Ух ты! - улыбается девушка и уходит в лес.
Такое благополучное положение дел в группе даже немного тревожило меня. Я не видел перспектив ее развития - что будет через два, через три года, через пять лет? Что должно быть определяющим в нашей жизни? Ведь не единым туризмом жив человек. А у нас - два раза в месяц походы с ночевками, участие в соревнованиях, организация школьных и студенческих слетов, выпуск фотостендов, ремонт и изготовление снаряжения; все это требует времени, которого и так не хватает на учебу. Но мы же не ставим задачу готовить только туристских инструкторов.
Значит, нужно что-то еще, более важное, чем походы, но неразрывное с ними, иначе одна деятельность будет подменяться другой. Я записал это в своем педагогическом дневнике, но оставил без ответа, надеясь, что как-нибудь разберусь на досуге. И здесь мне очень помог один разговор со студентом, ставшим к тому времени командиром группы.
Мы сидели у меня дома и философствовали о педагогической диалектике. Я сказал, что меня беспокоит отсутствие конфликтов в группе, способных определять ее развитие. Ведь без столкновения мнений по принципиальным вопросам не может быть движения вперед. А у нас - все и всем довольны, словно уже достигнут идеал. И не приведет ли нынешнее спокойствие к оглушительному взрыву в будущем?
- У нас конфликтов не может быть, - сказал командир. - Ни на групповом, ни на межличностном уровне. Любое предложение будет выслушано и обсуждено. А ссоры между людьми - так кто же у нас будет ссориться? Но вы правы: повторяющиеся из года в год дела постепенно станут привычными. Надо найти для каждого члена группы индивидуальную жизненную цель.
- Легко сказать. А какая, к примеру, цель у тебя?
- Стать хорошим специалистом - раз, - сказал студент. - Уметь отдыхать, вот как в наших походах - это два. И в-третьих, но это в перспективе, создать семью, которую не хотелось бы развалить.
Здесь было что-то похожее на программу, над которой стоило празмыслить. Но индивидуальных жизненных целей для такой большой группы, как наша, я ставить не умел, да и сейчас не верю, что этого можно достигнуть на практике. Работа в связке "учитель-ученик" так и осталась одним из слабых звеньев в моей профессиональной подготовке. И хотя многие повзрослевшие туристы говорили о моем влиянии на их духовное развитие и выбор жизненного пути, я не отношусь к этому серьезно, потому что никакой системы индивидуальной работы у меня не было. Все, что получали люди в нашей группе, шло от ее деятельности и форм, в которой эта деятельность осуществлялась. Конечно, мое слово и слово Людмилы Яковлевны было весомым, и наш авторитет в группе был неколебим, но назвать это индивидуальной работой нельзя. Скорее всего, наше влияние определялось самим присутствием в группе, разговорами, какими-то запоминающимися репликами. Как-то одна учительница сказала, что высшее образование она получила благодаря мне. Я попросил уточнить.
- Я закончила колледж и решила, что по моим способностям этого достаточно. А вы у костра, поздравив свеженьких специалистов, сказали, что надо двигаться дальше. Для меня это было как приказ.
Девушка не учла, что я постоянно говорил о необходимости для педагогов высшего образования как в профессиональном, так и в житейском планах, и что практически все наши туристы поступали в институты. Поэтому не столько мое слово, сколько пример старших членов группы заставил ее еще четыре года вечерами корпеть над учебниками. Если это индивидуальная работа, то в таком ключе она, безусловно, велась.
Но командир группы был прав: мы вышли на тот виток развития, когда появилась возможность предложить нашим туристам задуматься о своем жизненном пути.
Конечно, многое в этом направлении делалось и раньше, но теперь хотелось бы создать цепочку ненавязчивых воздействий, подкрепляемых беседами, сформулировать общие задачи, из которых каждый возьмет что-то для себя.
