Если криминалист извлекает пулю из тела убитого, он может определить, из какого оружия тот убит. Но он еще не может сказать наверняка, было это убийство, самоубийство или результат неосторожного обращения с оружием. Еще меньше он может сказать о мотивах и обстоятельствах предполагаемого убийства. А если археолог находит наконечник стрелы, которому 3000 лет? Бесспорно, что 3000 лет назад в этой местности люди изготавливали стрелы и пользовались ими. Но где – на охоте, на войне или в состязаниях по стрельбе из лука? А может, эта стрела использовалась в ритуальных целях и ею никогда не стреляли?
Все это будут интерпретации, то есть наши домыслы о том, что могло когда-то происходить. И они тоже будут в значительной мере субъективными. Этим, к сожалению, широко пользуются фальсификаторы, которые навязывают совершенно фантастические интерпретации под видом равновероятных. Нет, не всякая реконструкция реалистична, но и в реалистичной обычно бывают свои варианты – библейский материал дает множество подобных примеров.
Происходит порой и так, что археологи открывают нечто, не упомянутое в Библии и на первый взгляд ей противоречащее, но только на первый. Примером служит храм в городе Арад, не упомянутый ни в каких текстах[5]. А ведь по сути, это единственное раскопанное на сей день святилище в Иудее, оно действовало с XI по VIII в. до н. э. Полноценные раскопки на Храмовой горе в Иерусалиме невозможны по политическим и религиозным причинам, поэтому роль арадского святилища огромна.
Казалось бы, само его существование есть явное нарушение принципа, согласно которому должно было существовать только одно место поклонения Господу – сначала переносная Скиния, а затем иерусалимский Храм. С другой стороны, если даже не упомянут данный конкретный храм, мы видим примеры того, как израильтяне приносили жертвы практически где угодно. К примеру, Самуил приносил жертву в некоем безымянном городе «на высоте» (1 Цар. 9:12–13). Как сформулировал это Иоэл Песахович Вейнберг, до некоторого момента не просто приемлемой, но правильной считалась концепция «один бог – много храмов»[6]. К этому мы еще вернемся в разделе 5.3. «Яхвизм как идеология».
Наивные представления заключаются в том, что археолог может с применением соответствующих методик точно установить, как оно происходило на самом деле. Но он скорее подсказывает нам, как это могло происходить, и вариантов обычно больше одного, хотя и не бесконечно много. И выбор варианта часто бывает связан с конфликтом интересов самых разных групп, ведь к прошлому обращаются и в религии, и в политике, и в науке, и во многих других областях жизни. Например, когда и как в Ханаане появились израильтяне? И как вообще называть эту территорию – Палестина или земля Израиля? Каждое из двух названий сегодня якобы «подтверждает» права одного из двух народов на эту страну, а Ханаан… это ведь исключительно библейское слово, оно сразу переводит разговор в плоскость религии!
И ветхозаветная археология крайне редко может опереться на информацию из других источников, вроде того самого Моавитского камня. Потому большие проблемы возникают с датировкой, с отождествлением библейских топонимов (географических названий) и этнонимов (названий народов и племен). Как соотносятся между собой письменный текст и материальные свидетельства – это вечная проблема для всех историков. Но в случае с Библией эта задача иногда понимается так: подтвердить или опровергнуть библейский текст.
Археология библейских стран во многом выросла именно из этого желания. Ее начало часто связывают с именем Уильяма Олбрайта (1891–1971), который был не только археологом, но и крупным специалистом по западно-семитским языкам и текстам. Его рабочая гипотеза выглядела примерно следующим образом: все случилось именно так, как описано в Библии, и археология может это подтвердить.
Самый интересный пример принадлежит не самому Олбрайту, а его ученикам. Они взяли за основу сообщение 3 Цар. 9:15: «Вот какие общественные работы предпринял царь Соломон: построил Храм Господень, свой дворец, Милло, городскую стену в Иерусалиме, укрепления в Хацоре, Мегиддо, Гезере». Что такое Милло, точно не известно. Игорь Романович Тантлевский[7] связывает его с дворцом Давида и обнаруженными при раскопках так называемыми «ступенчатыми строениями из камней» (Stepped Stone Structure) и расположенными рядом «строениями из больших камней» (Large Stone Structure). В любом случае текст говорит о строительстве в столице. И вот рядом с царской столицей упомянуты три города: Хацор, Гезер (в Синодальном переводе – Гацор и Газер) и Мегиддо.
В трех городах были проведены раскопки и обнаружены очень похожие оборонительные сооружения, прежде всего городские ворота с тремя парами комнат по правую и левую стороны, построены они в этих городах практически одновременно. Подобные ворота также были обнаружены в Лахише и филистимском Ашдоде. Израильский археолог Йигаэль Ядин интерпретировал эту находку как доказательство строительной программы Соломона. Он мотивировал свой вывод так: «Наше решение приписать этот слой Соломону базировалось прежде всего на отрывке из Третьей книги Царств, стратиграфии и керамике. Но когда мы вдобавок нашли ворота с шестью комнатами и двумя башнями, соединенные с казематной стеной, по плану и размерам идентичные воротам в Мегиддо, мы поняли, что надежно идентифицировали город Соломона»[8].
В результате все находки в Мегиддо получили привязку к библейским нарративам: Давид разрушил хананейское поселение в Мегиддо, его сын Соломон построил там дворцы, а они были, в свою очередь, разрушены во время нашествия фараона Шешонка I. Далее, обнаруженные в Мегиддо конюшни более позднего времени принадлежат царю Ахаву, который выступил на войну с двумя сотнями колесниц.
Точно так же и другой знаменитый археолог, Уильям Дивер, датировал находки в Гезере временем расцвета Соломонова царства, то есть второй половиной X в[9]., и даже считал характерную для данных слоев керамику надежным признаком датировки других археологических памятников, но единственным доказательством выступал опять-таки библейский текст. Как отмечает Исраэль Финкельштейн[10], интерпретация начинает ходить по кругу: археологи, базируясь на библейском тексте, датируют свои находки и связывают с определенными событиями, описанными в этом тексте, а далее уже принятая ими датировка служит для подтверждения истинности библейских повествований. На самом деле, утверждает он, находки Ядина и Дивера не дают надежных сведений об абсолютных датировках, они лишь дают возможность судить, какие слои более ранние, а какие – более поздние.
Датировка – всегда спорный момент, но сегодня археологи склоняются к тому, что ворота в Мегиддо, самые большие из найденных, относятся к VIII в. до н. э., когда Соломона явно уже не могло быть в живых[11]. И в любом случае сходство строений не обязательно указывает, что они построены по одному плану и по единому замыслу: возможно, тогда просто было принято строить именно так. Но точно так же нельзя сказать, будто археология опровергла рассказ о строительной программе Соломона: отсутствие свидетельств – не свидетельство отсутствия.
Но вернемся к арадскому святилищу, чтобы понять, как археологические находки могут полнее показать нам то, что в Библии упомянуто лишь косвенно. Во внутреннем святилище арадского храма найдены две каменных стелы и два небольших жертвенника. Кому же они могли быть посвящены, если израильтяне поклонялись только Господу? Ответ может предложить пифос (большой сосуд), найденный в местечке Кунтиллет-Аджруд на Синае[12]. На нем есть хорошо читаемая надпись, в которой некий царь передает свое приветствие трем другим персонажам (мы ничего не знаем об этих людях): «…благословляю тебя Яхве Самарийским и его Ашерой».
