Влад делает глубокий вдох перед разговором, а я, наоборот, задерживаю дыхание.

— Танюш, я — трусливая скотина, — он прижимает большой палец к моим губам, когда я открываю их, чтобы возразить. — Ночью ты сказала, что любишь меня, а я промолчал, потому что испугался. Хотя чего бояться? Я просыпаюсь и засыпаю, думая о тебе. Я не могу сосредоточиться на работе. Дома я представляю, как ты ходишь по комнатам босая, растрепанная и сонная, как в моей рубашке на голое тело готовишь на кухне. Как Максим заполняет пустоту своим смехом и задором. Кажется, все очевидно. Но не для такого остолопа как я. Надо исправляться, — Влад хитро улыбается и опускается на одно колено, держа мою правую руку в своих ладонях. — Я люблю тебя больше всего на свете. Ты выйдешь за меня?

Эпилог

Три года спустя

Нет ничего приятнее, чем наблюдать как твой муж и сын резвятся на детской площадке. Взрослый мужчина играет с семилетнем мальчишкой наравне, они кувыркаются, прячутся в импровизированных окопах, стреляют друг в друга из водных пистолетов.

Сегодня такой теплый августовский вечер, что мы всей семьей решили прогуляться до ближайшего парка. Забрались в дальний уголок, чтобы никому не мешать, и я могла отдохнуть в относительной тишине. Подставляю лицо солнечным лучам и в блаженстве прикрываю глаза, но не перестаю следить за своими мужчинами.

Принимая предложение Влада, я и представить не могла, что к безграничному счастью прибавится всепоглощающая ревность. Восемьдесят процентов женщин, встречающихся на пути, пожирают моего мужчину взглядом, некоторые открыто флиртуют, игнорируя и обручальное кольцо, и мое присутствие.

Со временем Влад своими поступками доказал, что я единственная, кого он замечает, кого видит рядом и к кому он возвращается с работы. Ревность утихла, но иногда вспыхивает с такой силой, что выжигает внутренности и мутит рассудок. Как, например, сейчас.

Пока я грелась на солнышке к Владу подплыла нимфа в коротких шортиках и тоненькой маечке. Она держит за руку пухлощекую девочку лет пяти, которая вырывается, желая играть, но мамочка зачем-то прижимает ее к своей ноге, пытаясь успокоить.

Влад порывается отвернуться и вернуться к игре с сыном, но брюнетка хватает его за руку, строит глазки, встряхивает волосами, привлекает внимание всеми возможными способами.

Я, конечно, все понимаю. Невозможно устоять перед шикарным мужчиной в мокрой белой футболке, сквозь которую просвечивают кубики пресса. Пора спасать своих мужчин, а то Максим уже заскучал без папы, а Влад из последних сил старается не грубить. Вон как челюсти сжал, сейчас зубы раскрошит.

— Пожалуйста, — игриво хнычет брюнетка, — здесь совсем недалеко. Вы такой сильный мужчина, вы в считанные секунды почините велосипед.

— Я уже сказал, — рычит Влад, — поищите кого-нибудь другого.

— Но…

— Вы что, глухая? — перебиваю нимфу. — Хотя можете не отвечать, я и так это вижу. Ваша дочь плачет, а вас больше интересует чужой муж.

Пока брюнетка активно хлопает ресницами и ртом, я тяжело опускаюсь перед девочкой, чтобы быть с ней на одном уровне.

— Вот, держи, — протягиваю ей один из леденцов, который приготовила для сына.

Девочка растирает слезы и с сомнением смотрит на угощение, потом на мать и снова на конфету. Понимая, что не добьется от матери реакции осторожно принимает леденец и звонко говорит:

— Спасибо.

Тепло ей улыбаюсь и выпрямляюсь, облокотившись на руку Влада. Всем своим видом даю понять, что нимфе пора уходить, сложив руки на семимесячном животике.

— Не мог бы ты уродиться менее красивым, — бурчу с улыбкой, провожая взглядом спину брюнетки.

— Все претензии к производителям.

Влад обнимает меня и нежно целует.

— Пап, идем играть!

Занимаю свое место на лавке, возвращаясь к любованию своими мужчинами. Такие дурашки.

— Вы не против, если мы присядем? — раздается надо мной голос.

Поднимаю глаза на пожилую пару и отодвигаюсь. Мужчина бережно поддерживает свою жену, помогая сесть ей, а затем и сам опускается.

— Кого ждете? — старушка указывает взглядом на мой живот.

Внимательнее рассматриваю пару. Возраст у них приблизительно как у мох бабушки и дедушки, а в глазах отражается лишь любопытство. Не чувствую от них опасности, внутренний голос молчит.

— Девочку, — смягчаю улыбкой, затянувшуюся паузу.

— У нас две дочери. То есть было две дочери, — с затаенной тоской поправляется женщина, — У старшей прекрасная семья, а младшую мы не видели уже больше двадцати лет.

Не понимаю зачем она это говорит и не знаю, как реагировать. Наверное, им просто хочется с кем-то поделиться.

— Очень жаль такое слышать, — говорю тихо.

— Но мы кое-что о ней слышали, — вступает в разговор мужчина, и я замечаю блеснувшие в его глазах слезы.

Неожиданно женщина берет меня за руку, и я дергаюсь от испуга. Мне не нравится их реакция. Ощущение, что они пытаются что-то мне сказать, подвести к какой-то мысли, но я не понимаю.

— Танюш, — возле лавки материализуется Влад и взволнованно осматривает с ног до головы, — ты в порядке?

— Д-да, — отвечаю с запинкой и выдергиваю руку из цепкой хватки старушки, складывая обе на животе в защитном жесте, — мы просто разговаривали.

— Я же просил вас подождать, — Влад присаживается на корточки и обхватывает мои колени, но обращается к старикам. — Посмотрите, что вы наделали, Танюшка вся бледная.

— Мам, ты как?

Глажу Максима по голове и киваю в знак, что все хорошо.

— Влад, что происходит? — смотрю на мужа, требуя пояснений.

— Милая, я хотел тебе сделать сюрприз к рождению нашей дочери и разыскал родителей Оксаны. Твоих бабушку и дедушку.

Я в шоке поворачиваюсь к старикам. Я не часто задумывалась, где родители Оксаны, как они живут, чем занимаются. Не хотела ассоциировать себя с этой дьяволице. И вот передо мной сидят люди, которые ее родили и воспитывали. Что они совершили, ели Оксана превратилась в монстра?

— Танюш, я хотел подготовить тебя, но раз уж так получилось, поговори с ними. Все не так как кажется.

— А как?! Их дочь — чудовище, гниющее в психушке в соседней палате с их внучкой Машкой, — я на гране истерики. — Я же рассказывала, что пережила из-за них двоих, сколько кошмаров снилось после побега. А сколько ужасов случилось, пока отлавливали верхушку сектантов. Около года меня таскали по судам, чтобы я тыкала пальцем во всех, кого могла вспомнить.

— Танечка, внученька, — мне в ноги кидается старушка, обливаясь слезами, — мы не во всем виноваты. Клянусь. С Оксаной в детстве кое-что случилось, мы узнали слишком поздно, и когда пытались помочь, она сбежала. Мы искали, но средств не было… Я… Мы…

Женщина оседает и горбится, опуская плечи.

— Анечка, — мужчина пытается ее поднять, — вставай. Придет время, и мы все обговорим.

— Влад, помоги, — прошу я, указывая на Анну, — и сходите с Максимом за мороженным, — когда женщина садится на лавку, а мои мужчины достаточно удаляются, я спрашиваю. — Что с ней случилось?

— Мой младший брат, — отвечает мужчина, — изнасиловал ее, когда ей исполнилось пятнадцать. И делал это на протяжении полугода, пока я однажды на пришел с работы раньше.

Я охаю и закрываю рот ладонью. Солнечный день будто померк и больше не кажется теплым и беззаботным.

Когда Оксану и Машу арестовали, они обе впали в истерию, винили меня в том, что я сущий дьявол, разрушивший их семью. Они искренне верили, что поселение — святое место для избранных. Очень жалели, что младенцем вынесли меня на мороз, но папа вовремя заметил.

Психиатры выявили у обеих шизофрению. Предполагалось, что всему виной психологическая травма и внешние факторы. Машку довели наркотики и вседозволенность, а что довело Оксану выяснилось только сейчас.

Я была уверена, что и во мне есть предрасположенность, уговорила Влада показать меня лучшим специалистам. Все они сошлись во мнении, что меня вовремя вытащили из секты. Если бы не побег, возможно, я была бы уже мертва.