- Страх разве ни есть лишь одна из тягот?
- А - "философия", я помню.
Густав потягивал из кружки, удобно развалившись в кресле, хорошем, в общем-то, кресле. Надо перетащить его в караулку. Да - ночь длинна и с этим ничего не поделаешь.
- Может, всё-таки освободишь меня, добрый человек? - Илия подобрал с ладони крошки.
- Не положено. Вот языком потрепать, когда нечем больше заняться - это всегда за. Тем более с хорошим человеком.
За решёткой угукнули. Узник не спорил. Что-то он хотел добавить, но вместо слов из его горла донёсся сдавленный свист. Свист сменили натужные хрипы.
- Что ещё? - вздохнул Густав. - Подавился? Ешь, не спеша: тебя мама не учила?
Илия сполз с лежака и привалился к решётке. Одна рука его держалась за горло, а вторая сквозь прутья вытянулась к Густаву. Глаза выпучились. Лицо в свете фонарей наливалось красным. Он хрипел и широко раскрывал рот.
Сторож и не подумал подойти. Если узник вдруг сдохнет - не велика потеря. Густава тут, вообще, не было в этот момент - он принёс ему ужин, после чего ушёл на обход. С него взятки гладки. А вот если припадок разыгран и, когда он попытается помочь этому чудиле и откроет дверь... Нет уж, хлебали мы всякого.
Густав потянулся за кружкой и сделал медленный глоток, не сводя глаз с осевшего по ту сторону решётки Илии.
- "Помоги", - беззвучно произнесли губы узника.
Не проглоченное вино потекло из уголка рта на куртку Густава. Он этого не видел. Он видел другое - то, чего не мог видеть... Он видел, как Илия упал на пол, а его ногти исцарапали кожу на шее до крови. Одна нога дёргалась, стуча по решётке, словно продолжая умолять открыть замок и помочь. Потом было последнее судорожное движение. Голова Илии склонилась на бок. Остекленевшие глаза обвиняюще воззрились прямо на Густава.
- Вот ведь... - протянул сторож, начав подниматься с кресла. Но так и не встав.
Во рту у Илии что-то шевелилось, сперва Густав подумал, что это крыса. Один раз в свою бытность стражем правопорядка в городе, они нашли в подвале заброшенного дома тело бездомного, что пролежало там несколько дней и уже начало вонять, так что стали жаловаться соседи. Тогда крысы прогрызли несчастному брюхо и копошились в его внутренностях, как в драном мешке. Но то был мертвец.
Изо рта на щёки узника выдвинулись длинные суставчатые лапы. А следом выползло похожее на волосатый шар тело размером с ладонь Густава. Не крыса. Илия умер не из-за того что подавился, а потому что ему в глотку заполз огромный паук. Что не отменяло вопроса о том, как он туда попал. Скорее даже усугубляло его.
Паук свалился на пол и замер, словно оглядываясь. У его лап из-под плит пола сочились клубы белёсого тумана. Воняющие серой, а значит исходящие из самой преисподней, что располагалась прямо под башней. Магистры знали, какое место избрать для своей обители.
Паук меж тем встряхнулся и побежал в сторону Густава. В свете фонарей маленькими чёрными бусинами блеснули его глазки. Пусть несколько поржавевшие, но ещё крепкие и надёжные прутья решётки не являлись для него преградой. Густав вскочил на ноги. Тут у него запершило в горле. Он почувствовал там что-то мягкое и шевелящееся. Он не мог вдохнуть! Глаза полезли из орбит. Замутило. Густав схватился за горло. Согнулся в поясе. И его выблевало на пол недавним тёплым ужином.
Придерживаясь за край стола, он утёр рот. Рука потянулась за отложенной дубинкой, в то время как взгляд шарил по полу в поисках... Того, чего не было.
- Что с тобой, добрый человек? - Илия наблюдал за ним из-за решётки.
Густав перевёл на него взгляд. Затем ещё раз оглядел пол, где кроме растёкшейся лужи нечего не было. Медленно он вернулся в кресло. Лицо его взмокло от пота.
- Со мной всё в порядке.
- Тоже подавился? Если бы ты подавился, я бы помог тебе, добрый человек. Постучал по спинке... Или не добрый? Ай-я-яй, - Илия покачал головой. - А как же милость к ближним, что завещал нам Создатель? Я же мог и умереть.
- А как же служба? - Мысли ещё путались, было жарко. Следовало промочить горло, смыть рвотную горечь. Но главное было успокоиться и взять себя в руки... Что за наваждение?
Илию произошедшее не столько напугало, сколько позабавило. Густав видел ухмылку на его роже. Дышал он свободно и чувствовал себя, судя по всему, вполне сносно.
- Хвалёная удача едва не подвела тебя на такой малости, как обычный пирог, - добавил Густав. - Но всё же ты жив-здоров, как я погляжу.
- Не твоими стараниями, добрый человек. Служба - в первую очередь, это да. Я понимаю, не подумай. К тому же свой ужин я удержать сумел, а тебе теперь ночевать голодным.
Густаву имелось, что на это возразить, только слишком уж хотелось пить.
Серная вонь мешалась с запахом рвоты. Или ему это тоже казалось? Как бы то ни было, Густав сходил за тряпкой, что без труда отыскалась среди барахла, и подтёр лужу. Сам напачкал - сам прибрал, как говаривала жёнушка.
Лишь после этого он вернулся в уже знакомо крякнувшее кресло, поуспокоившийся, но с остатками горечи во рту, что не смогло смыть даже вино. Или он мало смывал?
- Глотнуть бы чего покрепче, - словно прочёл его мысли Илия. - Долгая тоскливая ночь. Нет ничего лучше, чем провести её за беседой, да под кружечку славного напитка.
- Мечтать не вредно.
- Тем более, когда ничего другого не остаётся. И неведомо, что ждёт впереди.
Густав зевнул.
- Допросят тебя господа магистры - уж не знаю, с пристрастием или нет. А потом спихнут городской страже. Вот там с тобой точно никто не станет бесед разводить.
