В коридоре веяло приятной прохладой, пахло дождем - работали климатические ионизаторы. 'Нормально, так нормально', - вздохнул Михаил, записка сына не давала покоя. Отчего-то вспомнился старик-профессор. Жаль его. Да и не такой уж он был и старик. Сейчас люди и по сто пятьдесят лет живут, а на пенсию только в сто отпускают.
Автоматически шагая от двери к двери, Михаил добрался до каюты профессора. Взялся за ручку - оказалось открыто. В каюте было пусто. 'А что ты думал тут увидеть? Или кого? Привидение?' Михаил окинул взглядом тесное помещение. Ничего необычного. Дверь в багажный отсек распахнута. Там несколько контейнеров. Тот, что побольше - пустой, маленькие набиты профессорской аппаратурой и вещам. Какой-то запах, впрочем, уже почти выветрившийся усилиями клмаизаторов.
К утру ничего не прояснилось, даже наоборот. Из объективной реальности, той, что пассажирам 'Барбоса' дана была в ощущениях, оптимистичных выводов сделать, увы, не представлялось возможным. Пятнадцать из двадцати человек, отправившихся в полет оказались заперты на пассажирской палубе. Если не считать умершего профессора не нашли троих детей, и капитан, каюта которого, впрочем, располагалась двумя ярусами выше, тоже не отвечал на вызовы.
Надежда на то, что дети живы, оставалась, потому что ровно в семь, когда все собрались в пассажирском салоне, зажегся экран видеофона, и девочка, пропавшая ночью, немного встревоженно улыбнулась и коротко сообщила, что по жизненно важной причине полет на Землю потребует немного большего времени. Однако, пассажирам не стоит волноваться, все будет в порядке, а из столовой, к сожалению расположенной на другой палубе, в пассажирский салон буду отправлены роботы-официанты. В это мгновение изображение дернулось и на экране появилась ужасная рожа, заросшая бурой шерстью, с носом похожим на морщинистую пятку и с двумя парами фиолетовых глаз. Экран погас, а в молчании притихшего салона раздались горестные женские причитания: 'Светочка, Светочка! Девочка моя!'
- Не надо так волноваться, - Михаил поспешил успокоить мать. Это было не так просто, хотя плачущая оказалась не матерью, а учительницей Светы и ее брата, Агатой Борисовной.
- Что вы такое говорите! Вы-ы ви-идели е-эго! - рыдала она.
- Все выяснится, и пока ничего страшного не произошло, - как можно более спокойным голосом повторял Михаил.
- Да почему вы так говорите?! - непонимающе уставилась на него еще одна дама с растрепанной прической.
- Не волнуйтесь, - упрямо гнул свою линю Михаил Валерьевич. Он-то ее гнул, но по правде говоря на душе у него огромными и отчаянно острыми когтями скребли кошки. - Не волнуйтесь, - повторял он, как заведенный. - Вы же педагог, вы же верите Свете. А она сказала, что все будет в порядке. И сын мне тоже написал...
Верил ли сам Михаил в то, что говорил? Верил, конечно. А что ему оставалось делать? Он верил, однако большинство в своих убеждениях склонялось как раз в противоположную сторону.
- Вы не понимаете, - говорила растрепанная дама. - Я - психолог, я знаю. Они же дети. Их можно запугать, обмануть, загипнотизировать, наконец.
- А зачем? - прищурился розовощекий толстячок. Его волосы тоже были в беспорядке, однако их количество делало этот беспорядок не столь заметным. Проще говоря, толстяк был почти совсем лыс.
- Я могу ответить на ваш вопрос, - подал голос еще один пассажир, при взгляде на него в первую очередь внимание на себя обращали вовсе не волосы, а большие очки. - Им, - очкарик кивнул на белесый экран видеофона, - нужны посредники. Корабельный компьютер не станет исполнять команды негуманоидных существ.
- Так нас захватили инопланетные пираты? - выпучила глаза дама-психолог.
- Это же очевидно, - важно сказал очкарик, достал носовой платок, снял очки, чтобы их протереть и превратился в совершенно незаметного субъекта. В молчании протерев стекла, видимо, справедливо опасаясь, что без оптического инструмента слова не будут иметь достаточного веса, он вернул очки на прежнее место и продолжил. - Пираты, вы же сами видели это существо. Вопрос теперь состоит в том...
Тут открылись створки служебного люка, к сожалению, слишком узкого, чтобы в него можно было протиснуться взрослому человеку. В пассажирский салон один за другим въехали трое роботов-официантов. Проголодавшиеся узник потянулись к панелям заказа блюд.
- Вопрос в том, - продолжил очкастый теоретик, - какие цели ставят перед собой захватчики. Возможно, он захотят получить выкуп за нас от правительства Земной Федерации. Или же им нужны технологии, которые...
- Дети... Вы считаете, детям сейчас не грозит опасность? - учительница бросила на говорившего умоляющий взгляд.
- Не большая, чем всем нам.
- Безобразие, - проворчал толстяк. - Мне врач прописал строгую диету, а в меню кто-то заблокировал двадцать девятый номер - брокколи. Придется брать бифштекс. И кстати, раз уж вы так хорошо разбираетесь в подобных вещах, не подскажете, есть ли вероятность... э-э... иного объяснения ситуации?
- Я не разбираюсь... В смысле, конечно, у меня не может быть определенного опыта... - очкарик навел свои окуляры на толстяка. - Однако о какой вероятности может идти речь? Когда бы произошло что-то иное, все равно что, капитан первым делом собрал бы нас всех и объяснил ситуацию. А раз этого не произошло... Все же так просто, обычная логика.
* * *
Корабль снова стартовал с планеты. Вадик представил себе как хмурится капитан: сдвигает брови, чуть морщит нос, а его подбородок становится таким твердым, просто-таки каменным. Но глаза у него... не то чтобы добрые или смеющиеся. Нет. Глаза обычные, спокойные. Человек с такими глазами готов тебя выслушать и понять. Не факт, что он с тобой согласится и пойдет навстречу, ведь у него есть свое мнение, свои интересы, свои обязанности, в конце концов..
Семен Андреевич тоже, кажется, думал о капитане, во всяком случае он вдруг поежился и спросил:
- А жаловаться на нас не будут, в эту, как он говорил... в Комиссию по космическим сообщениям?
