В богатых районах, конечно, с этим было получше, но убиравшие их дворники просто передвигали всю грязь до их границ и считали, что дело сделано. Так что, можно было лицезреть массивные кованные ворота, отделявшие улицы с белоснежными виллами, которые с трудом можно было открыть из-за наваленной перед ними вонючей баррикады.

С другой стороны, экипаж «Интернационала» еще нигде не видел столько искренне счастливых людей. Неделя, отделявшая «Буревестник» от «Гранда» - первого и самого продолжительного из длинной череды штормов, которые должны были обрушится на Острова, являлась здесь праздничной. Тут и там можно было встретить веселящихся прямо на улице людей которые пели, плясали и играли на музыкальных инструментах.

Одеты Островитяне были и правда небогато. У большинства основной одеждой являлись латаные-перелатаные штаны или подобие бурнуса. Но обязательно максимально ярких, кричащих цветов. Женщины встречались реже мужчин и, как правило, в сопровождении мужей или братьев, но, несмотря на сильное влияние Куманской культуры, одетые так же ярко, иногда даже довольно откровенно, с множеством нехитрых украшений, которые висели на них целыми гроздьями.

На чужаков жители реагировали по разному — те, чья жизнь была связана с портом, уже насмотрелись на всяких и почти не обращали внимания, но были и те, кто откровенно глазел, показывал пальцем и перешептывался. Особенно запомнилась одна компания. Увидев Чуму, они сперва внимательно приглядывались к ней, потом начали возмущенно что-то кричать, призывая остальных обратить внимание. Окружающие отнеслись к этому равнодушно, поэтому, поплевавшись, компания скрылась, не дожидаясь, пока к ним применят физические санкции, на которые жестами намекнул Боцман.

- Это чего они? - поинтересовался Федор, - Чего разорались?

- Из-за сережек по моему… - пожал плечами Боцман, - Я их наречие плохо понимаю.

- Патамушта я - «ирзал», Чума ткнула себя в грудь, - Нисшые сословие. Мине нильзя дажы ф дом вхадить и других людей трогать. А у мине аружие. Эта харам.

- Кстати, мне всегда непонятно было — там, на Доминисе я видел рабов-охранников. Неужели, хозяева не боятся им это доверять?

- Неа. Там фсе сложна.

- Ну вот я и пытаюсь понять.

- Сматри — на Доминисе фсе делятся па праисхажденю и па месту сриди людёв. Свабодный чиловек можит женится как иму вздумаится, пакупать дом, атвичать ф суде, признавать дитей. Но он должын выпалнять фсякие условия, вроди приличнай адежды, малитв в храмах и прочива.

- А раб не должен?

- Не. Раб — эта весчь.

- Понял мысль. От вещи не требуют соблюдения условностей в поведении и одежде. Они делают то, что прикажут.

- Агха! Толька весчи бывают расныи. Например карабль — это весчь. И швабра — это тожы весчь. Но эсли йа сламаю швабру, то вы мну проста падзатыльник дадите. А эсли йа поломаю карабль… - Чума аж испуганно зажмурилась, - А, кроми таго, фсе зависит ат таго, кто этай вещью владеит. Например, эсли эта раб Тирана, то он можит чинофникам приказывать. А бедняки фсякие - пофих што свабодныи. Ани стаят нижы чем рабы, каторыи тарговца таскают. Паэтаму лучши быть рабом багатога и знатнаго чиловека, чем свабодным и бедным.

- Вот оно что! А то я слышал, что многие на Доминисе добровольно идут в рабство и не понимал почему... А что насчет тебя? Ты сказала, что ты «ирзал». Это что значит?

- Ирзалы, эта вапще нижы фсех. Даже нижы рабоф. Раб — эта чья-та вещь, а мы вабще ничьи, патамушта нинужны никаму.

- А как эти деятели определили, что ты — ирзал?

- Патамушта сирьга ф насу есть, а ашейника нет.

- То есть, у всех рабов неприменно должен быть ошейник и серьга?

- У фсех. Толка многии этаго ни саблюдают. Абычна вешают их толька на тех, каторые как жывотныи. Например каторыи как сабаки старажат или как ишаки фсякие грузы таскают. Или как дамашнии жывотныи ф доме. Для красаты. Ирзалы тожы далжны серьгу насить, штобы фсе видили, кто ани такии, но пачти никто ни носит.

- А ты зачем носишь?

- Чтобы фсе видили, я жы сказала! Астальныи тожы ни проста так. Ани азаначают, што я фсякие мезкии вещи делала и прочии штуки.

- Но тебя же тут никто не знает. Зачем ты хочешь, чтобы твои соплеменники об этом догадались?

- Патамушта эта их злит. Ани видят миня, знают аткуда я, а сделать ничиго ни могут. Патамушта у миня есть аружие. И вы.

- Все равно не понимаю.

- Она была дно… - пояснила Принцесса, - Самая грязь. А теперь эти ханжи захлебываются в бессильном лае, потому, что у них кишка тонка поставить её на то место, которое они ей отвели. Ей это нравится. Мне тоже.

- Вот вы о чем? То есть ты специально показываешь, кто ты есть, чтобы других позлить? - уточнил Боцман.

- Аха! Ты жи тожы татуирофки на лице носишь штобы фсе видили, кто ты есть!

- Ну это — другое дело. Это принадлежность к моему роду.

- Но в Гюйоне-то, это была принадлежность к «дикарям», - Принцесса хитро ухмыльнулась, - И я готова поспорить на что угодно, что на тебя там тоже многие пиздец как косились. А ты этим гордишься...

- Ладно-ладно — вы правы, - замахал руками Боцман не желавший спорить сразу с двумя девками, - Хватит. Вон банк уже.

...

Банки на Островах тоже были с сюрпризом. Если на Континенте человек, заходивший в банк держа оружие на виду, вызвал бы панику, то тут вся очередь к окошкам была вооружена до зубов. И чем крупнее сумма, которую клиент собирался вложить или снять, тем больше у него была группа поддержки.

Например когда успешный торговец рыбой, выдаваемый с головой запахом, закончил менять свои два баула бумажек на более стабильную валюту, с ним забитое людьми помещение покинула сразу с дюжина родственников с мачете, ружьями и острогами. Следующим к окошку подошла старуха, которая желала снять немного денег на свадьбу внучке. В этот момент её прикрывал матерый старикан чуть ли не с кремниевой аркебузой и несколько парней поигрывающих дубинками.

Глядя на то, как медленно продвигаются дела— старуха была неграмотной и в добавок в упор не могла расслышать, что ей говорит кассир, команда приуныла, но Боцман сказал: «Сейчас все будет» и, подойдя к соседнему окну, выбил кулаком закрывавшую его картонку. За картонкой обнаружился сладко подремываюший клерк. Боцман схватил его за волосы и, наполовину вытащив наружу, с применением непереводимых местных выражений объяснил, что их нужно обслужить и желательно побыстрее.

- Вай маладэц! Джигыт!- одобрил такой подход Багир, - Нэ люблю ждат! Я ужэ скарээ какой-нибудь развлэчений хачу!

- Только, битте, никакой бордель, - попросил Доктор, - После той жуткой антисанитарий, который я видейть на улица, а даже нихт хотейт думайт, что можно подхватывайт в местный публичный дом. Никакой предохранений нихт спасайт.

- Я буквално нэмного.

- Найн! Категоричен найн! Я есть имейт сомнительный удовольствий сталкивайтся с привезенный из этот мест болячка. Вы есть знайт, что такой «Бордельный цветок»?

- Дядя — фу! - Лиссу чуть не стошнило, - Только не при мне.

- Это есть когда головка ваш половой орган воспаляйтся и кожа лопайтся подобно бутон роза. Только пахнет нихт розами, и это есть чудовийщный боль. Часто приводийт к ампутаций.

- Понэл! - Багира тоже передернуло, - Сматрэть буду, трогат — нэ буду!

...

После банка, на улице, их немедленно атаковала толпа попрошаек. Дергая за одежду и требовательно заглядывая в глаза, они буквально не давали прохода. Доктор, по профессиональному брезгливый, отпихивал их от себя и Лиссы тростью. Остальные были менее сдержаны в словах и действиях, так что, после пятого запущенного пинком в воздух лишенца и витиеватой матерной тирады, до остальных наконец дошло, что им тут не обломится. Что-то злобно крича, они отвалили. Один правда задержался, чтобы плюнуть, но пока собирал побольше мокроты, Багир заметил это и дал ему в немногочисленные оставшиеся зубы, заставив проглотить все приготовленное. Доктор немедленно извлек из саквояжа флакон дезраствора и протер им сперва кулак Багира, потом свою трость. Дальше началась культурная программа и осмотр достопримечательностей.