- Возьмите, - сказал я, с готовностью вынимая всю наличность из кошелька.
- Больной, наверное! - констатировала Изольда, охотно забирая деньги и пряча их в лифчик. - Те, которые книжки читают, все больные.
Я надеялся, что, получив мзду, коза сейчас же оставит меня, но она почему-то принялась снимать с себя синтетическую кофточку и играть выменем.
- Что вы делаете? Остановитесь!..
- Так жарко же, - сказала Изольда, - и вообще...
В дверь позвонили.
- Здравия желаю! Я майор Сиськан Анатолий Хекович. А где моя жена?
- Здесь, здесь! - обрадовался я.
- Как в Африке, не знаешь, куда и деться, - сообщила Изольда мужу из шкафа. - А я двадцать пять рублей потеряла, пусть он отдаст.
- Так я же...
- Посади его, Сиськан, посади! - потребовала Изольда.
- Куда ж сажать, - тоскливо посетовал майор, опускаясь на табурет, все забито. И так приходится армян с азербайджанцами в разных помещениях держать: сами понимаете - конфликт... А ведь они такие хитрые, что не иначе как евреи...
- Все от них, от Троцких, - подтвердила Изольда, стуча рогами по обеденному столу.
- Почему? - изумился я.
- Пойдем, Изольда, - сказал, поднимаясь, майор. - Мы человека не знаем, документов его не видали...
- Нет, нет, нет! - заупрямилась Изольда. - Я еще на кровати не полежала, на табурете не посидела и не знаю, что вон в той коричневой коробке.
- В другой раз, моя козочка, - прошипел майор, освобождая рога Изольды от люстры, кофемолки и пишущей машинки. - У тебя еще будет немало времени, чтобы...
Но майорша упиралась, топала копытцем, плевалась зеленой жвачкой и пускала пузыри. И пузыри эти еще долго летали по комнате, пока я не распахнул окно.
...ТИРАНИЯ ЕСТЬ ПРИВЫЧКА, ОБРАЩАЮЩАЯСЯ В ПОТРЕБНОСТЬ
Перед самой своей кончиной родители Сиськана подумали о майоре и оставили ему в наследство большой холодильник ЗИЛ, автомашину "Волга" первого выпуска и небольшие сбережения, на которые Изольда вставила себе золотые зубы. И о другом сыне подумали родители - о Петре Хековиче. Ему они завещали дачный участок, хорошую импортную мебель и гору домашней утвари. Короче, обо всем позаботились родители, пенсионеры Сиськаны, и усопли. Братья похоронили их, погоревали, помянули добрым словом, деля имущество, и разошлись по домам.
- Ты чего это веник не привез?!! - обрушилась Изольда на мужа, едва он втащил в квартиру холодильник ЗИЛ, автомашину "Волга" и небольшие сбережения. - Веник в завещании не оговорен, и твой наглый братец, конечно же, забрал его себе. Да я с ним судиться буду из-за столь необходимого мне вьетнамского веника!..
Сиськан хотел было возразить, но не решился, потому что Изольда все уже для себя решила.
И судилась она с Петром Хековичем, и выиграла процесс, заранее подкупив судью золотым кольцом. Я был на заключительном заседании суда (слушание дела о похищении веника длилось три месяца) и, как только судья подняла указательный палец, сразу узнал свое собственное кольцо с огненным опалом, которое пропало после недавней отсидки Изольды в моем шкафу.
Пока я последний раз любовался кольцом, объявили приговор и выдали торжествующей Изольде долгожданный веник. А Петра Сиськана, закованного в наручники, повезли к его брату в спецкомендатуру. В течение года ему предстояло ежедневно общаться с Анатолием Хековичем, и все у него было впереди. А у меня все уже было позади, и потому я, обреченный на пожизненное соседство с Изольдой, отправил телеграмму в Общество рыболовов-охотников, требуя прислать полный каталог капканов и ружей.
- МОЯ ДОРОГАЯ, - СКАЗАЛ ОН. - ДОРОГАЯ МОЯ
Изольда - жена майора Сиськана - постоянно предупреждала мужа, что никакого участия в его похоронах принимать не намерена.
- Скоро сдохнешь, - часто говорила она, - но хоронить тебя я не собираюсь. Сильно надо мне тебя хоронить!..
Изольда и раньше, еще до того, как вставила себе золотые зубы, размышляла о скоротечности милицейской жизни. А после неожиданной черепно-мозговой травмы, случившейся по вине некстати упавшей ей на голову соседки, решила присмотреть нового супруга.
Присмотрела. Привела домой сантехника Льва Лившица, предварительно выплеснув в унитаз вчерашние щи с большой мозговой костью... И так понравилось Изольде забивать канализацию костями и вновь и вновь обниматься с Лившицем, что вскоре объявила она майору о наличии в нижней области ее организма некоего рачка. Рачок этот требовал много соленого пива и пристального гинекологического наблюдения.
Отпуская жену в больницу первый раз, Сиськан ни о чем таком не думал. Когда же, после двадцать девятого раза, ему стало ясно, что гинекологам не удастся изловить рачка, в майорское сердце проникли подозрения. Почву для подозрений активно удобрял и Лившиц, который являлся без вызова в любое время суток и рвался к унитазу, доказывая, что там еще полным-полно костей. При этом он часто путал туалет со спальней и хлопал майора по искусанным ляжкам.
Изольда кусала мужа золотыми зубами, вставленными сразу после смерти его родителей. Несчастные Сиськаны оставили сыну в наследство небольшую сумму, обеспечив Изольде полный рот золотых зубов. Самому же майору, который пользовался на работе большим и заслуженным авторитетом, пришлось для своих коронок ограничиться обыкновенным железом, покрытым лишь золотой пылью. И теперь эта несправедливость мучила его.
Кроме того, Изольда посягала на отрез красного бархата, выданный завхозом спецкомендатуры на случай внезапной смерти Сиськана. У майорши был свой план относительно красного бархата, но осуществить она успела только часть его, урвав кусок на узкую юбку с разрезом. Оставшиеся метры Сиськан не выпускал из рук и только недовольно щелкал своими фальшиво-золотыми челюстями, стоило жене завести вольную песню степей, обработанную евреем Брусиловским.
Невеселой весной, возвратившись из комендатуры домой, Сиськан отчего-то умер. Тут же набежали товарищи по работе, нашли красный бархат на груди покойного, обили им последнее пристанище Сиськана и торжественно пообещали следующее: "Он будет жить вечно в наших сердцах и бесплатно при этом!" Даже Лившиц пришел, чтобы поплакать в туалете. Но когда стали выносить тело, когда взвыл оркестр, когда соседские писатели и изобретатели подняли малых детей на руки для лучшего обозрения, Изольда возопила, что ей не в чем ехать на кладбище, потому как случайно она утопила свою единственную юбку из красного бархата в унитазе.