Вместе с ноябрем закончилась и учеба в подготовительной школе. Последней была на редкость напряженная тренировка в морозную ночь. Макс, слабевший день ото дня, был отсеян во время бега. Когда оставшиеся курсанты, вернувшись с заключительного испытания, собрались в столовой перекусить, лейтенант Питер объявил, что их пребывание в Суррее окончено. Они поздравили друг друга. Столовая теперь казалась опустевшей – три недели назад их было вдвое больше, отсеивали безжалостно. И все пошли покурить на пригорке в последний раз.

В ту ночь Пэл решил не возвращаться к себе в спальню, к уснувшим товарищам. Он двинулся по коридору и постучал в дверь Лоры. Она открыла, улыбнулась, приложила палец к его губам, чтобы не шумел, и знаком пригласила войти. С минуту они посидели на одной из кроватей, глядя друг на друга, гордые всем, что совершили, но измотанные физически и морально. Потом легли вместе. Пэл обнял ее, а она положила ладони на сжимающие ее руки.

В Париже угасал отец, одинокий, без сына.

Ноябрь подходил к концу, Поль-Эмиль уехал уже два с половиной месяца назад. Удачно ли он добрался? Наверняка… Но что, черт возьми, он теперь делает?

Он нередко заходил в комнату мальчика, смотрел на его вещи. Спрашивал себя, почему не положил ему в сумку вон ту куртку, ту книгу или красивую фотографию. И часто себя ругал.

Однажды в воскресенье он спустил с чердака детские игрушки Пэла. Поставил в гостиной большую электрическую железную дорогу, вытащил туннели из папье-маше и оловянные фигурки. А позже даже докупил новые детали.

Он думал о сыне и давал свисток старому железному поезду. Либо так, либо умереть от тоски.

Дело было в Инвернессшире, дикой области к северу от центра Шотландии, омываемой с запада бурным морем. Земля, устланная ковром ослепительной зелени, задыхалась под плотным колпаком серых туч. Пейзаж был ошеломительный: с округлыми холмами, резкими линиями скал и прибрежных утесов – великолепный, несмотря на яростные мрачные вихри начала декабря. Они сидели в купе поезда Глазго – Локейлорт, ехали во второй учебный центр. Как простые пассажиры.

Путешествие длилось уже вторые сутки. Все вокруг выглядело таким нормальным! Лейтенант Питер, беседуя с Дэвидом-переводчиком, рассеянно поглядывал на курсантов. Большинство мирно спали, привалившись друг к другу. Занималась заря. Толстяк, Цветная Капуста и Слива дрыхли шумно, теснясь втроем на сиденье третьего класса. Громадный Толстяк совсем задавил Сливу, и тот храпел во всю глотку на радость тем, кто уже проснулся.

Пэл, прижавшись носом к окну вагона, не мог оторваться от зрелища невероятного покоя, разлитого в здешних местах. В густые, растрепанные травы местами вторгались ряды старых яблонь, стволы их были любовно обвиты сероватым лишайником. На тучных лугах паслись под моросящим дождем странные овцы с густой шерстью, бараны гордо несли на головах громадные витые рога.

Поезд медленно двигался по Шотландии, направляясь из Глазго в город Инвернесс на самом севере страны и останавливаясь на каждом полустанке. Рельсы после полей шли вдоль побережья, и Пэл снова пришел в восторг: зеленые свитки волн разбивались об отвесные скалы в буйную пену, вокруг летали белые и серые чайки.

Наутро они сошли с поезда в Локейлорте, крошечной деревеньке, что угнездилась среди холмов и гигантских приморских утесов, на берегу длинного, узкого озера. Вокзал был ей под стать: хлипкая платформа с деревянным забором и вывеской с названием станции. Ледяной воздух пробирался под пальто. Никто из курсантов, сидя в теплом поезде, не представлял, какой на улице мороз, – неистовый, жестокий холод, многократно усиленный пронизывающим ветром.

Они не совсем понимали, где находятся, – путь из Лондона был долгим. На обочине ухабистой дороги, пересекавшей деревню, их поджидали два грузовика без номеров. Они быстро погрузились в них и вскоре исчезли за холмами, куда вела узкая земляная тропа, – положа руку на сердце, ее вряд ли можно было назвать дорогой, – уходившая, казалось, в никуда. За все время им не встретилось ни одной живой души, ни одной постройки. В пустыне никто из них не бывал, но место было похожее.

В тот день группа курсантов наконец увидела, что такое УСО и каков его размах. По сосновому бору они подъехали к громадной усадьбе, высившейся на берегу беснующегося моря посреди пустоты. Они прибыли в Арисейг-хаус, главный штаб школ специальной подготовки резервистов УСО – roughing schools[3], как их называли англичане. Здесь царила суматоха, народу была тьма. Шагали взад-вперед разные секции, кто в ногу, кто забавной толпой. Говорили на всех языках: английском, венгерском, польском, голландском, немецком. Курсанты в форме коммандос направлялись к стрельбищам и полосам препятствий. Генеральный штаб УСО находился в Лондоне, но Шотландия, уединенная, надежно укрытая самой природой, стала одним из узловых центров подготовки будущих агентов.

Все секции размещались в маленьких усадьбах вокруг Арисейг-хауса. В радиусе нескольких километров не было ни единого жилища. Правительство объявило это место зоной ограниченного доступа для гражданского населения, сославшись на соседство одной из баз Королевского военно-морского флота: тем самым мера получала объяснение, не вызывая всеобщего любопытства. Поэтому никто из местных жителей не мог и вообразить, что в лесу, у самого моря, находится настоящий секретный городок, где обучают подрывным действиям добровольцев со всей Европы. И тут Пэл, Кей, Толстяк, Лора и все остальные обнаружили, что подготовительный центр Уонборо, несмотря на усиленные занятия, был пустяком – липой, папье-маше, театральной декорацией, целью которой было отсеять непригодных и сохранить потенциально успешных. Пройдя этот фильтр, курсанты из всех стран стекались в Арисейг-хаус, единственное место, где обучали методам работы Управления. Только теперь они по-настоящему стали проникать в тайну УСО – они, еще недавно и не помышлявшие вступать в британские спецслужбы.

Дом, где поселились тринадцать курсантов Секции F, был небольшой мрачной постройкой из камня; он находился у подножия утесов на клочке земли, окруженном морем и скалами, почти полуострове, усеянном высокими стройными деревьями с опасно наклоненными отсыревшими стволами.

Вдали виднелись очертания усадьбы норвежской секции – Секции SN, а в окрестном лесу расположилась польская группа – Секция MP.

Они разошлись по спальням и затопили печи. Кей и Пэл курили у окна, наблюдая за тренировкой поляков. Оба испытывали некоторую гордость за то, что добрались сюда, до самой сердцевины Сопротивления, – им казалось, что они уже почти стали английскими агентами, людьми особой судьбы. Они существовали.

– Потрясающе, – произнес Пэл.

– Просто невероятно, – добавил Кей.

На улице они заметили раскрасневшегося Капусту – тот словно возвращался из дальнего похода.

– Тут девушки! – крикнул он. – Тут девушки есть!

Во всех спальнях бросились к окнам послушать запыхавшегося глашатая.

– Капуста хочет научиться трахаться! – захохотал Ломтик, вызвав общее веселье.

Цветная Капуста, не обращая на него внимания, кричал, сложив руки рупором, чтобы лучше было слышно:

– Тут в соседней усадьбе группа норвежек, работают в Шифре и в Разведданных.

“Шифр” означал шифрованные сообщения.

Мужчины заулыбались: присутствие женщин было им как бальзам на сердце. Но подумать об этом они не успели – лейтенант Питер уже звонил к общему сбору в маленькой столовой на первом этаже. С ним были двое новых курсантов, новых членов группы: Жос, бельгиец лет двадцати пяти из подготовительного центра голландской секции, и Дени, тридцатилетний канадец из Лагеря Х, начального лагеря американских добровольцев, расположенного в Онтарио. Обоих включили в Секцию F.