– Похоже на звёздное небо, – заметил Сирел, мысленно представив будущую клумбу, – и судя по тому, как вы высаживаете белые цветы, это созвездие Матери Мира?

– Да, оно самое. Любишь звезды? – Тагал искоса поглядела на него улыбаясь.

– По ним удобно ориентироваться, – пожал он плечами.

Тагал спокойно выпрямила спину, внимательно разглядывая пасынка. Горбинка на носу, как у отца и братьев, намечающаяся морщинка меж бровей, серые, с синей каймой глаза. Непослушные, чуть вьющиеся иссиня-чёрные волосы. Довольно редкий оттенок, даже для темноволосых сыновей империи Марха.

Тагал часто сравнивала мужчин с оружием: своего сына Артеса она находила похожим на боевой молот – крупный, мощный, но медлительный. Неон походил на узкий кинжал, которым в тёмных переходах перерезают горло. Сирел же был мечом. Хорошим, надёжным мечом. Без вычурной гарды, или сапфиров в рукояти, но сбалансированным, удобным для битвы. И это её пугало больше, чем молоты и кинжалы. Ей не нравилось то, как он вглядывается в горизонт на западе или хмурится, когда думает, что его никто не видит. До того, как его мать изгнали, он был совсем иным. Но вот он вырос: меч, без излишеств, для которого традиции – глупые суеверия, а созвездия – всего лишь ориентиры во тьме. Кто знает, как глубока его ненависть к собственной семье?

Тагал слышала шепотки советников, она знала о том, что из казны утекают средства в неизвестном направлении, а недавний пожар в Великой Библиотеке встревожил её. В стране патриотов, управляемых членами единой семьи, кто, как не сын белой розы, мог быть предателем?

Сирелу тяжело было смотреть в глаза первой жене императора. Он вернулся с полгода назад, думая, что изменился, повзрослел, но… Один только вид Тагал возвращал ему болезненные воспоминания. Вот она чуть склонила голову набок – и он вспомнил, что после этого движения начинались нравоучения, сводившиеся к одному – он плохой, потому что бутон. Руки она стиснула на коленях – она всегда так делала, когда собиралась сказать что-то неприятное. Третий чувствовал, как внутри него растёт раздражение, как портится настроение, как он проваливается в какие-то детские обиды.

Мать Сирела не любили при дворе. Она это знала, да и ни на что не претендовала, вынося насмешки и злословие с неизменным спокойствием. Через пять лет после знакомства с Бельфегором она родила Сирела, и положение её ухудшилось, хотя, казалось бы, куда уж хуже. Ни Тагал, ни Лия не хотели своим сыновьям Воеводу из бутонов.

А потом разразился скандал – Сирел сжал садовую лопатку со злостью – и его мать выслали из дворца. Суть конфликта никто Третьему не объяснил, он тогда ещё даже первой декады жизни не перешагнул. И ни одна из мачех заниматься ребёнком не захотела. Так он и остался на попечении у Тейна – такого же бутона, и Юны, что поссорилась с матерью из-за него. Бельфегор сделал вид, что у него нет сына, и отправил Сирела в Гонгор. Время в академии Третий вспоминал даже с радостью – всё веселее, чем дома.

– Я хотел бы извиниться, – начал Сирел, нарочито спокойно, прервав свои невесёлые размышления. Он старался не отрывать взгляд от земли, в которой продолжал рыть ямки. – Я повёл себя недостойно и глупо. Артес уже объяснил мне, что неприятие верований и традиций не повод пренебрегать чувствами окружающих.

– Так и сказал? – удивилась Тагал улыбнувшись.

– Да.

– Ну, значит, хоть кто-то меня слушает! – рассмеялась женщина. – Но я не собиралась тебя отчитывать. Правда необходима, но не всегда уместна.

– Я помню, – кивнул Сирел, с серьёзным лицом. Эту странную фразу она повторяла часто.

– Не сомневаюсь. Как там было на юге? Тебя долго не было, мы скучали.

– Угу, – тихо фыркнул Сирел, – на юге, как и на любой службе. Не хочу утомлять вас подробностями скучной солдатской рутины.

– Не пора ли тебе остепениться, Сирел? Перестать метаться по стране? Заняться достойными наследника делами?

– Какими, например? – Третьему не удалось скрыть злость. Он невольно, обернулся к Салахиль, что, заметив его взгляд, состроила расстроенное выражение на лице и убежала. Сирел тяжело вздохнул.

– Ты жесток с ней! – Нахмурилась Тагал. Ингри Южная, мать Салахиль, что сидела неподалёку, недовольно скрестила руки на груди. – Не уважаешь ни её, ни Леона!

Третий поднялся, отбросив бесполезную лопатку:

– Уважаю!

– Не похоже! Или ты на столько зол на нас всех? – Тагал картинно запнулась. – О мать мира! Да, мы поступили ужасно, и по отношению к тебе, и к твоей матери, и той девушке, что ты привёл во дворец в семнадцать лет, – Сирел сжал кулаки и стиснул зубы, ярясь ещё больше. – Мне стыдно за то, как мы себя вели. Я всей душой хочу, чтоб ты простил нас. Ведь невозможно хранить покой тех, кого ненавидишь!

– Я не говорил, что кого-то ненавижу! – зачем-то пытался оправдаться Сирел. Но Тагал не слушала.

Родственники начали стягиваться к фонтану. Артес, обеспокоенный, переводил взгляд с матери на брата и обратно. Юна сурово сдвинула брови. Лия Западная упёрла массивные руки в крутые бока и замерла, неодобрительно наблюдая за происходящим. Олой и Ямал прекратили драку, в которую перерос их урок фехтования, и тоже приблизились, потрёпанные и грязные.

– Грубо, Сирел. Ты лжёшь сам себе. – Тагал покачала головой.

– Это не ложь!

– Мне только остаётся надеяться, что подавляемые тобой обиды не обернуться против нас, их взрастивших. Конечно, мы это заслужили. Но лучше выяснить отношения в домашнем кругу, чем на поле боя!

– Вы думаете, я вас предам? – До Сирела дошло. И это озарение заставило его вздрогнуть.

– Мама! Что ты такое говоришь? – вмешался Артес.

– И, главное, зачем? – Лия Западная едко усмехнулась, обменявшись с Тагал выразительными взглядами.

– Будет война или нет, но мы, семья правителей Империи Марха, должны являть собой те идеалы, за которые боремся: крепкая семья, сплочённость, взаимовыручка. Что было до основания Империи, дети? – она повернулась к Олою с Ямалом.

Последний не растерялся и выдал заученную на уроках фразу:

– Хаос и смута. Одно племя пожирало другое.

– Но три брата: Азов, Ингур и Камал создали империю, объединив разрозненные королевства обещанием помощи, поддержки и защиты. Так, Сирел?

– При чём здесь история?

– Кровь проливается всегда. Каждый день. Но одно дело – проливать кровь врагов своих, другое – кровь своих родных. Сирел, твой отец и все мы виноваты пред тобой, и друг перед другом тоже, – она обвела взглядом всех присутствующих, особенно задержавшись на второй жене Бельфегора. – Нам не изменить прошлого, но мы можем изменить будущее. Выяснить отношения. Высказать всё, что мы думаем, решить наши проблемы открыто и честно, а не подставлять друг друга в тёмных переулках, – на этих словах её взгляд снова упал на Лию Западную, которая, коротко усмехнувшись, пожала плечами.

– Ты не находишь, что поведение твоё лицемерно? – Лия была единственной, кто не боялся высказывать Тагал своё мнение.

– Я хочу, чтоб между нашими детьми не было вражды. Чтобы, став правителями, они не пытались мстить друг другу.

– Скажи проще, ты просто судишь по себе, – прервала её Лия. – И на его месте уже давным-давно перерезала бы глотки обидчикам. А он молчит и терпит. Прям как его мать, да? И тебя это бесит, не так ли? Не знаешь, чего от него ожидать?

– А, может, это ты судишь по себе? – разозлилась Тагал. – Мне действительно жаль, что мы не смогли быть к нему добрее. Я не смогла. И перед тем, как он отправится на войну, на подвиги или просто к нашим врагам, я хочу убедиться, что на его верность не повлияют старые обиды.

– О, да ты решила, что мы воспитали врага? – Лия безжалостно высказала страхи Тагал. И та не нашла слов для ответа, только опустила глаза.

– Мама! – воскликнул Артес. Его мощная грудь ходила ходуном от возмущения, как кузнечные меха. – Сирел самый верный и преданный Империи человек из всех, что я знаю! Может, стоило хоть раз навестить его в том заросшем углу сада и тихо поговорить, а не устраивать спектакль!