— Ладно, давай полежим. Просто так. Расскажи мне про Верочку. Ты её любишь?

— Нечего рассказывать. Знаешь ведь — я тебя люблю.

— Глупости. Сам-то веришь в эту чушь? Сравни моё тело и её. Успокойся.

Спустя час или около того секс случился. Теперь Регине не в чем было упрекнуть любовника. Она провалилась в гипнотический транс, была вполне счастлива, но не могла в этом признаться. Слишком велика цена возможного разочарования: рано или поздно любимый поймёт, что опытность — не приз, скорее имитация праздника.

Он звонил, она решительно пресекала желание встретиться, отвергала попытки поговорить.

По ночам женщина плакала: почему он раньше не встретился!

Евгений в пылу нахлынувшего негодования отправлялся к Верочке, иногда к другим безотказным подружкам.

Регина смотрела на него холодно, безучастно.

— Ты меня любишь, — то и дело вопрошала счастливая невеста.

Евгений Данилович отвечал размыто, неопределённо, используя двусмысленные формы речи, предоставляющие лукавую возможность думать что угодно.

Девушка не чувствовала подвоха, она была влюблена без памяти.

Все-все, даже родители, знали, что у неё есть жених.

Беременность никого не удивила. День бракосочетания был назначен.

Верочка бредила предстоящим торжеством.

Евгений избегал встреч с Региной Валентиновной на работе, но каждый вечер звонил.

— Почему, — спрашивал он, — я хочу тебя. Люблю! Тебя хочу, понимаешь! Только ты мне нужна.

— Глупости, юноша. Ты сам не понимаешь, чего хочешь. Готовься к свадьбе. Твоя невеста на сносях. Ты — без пяти минут папа.

— Одна последняя встреча. Последняя.

Регина долго-долго молчала, — поклянись.

— Чтоб мне…

— Приезжай.

Не в первый раз Антонина убедилась, что природа независимо ни от чего всегда пребывает в состоянии гармоничного равновесия, тогда как жизнью и человеческими отношениями повелевают энтропия и хаос. Слишком хрупкие структуры — доверие, искренность: дунь и рассыпаются.

Не успеешь выстроить из кирпичиков основание фундамента взаимной симпатии, обжить его, чтобы не абы как, а красиво, аккуратно и прочно продолжить возведение счастливого будущего, как оно начинает трещать по швам.

Объяснение — любовь, это всего лишь игра, безумие, топливом которого являются гормоны. Выключили фай-фай, забыли пароль, не внесли вовремя абонентскую плату — гудбай: сами виноваты. Нужно было следить за трафиком.

Удивительно и странно лишь то, что страдает, как правило, не тот, кто стал банкротом, в чью кровь перестали поступать по причине лени или пресыщенности витамины любви, а тот, кому добродетель не даёт права жить во лжи.

Она так любила его, что даже случайную измену могла простить: если узрела бы шанс начать выстраивать счастье с ноля, если он способен осознать, что причинил незаслуженную боль.

Опыт предательства Антонина имела ещё в школе. Поруганная первая любовь рвала душу до встречи с Егором, который вниманием и участием сумел заживить кровоточащие раны.

Увы, он тоже оказался эгоистом, только прятал до поры неспособность быть великодушным и милосердным, поскольку цена обмена любви на секс некоторое время его устраивала.

Увлечённый игрой в возвышенные чувства, Егор щедро впрыскивал в отношения эмоциональные транквилизаторы, делающие пресное — сладким, бесцветное — красочным и ярким.

Антонина жила все эти годы в выдуманном мире, в котором было установлено табу на аудит реальности. Подвергнуть сомнению незаурядность и достоинства Егора как единственный смысл жизни было немыслимо, преступно.

Она-то знала, что любовь — полная самоотдача, погружение в плоть и кровь до степени растворения, когда ты — это он, а он — это ты. Хорошо любимому — значит хорошо всем и наоборот.

У человека, который любит, нет, и не может быть претензий к партнёру, разве что незначительные разногласия, поскольку реальностью становится не то, что на самом деле, а то, как ты это себе представляешь.

И вот итог — у Егора появилась другая женщина: молодая, эффектная девочка, тренер по фитнесу — длинноногая Яночка. Муж цинично сравнивал новые и старые отношения, физическую привлекательность юной возлюбленной отнюдь не в пользу Тони.

Красиво уйти — тоже талант. Кто-то, расставаясь навек, умудряется остаться другом. Егор не пожелал тратить духовную энергию на ту, которая в одночасье стала бесперспективным, более того, враждебным по причине неприязни и холодности прошлым, этаким раздражающим фактором. И неважно, что причин уходить, громко хлопая дверью, не было.

— Ты ничего не понимаешь, — злобно рычал он, — у нас любовь. Наш с тобой брак — досадное недоразумение. Мне нужна была женщина, самка — без разницы какая. Лишь бы молодая, упругая и доступная. У тебя всего этого было в избытке, но однообразие приедается. Ты меня больше не возбуждаешь.

— Зачем ты так! Это же ложь. Ты любил меня по-настоящему. Чувства невозможно изобразить, если их нет.

— Плевал я на твои доводы. Что ты понимаешь про любовь! Может, что-то такое и было у нас с тобой. Наверно я находился под гипнозом. Растаяло, улетучилось, растворилось. Власть твоих прелестей закончилась. Ты стала невкусной, пресной. Я свободен! Обсуждать с тобой, прав я или не прав, не желаю.

С каждым новым оскорблением сопротивление Антонины слабело, желание отстаивать правду иссякало.

Создавалось впечатление, что он с наслаждением её добивает.

Зачем? Оттого, что не мог простить собственной слабости, своих ошибок?

Они развелись.

Егор с помощью адвоката отвоевал квартиру (документы на неё были оформлены так, словно Егор заранее планировал этот процесс), выселил Тоню в комнату в коммуналке.

Она не сопротивлялась. Не было сил воевать. Что ещё хуже — суд оставил ему дочь. Антонина была замужем, выполняла обязанности домохозяйки, доходов не имела. Егор без труда доказал её финансовую несостоятельность.

Что чувствовал победитель — тайна за семью печатями.

Новая пассия не стремилась получить ярмо в виде свидетельства о браке. Ей хватало физической любви, подарков и прочих знаков внимания. Вести хозяйство, заниматься ребёнком любовница отказалась, да он и не настаивал.

Антонина вечерами перелистывала семейные альбомы, погружаясь с головой в атмосферу недавнего прошлого, в котором было всё, включая любовь.

Было.

Какие же они были молодые, какие красивые.

Это медовый месяц в Крыму. Кроме любви и моря им ничего не было нужно. Даже есть забывали.

А это Лебяжий остров. Кто же фотографировал? Ей казалось, они там были одни.

Доступная! Где там. Егор добивался интимного сближения больше года.

Именно там, в туристической палатке, они познали таинство соприкосновения, когда вопрос о создании семьи был решён окончательно, даже день свадьбы назначен.

Врёт он всё, злится на неспособность отказаться от соблазнов, на своё же предательство.

Ну и пусть, пусть живёт по собственным правилам. Она не такая. Этим всё сказано.

Вот они купаются голышом в горном ручье, вот путешествуют по степи на лошадях. Посиделки у костра, песни под гитару. Лыжные прогулки, Новый Год.

Это она в новом платье в большой красный горох, которое Егор купил, когда Тоня была в родильном доме, встречает его с работы.

Вот он на беговой дорожке, тут играет в баскетбол.

Школа. Тогда всё началось. На выпускном. Первый поцелуй. Сладкий-сладкий.

Ничего, она переболеет, она сильная. Отогреется, оживёт, отсудит Юльку.

Что ни день — слёзы. Прошлое не давало дышать, рвало ткань души по живому.

Дочь она забирала к себе по субботам. Забрасывала все дела, гуляла с ребёнком (там, где была счастлива с ним, с Егором), играла, читала книжки, пыталась забыть всё плохое. Не получалось.

Незримая нить связывала с бывшим. Слово-то какое колючее — бывший.

— Может ещё вернётся, — думала она и тут же прикусывала язык.