— Согласился он… — кричать больше не было сил. Я стояла к нему вполоборота, не глядя, потому что смотреть на него сейчас было просто невозможно. — Ты хоть представляешь, что ты наделал?!

— Я понял это почти сразу, но…

— Всё это время ты мне врал… — вдруг дошло до меня и это ударило похуже шипованной булавы, — всё то время, что мы были вместе… ты врал…

— Да нет же, послушай!

— Уходи, Чарли, — я качаю головой, — уходи.

— Мне было приказано настроить с тобой дружественные отношения, а после увязаться следом, — безжалостно начал Чарли. — Но я провалился сразу же! Я запечатлился на тебе, сам того не подозревая! Уже после понял, когда впервые подошёл к тебе, а мой волк чуть не сорвался с цепи. План пошёл ко всем чертям, но я не говорил отцу, хотя и не надо было. Он итак понял.

— Замолчи, — как же он не понимает, что слушать всё это мне больно? — Я всё равно тебе не верю. Ты предал меня, Чарли.

— Я не предавал!

— Скажи мне, где был ты? — тихо спросила я, сделав к нему шаг. Чарли дёрнулся ко мне, но замер. — Где ты был?

— О чём ты? — не понял он.

— В какие из моментов ты был тем, кем я тебя думала, что знаю. Были ли такие моменты? — мне было важно это знать.

— Всегда, Ксень, — прошептал он, — я всегда был я.

— Не верю, — я усмехнулась, покачав головой. Щёки обожгло морозом и сковало из-за слёз. — Я не верю тебе, — я пожала плечами в беззащитном жесте.

— Но это правда!

— Я НЕ ВЕРЮ ТЕБЕ! — кричу я, потому что держать себя в руках уже просто нет сил. — КАК ЖЕ ТЫ НЕ ПОНИМАЕШЬ?! СКАЖИ МНЕ ХОТЬ ОДНО СЛОВО В СВОЁ ОПРАВДАНИЕ! ДОКАЖИ, ЧТО ВСЁ, ЧТО МЕЖДУ НАМИ БЫЛО — ПРАВДА! — надрываюсь я, подходя к нему и тыча ему в грудь. Палец сменяется ладонью, а тычок — ударом. — ДОКАЖИ МНЕ, ЧТО ВСЁ ЭТО ВРЕМЯ СО МНОЙ БЫЛ МОЙ ЧАРЛИ, А НЕ ПАПЕНЬКИН СЫНОК, КОТОРЫЙ ХОТЕЛ САМОУТВЕРДИТСЯ! — новый удар, на этот раз сильнее. — ДОКАЖИ, ЧТО ВСЕ СЛОВА, ЧТО ТЫ ГОВОРИЛ — ЧЁРТОВА ПРАВДА! — я замахиваюсь, чтобы вновь ударить его в грудь, но мои руки перехватывают, а лицо обжигает горячее дыхание волка. Я не смотрю ему в глаза, потому что не могу. Я не могу!

— Я ТЕБЯ ПОЛЮБИЛ! — орёт от, но этот крик больше похож на рык. Клыки удлиняются, а глаза сверкают. Я замираю, смотря ему в глаза. Они горят животным огнём. Ногти на руках удлиняются, превращаясь в когти. Волк вырывается на свободу. — Слышишь? — тихо шепчет он и этот шёпот не идёт ни в какое сравнение с тем рыком, который вырвался из него парой секунд назад. Он медленно возвращается в человеческий облик. — Я люблю тебя, Ксения, люблю так, как не любил никого и никогда. Я понял это, когда впервые поцеловал, там у стены в переулке. Впервые в жизни я понял, что это то, что мне надо. То, кого я ждал всю жизнь, кого одновременно страшился и хотел. А когда ты ответила… — он не договаривает, сжимая пальцы на моих запястьях сильнее. Всего на секунду. А после медленно скользит ладонями вниз, чтобы в секунду переплести свои ладони с моими. Он ловит меня своим взглядом, пленяя, не давая освободится, а сам продолжает говорить, раскрывать его правду: — Всё, что я тогда говорил и то, что сказал после, чистая правда, клянусь тебе. Мы вместе, слышишь? Я не оставлю тебя, сделаю всё, чтобы тебе было хорошо, убью любого, кто попробует причинить тебе боль. Когда я говорил, что мы падаем в бездну вместе, я не врал. Отныне и навсегда моя жизнь переплетена с твоей и даже несмотря на то, что ты не отвечаешь взаимностью, хотя всё твоё существо желает этого больше всего на свете, я буду рядом и не оставлю тебя. Я ради тебя готов был в волка навсегда перекинуться, лишь бы тебе было хорошо, но ты же сама попросила остаться человеком, потому что тебе без меня плохо, что бы ты ни говорила себе! Как бы не убеждала себя в обратном. Ты же сама говорила, что чувствуешь, что мы едины! Ты тогда в лесу почти согласилась, даже сама меня поцеловала и призналась, что тоже ощущаешь это крышесносное притяжение! Признайся же себе и мне, что я прав. Скажи это, скажи то, что всегда знала, с первой нашей встречи! — он не даёт мне ни секунды, а притягивает к себе для поцелуя. Его губы уже почти на моих, но я упираюсь ему в грудь и вяло отталкиваю, хотя где-то внутри желание почувствовать знакомые, но чужие губы, разгорается, тая практически сразу. — И снова ты врёшь сама себе.

— Больше врать я не буду, — говорю я громко и отчётливо. — Я в тебя влюблена, — подтверждаю я его слова. К сожалению, это правда. — Это так, ты прав. Я влюбилась в тебя, не сразу, постепенно. Это чувство зарождалось очень долго. Иногда я сомневалась и решалась всё прекратить, а иногда ничего не хотела, кроме, как быть рядом с тобой, — Чарли улыбается и мне кажется, что его улыбка слишком широка для человека, который получил желаемое. Скорее это похоже на торжествующую ухмылку человека, который испытывает превосходство над чем-то. Оскал волка, получившего добычу. Я отмахиваюсь от этой мысли, продолжая говорить, мечтая стереть этот оскал с его губ. — Но, несмотря на это, я ни разу не поддалась на, как ты там говоришь, притяжение полностью. Хочешь знать почему? Я узнала от тебя правду, так теперь знай и ты. Это влюблённость, Чарли. Мимолётное чувство, совсем не такое, как любовь. Она нерушима, прочна и вечна, а влюблённость и симпатия рушится из-за одной оплошности.

— Ты намекаешь, — усмехается Чарли как-то ну совсем печально. — Намекаешь на то, что, даже желая меня всем существом, ты никогда не поддашься. Я знаю почему.

— Так скажи это, Чарли, — я гордо вскидываю подбородок, прямо смотря на него, в глаза. — Ну же, Чарли, скажи это.

— Чтобы ты ни испытывала, как бы ни хотела поддаться ощущению единения с родственной душой, ты будешь испытывать сильную, иррациональную любовь к нему. Он всегда будет стоять между тобой и мной. И он нерушим. Твоя любовь к нему нерушима.

— Абсолютная правда, — я усмехаюсь. Зло и жалобно одновременно. Истерика вновь подкатывает, но я стараюсь сдержаться. — Хотя есть и недочёт.

— И какой же?

— Он никогда не стоял и не будет стоять стеной между тобой и мной. Ему и не надо, — я усмехаюсь, прикрывая глаза и качая головой. — Никогда не надо было.

— И тогда ночью я тоже не врал, — Чарли вздыхает. — Когда говорил, что хотел бы убить его, — он вздрагивает, но я не понимаю почему. — Я ведь знал, что не смогу тебя привязать к себе. Ты меня поражаешь, Ксень, — он мечтательно посмотрел на меня, — испытывая такое сильное ощущения единения, понимая, что я подхожу для тебя идеально, что я доступен и всегда жду заветного «да», ты выбираешь его! — когда палец Чарли взлетает вверх и он, поворачиваясь вполоборота назад, к дверям, ведущим в скрытый от глаз замок-пристанище для Люси и Каспиана и их сообщников, я, наконец-то, начинаю осознавать все знаки, подаваемые телом Чарли, но не увиденные мною. Мой взгляд испуганно летит по направлению туда, куда указывает палец оборотня, буквально врезаясь в голубые глаза Питера, замершего в нескольких метрах от нас и, абсолютно точно, слышащего разговор от и до.

Поняв, что его заметили, Питер едва заметно вздрагивает и, сжав ладони в кулаки, разворачивается в сторону замка, вскоре скрываясь внутри. Я продолжаю смотреть ему вслед, дрожа всем телом.

— Как много он слышал? Как давно он тут? — хрипло спрашиваю я.

— С твоих криков «я не верю тебе!» — Чарли пожимает плечами.

— Ты ведь знал, — он всё слышал! Господи, он видел практически совершившийся поцелуй, слышал моё признание и признание Чарли… Меня трясёт сильнее.

— Я хотел, чтобы он слышал.

— Зачем ты это делаешь? — я смотрю на него испуганными влажными глазами. — Зачем ты мучаешь меня? Тебе не хватило того, что я итак раздавлена?

— Как же ты не понимаешь, Ксень, — он качает головой, — я не могу причинить тебе боль специально. Этому противится моя природа. Наверное, поэтому я так сопротивлялся твоему упорному желанию идти по этому пути.

— По пути, который выбрал Аслан? — я усмехнулась, как вдруг замерла, да и больше не произнесла ни слова.