Я вдруг осознал, что сегодня не обедал. Мамаша Маррис провела меня в тесную гостиную с окном, выходившим на маленький, безупречно ухоженный садик Тамазин. Ставни были открыты, и комнату наполнял аромат летних цветов. Джек с женой сидели за столом перед пустыми тарелками. В руке у моего помощника была кружка пива. Маррис начала убирать посуду. Тамазин выглядела прекрасно, ее хорошенькое личико было довольным и счастливым.
– Какой приятный сюрприз! – воскликнула она. – Но на обед вы опоздали.
– Я сегодня совсем забыл про обед, – вздохнул я.
Миссис Барак цокнула языком:
– Это плохо. Я принесу хлеба и сыра.
Ее муж взглянул на меня и пояснил:
– Я хожу обедать домой. Я подумал, что Скелли вполне может присмотреть за молодым Николасом в это время.
– Все в порядке.
Я улыбнулся малышу в белой рубашонке и шерстяной шапочке с завязками бантиком, выползшему из-под стола посмотреть, что тут такое происходит. Он взглянул на меня карими глазами, точь-в-точь такими же, как и у Барака, улыбнулся и пролепетал:
– Да!
– Это новое слово, – с гордостью сообщила Тамазин. – Видите, Джордж начинает говорить.
– Надо же, как вырос, совсем уже большой мальчик, – сказал я с искренним восхищением.
А ребенок тем временем подполз к папе и, сосредоточенно нахмурив бровки, сумел на какое-то мгновение встать и ухватить его за нос. Радостно улыбнувшись этому своему достижению, он поднял ножку и пнул отца в лодыжку.
Барак взял малыша на руки.
– Зачем же ты пинаешься, братец? – проговорил он с деланой серьезностью. – Да еще в присутствии крестного? Бесстыдник.
Джордж радостно захихикал, и я погладил его по головке. Выбивавшиеся из-под шапочки локоны, светлые, как у Тамазин, были тонкими, словно шелк.
– Растет не по дням, а по часам, – удивленно заметил я. – Хотя я до сих пор затрудняюсь сказать, на кого он все-таки похож.
– По этой щекастой мордочке ничего не понять, – ответил Джек, нажимая малышу на нос-кнопку.
– Я слышал, тебя можно поздравить, Тамазин, – повернулся я к хозяйке дома.
Она зарделась:
– Спасибо, сэр. Даст Бог, в январе у Джорджа родится братик или сестренка. На этот раз мы оба надеемся, что будет девочка.
– Ты хорошо себя чувствуешь?
– Да, разве что по утрам немного тошнит. А теперь позвольте мне принести вам хлеба с сыром. Джек, у тебя горошина в бороде. Пожалуйста, убери. Это выглядит отвратительно.
Барак вытащил горошину и отдал ее Джорджу, к восторгу последнего.
– Пожалуй, нужно отрастить такую раздвоенную окладистую бороду, какие сейчас носят. Там застревает столько пищи, что закуска всегда будет под рукой. Здорово я придумал, а?
– Тогда тебе придется подыскать новый дом, чтобы в нем есть! – крикнула с кухни Тамазин.
Я посмотрел на вольготно развалившегося в кресле Барака и играющего у его ног малыша и понял, что был прав, решив не вмешивать своего помощника во всю эту историю.
– Джек, – сказал я, – у меня тут появилась новая работенка, из-за которой – по крайней мере в ближайшие дни – меня часто не будет в конторе. Можно тебя попросить взять на себя надзор за Николасом и Скелли? Впрочем, Николаса я, наверное, возьму на подмогу. И если получится, то буду сам встречаться с наиболее важными клиентами.
– Вроде миссис Слэннинг? – спросил Барак. Я знал, что он терпеть не может эту дамочку. Джек с интересом посмотрел на меня. – А что за работенка?
– Возле собора Святого Павла убит печатник. Уже прошла неделя, но нет никаких признаков, что преступника схватят. Служба коронера, как обычно, лодырничает. У меня есть доверенность на расследование от родителей погибшего. Сами они живут в Чилтерне.
– И они поручили вам это дело?
Я в нерешительности замялся:
– Ну, через третьи руки.
– Вы же больше не беретесь за такую работу. Это может оказаться слишком опасно.
– На этот раз я решил сделать исключение.
– У вас встревоженный вид, – в своей прямолинейной манере заявил мой помощник.
– Пожалуйста, давай не будем это обсуждать, – ответил я с некоторым раздражением. – Тут есть некоторые аспекты, которые я не должен разглашать.
Барак нахмурился. Раньше я никогда ничего не утаивал от него.
– Что ж, вам виднее, – сказал он тоже с ноткой раздражения.
Джордж между тем оставил отца и сделал два неуверенных шажка ко мне. Я поднял мальчика и с опозданием понял, что своими пухлыми ручонками, измазанными раздавленным горохом, он схватил меня за рубашку.
– Ай-ай-ай! – воскликнул Джек. – Извините, пожалуйста. За этим проказником нужен глаз да глаз.
Тамазин принесла тарелку с хлебом и сыром и пару сморщенных яблок.
– Прошлогодние, – пояснила она, – но хорошо сохранились. – Увидев мою перепачканную рубашку, Тамми забрала у меня Джорджа и посадила его на пол. – Где твоя голова, Джек? – упрекнула она мужа. – Это ведь ты дал ему горошину, а? Он же мог подавиться.
– Как видишь, Джорджи не стал ее пробовать, – возразил Барак. – А на прошлой неделе, – сообщил он мне, – этот дурачок пытался съесть слизняка в саду – и хоть бы что.
– Фу! Дай его сюда. – Тамазин наклонилась к сыну и взяла малыша на руки, а он озадаченно посмотрел на нее. – Ты сам как ребенок, вечно находишь на свою голову неприятности.
– Извини. Да, в наше время лучше проявлять осмотрительность. – Ее супруг многозначительно посмотрел на меня.
– Если это возможно, – ответил я. – Если возможно.
Я заехал домой сменить рубашку, прежде чем отправиться в Линкольнс-Инн. На кухне стояла Джозефина в платье, какого я еще на ней не видел, – из хорошей шерсти, фиолетового цвета, с длинным белым воротничком. Агнесса, опустившись рядом с девушкой на колени, подкалывала подол булавками. Когда я вошел, обе встали и сделали книксен.
– Как вам нравится новое платье, сэр? – спросила миссис Броккет. – Джозефина специально купила его для завтрашнего свидания, а я помогала ей выбрать.
Молодая служанка, как всегда, покраснела. Платье шло ей чрезвычайно. Впрочем, я не мог удержаться от мысли, каким бледным и даже вылинявшим смотрелся этот цвет по сравнению с невероятно яркими красками, которые повсюду встречались в Уайтхолле. Но большинство простых людей могли позволить себе лишь такие одежды.
– Ты прекрасно выглядишь, Джозефина, – сказал я. – Мастер Браун наверняка будет впечатлен.
– Спасибо, сэр. Посмотрите, у меня и туфли новые.
Девушка чуть приподняла платье, чтобы показать квадратные белые туфли из хорошей кожи.
– Просто загляденье, – улыбнулся я.
– А платье из лучшей кендальской шерсти, – сообщила Агнесса. – Оно не сносится много лет.
– Куда вы пойдете гулять? – спросил я.
– В Линкольнс-Инн-филдс. Надеюсь, сегодня погода опять будет хорошей, – ответила Джозефина.
– Небо вроде безоблачное. Но я очень спешу. Агнесса, мне нужна чистая рубашка. – Я распахнул свой камзол, показывая следы маленьких ручек, и пояснил: – Мой крестник набедокурил.
– Ай-ай-ай! – сокрушенно воскликнула миссис Броккет. – Сейчас позову мужа.
Эконом появился из столовой в переднике, – должно быть, чистил серебро, так как от него пахло уксусом.
– Мартин, ты можешь достать мастеру Шардлейку чистую рубашку? – Как всегда, говоря с супругом, Агнесса сменила тон. – Ту, что сейчас на нем, запачкал его маленький крестник.
Она улыбнулась, но Мартин в ответ только кивнул. Он редко смеялся или улыбался. Похоже, этот человек родился без чувства юмора.
Я поднялся к себе в комнату, и через пару минут появился Броккет с чистой рубашкой. Он положил ее на кровать и застыл в ожидании.
– Спасибо, Мартин, – поблагодарил я, – но оденусь я сам. Грязную оставлю на кровати.
Мой слуга всегда и во всем хотел помогать мне, поклонился с несколько расстроенным видом и вышел.
Сменив рубашку, я спустился по лестнице и увидел Джозефину. Она несла кувшин с горячей водой, осторожно держа его перед собой, чтобы он не коснулся ее нового платья. Служанка проскользнула через открытую дверь гостиной в столовую, где Мартин все еще чистил серебро.