Едва раздевшись, он рухнул на кровать и уснул. Его разбудил непрерывный звонок телефона: профессор Олсоп, совершенно позабыв о разнице во времени, звонил ему из Вашингтона, чтобы поздравить.

Малко бросил трубку, не дослушав ученого и выдав очередь изысканных американских, турецких и венских ругательств. Олсоп кудахтал от удивления еще добрых десять минут, но Малко никогда об этом не узнал.

Когда он проснулся, в комнату потоком лилось солнце. Он поднял трубку, заказав себе чай и тосты, попросил газеты и поручил отгладить его костюм. Все его вещи остались в Акапулько в отеле "Хилтон".

В газете рассказывалось об истории с Такатой под огромными заголовками. Жертвам Сан-Диего были посвящены длинные статьи. Город никогда еще не переживал подобной катастрофы: по последним подсчетам произошло более тридцати тысяч смертей.

И ни слова о SAS! Официально победа принадлежала начальнику полиции округа Сан-Диего и его верным помощникам.

Малко не намеривался оставаться в этом городе. Он торопливо проглотил свой завтрак, сделал несколько звонков по телефону, чтобы успокоить Кларка и генерала относительно своей судьбы, и заказал такси на аэропорт. Чтобы считать свою миссию полностью законченной, оставалось подправить одну маленькую деталь.

Он легко отыскал самолет на Лос-Анджелес. Оттуда три часа спустя он снова улетел на "Коронадо" Западных воздушных линий, который был на три четверти пуст.

Погода была волшебной. Под крыльями самолета пробегали изрезанные и дикие берега Нижней Калифорнии, самый безлюдный участок Мексики. Затем скалы уступили место джунглям, и Малко приник к иллюминатору, созерцая гигантское зеленое пространство. Ему очень хотелось распознать деревушку Лос-Мочис. Он с трудом верил в то, что два дня тому назад сбросил атомную бомбу на одну из полян этих джунглей, где еще можно отыскать обугленный труп Кристины.

"Коронадо" без помех совершил посадку в Мехико в 19 часов 29 минут по местному времени. Но на этот раз Малко никто не встречал. Он взял такси до отеля "Мария-Исабель" и снял номер на восьмом этаже.

В Чулависте, пригороде Мехико, было не много развлечений. Один раз в неделю привозили кино. Поэтому, когда кюре объявил у двери церкви, что на следующий день отслужит особую мессу с певчими за упокой души Фелипе Чано, погибшего в автомобильной катастрофе, слух об этом разнесся молниеносно.

На следующий день все женщины со старинными черными мантильями на головах были на месте. Те из мужчин, которые не работали, пришли тоже. У входа все замирали от восхищения: никогда еще в маленькой церквушке, которая обычно была украшена только наивной резьбой по дереву, не было столько цветов.

Цветы были повсюду: букеты из диких орхидей, лилии, гладиолусы, и даже цветы, которых местные жители никогда не видели. Особенно зачаровывал ковер. Длинный, красного цвета, он тянулся от двери до хоров. И местные жители с наслаждением преклоняли колени на его толстый мягкий ворс.

- Как в соборе! - прошептала одна старая женщина, которая бывала в Мехико.

Пожилой кюре выгнул грудь колесом, заметив удивление прихожан. Этот ковер стоил ему трех часов мучительного торга с кюре из церкви Сент-Мари-де-Сим. Тем не менее, его собрат вытянул из него сто песо и обещание, что ни одно пятно не осквернит этот шедевр, который на самом деле был старым лестничным покрытием, купленным по случаю в мэрии.

Когда месса началась, раздалось легкое "ах!": из левого угла вознесся дребезжащий звук старого инструмента, аккомпанировавшего дюжине детских голосов. Старик кюре позаимствовал даже фисгармонию.

В подобном великолепии все совершенно забыли о вдове и ее детях. Несколько женщин тайком вышли и сообщили о диве остальным жителям деревушки.

Апофеоз случился, когда все начали шествовать перед гробом. Там лежал гигантский венок двух метров в диаметре с одной-единственной надписью: "Моему другу Фелипе. SAS".

Жителей деревни распирало от гордости при мысли, что у их Фелипе был друг настолько богатый, что смог понести такие расходы. В их глазах он продолжал оставаться всего лишь скромным полицейским, постоянно игравшим с огнем.

И совсем уж как сущее безумие, все присутствующие восприняли объявление кюре, сделанное притворно скорбным голосом, что отныне такая месса будет отслужена каждый год.

После мессы его обступили в ризнице любопытствующие, которые умирали от желания узнать, кто этот загадочный благодетель. Кюре воздел руки к небу.

- Я сам ничего не знаю. Это какой-то иностранец, которого я никогда не видел и даже не знаю, как его зовут. Высокий, светловолосый, одетый в черный с искрой костюм. Он говорил очень мало и носил большие очки, скрывающие его глаза. Он мне оставил некую сумму денег, чтобы я смог много лет служить такие мессы, и да хранит его Господь, я не растрачу оттуда ни одного сентаво. Но он не сказал мне, почему он это сделал.

Во время службы никто не заметил светловолосого незнакомца, стоящего за колонной. Когда старик кюре окропил гроб кропилом, он медленно осенил себя крестом, впервые после далекого детства.

Затем он на цыпочках вышел из церкви, сел в скромный серый "шевроле", снял свои темные очки и стер побежавшие на глаза слезы безупречной белизны платком.