– Знаете это чувство? – Довольно улыбаясь, спросила я о распирающем меня торжестве справедливости, – Оно называется «радость». Уверена, Вас оно не посещало. Нравиться?

– Мстишь?

– Да-а-а, – протянула, смакуя, – и ещё злорадствую! – я посмотрела на него с предвкушением полного воздаяния за все нанесённые обиды. – С этой минуты и до отъезда родителей из вашего дворца…

– Из нашего, – поправил он меня, уже слегка насторожившись. Мой бравый вид подсказывал, что он всё же рискует, обязуясь выполнять условия будущей сделки.

– Из нашего, – быстро исправилась. «Наш дворец» звучало не плохо. – Я хочу быть счастливой, то есть радоваться с утра и до ночи. И Вы мне это обеспечите. Иначе мама узнает о вашей подлости и не только моя мама. Это я Вам обещаю!

Вена на виске повелителя вздулась и забилась, но с возникшей, было, злостью он справился удивительно быстро. Появилась тщательно отрепетированная, судя по идеальности, улыбка, он галантно подал мне руку, помогая спуститься, и с лёгким поклоном объявил, что принимает условия.

– Да??? – я не сразу поверила в такую удачу, для верности уточнила, правильно ли поняла, а потом ещё раз проверила, требуя вернуть мамино письмо, чтобы прямо сейчас начать радоваться.

Обретя желанный листочек бумаги и пожелав спокойной ночи, я, довольно улыбаясь, выпроводила повелителя за дверь и почти сразу пожалела, что он согласился уйти так сразу.

Ох! Если бы он был таким всегда! Не берусь утверждать, что мои думы были правильными, но я позволила себе представить, что любезность повелителя может стать нормой, что он не морщится после каждого вежливого слова и больше глупой меня не считает. В общем, я незаметно для себя, размечталась, и в своих мечтах была признана той, что научила его чувствовать мир правильно. На большее моей незрелой фантазии не хватило. Тем не менее, сумела понять, что моё счастье зависит не только от меня самой. Найти бы мудрость влиять на повелителя не угрожая жалобами родителям.

Глава 2.

Первое чувство любви, как первый вдох пьянящего аромата. Вдохни – и задержи дыхание

Утро после сделки началось с приятного подарка, который обнаружился на столике у кровати. На маленькой, бархатной подушечке разместились два крошечных цветочка искусной работы. Отсутствие обычных застёжек только подтвердили моё предположение относительно мастера, сотворившего сию прелесть. Я с удовольствием надела украшения и каждый раз, ощущая непривычно-замечательное утяжеление на ушах, с упоением представляла, как он их создавал. Раз эти серёжки делал повелитель, мне было безразлично подходят ли они к моему утреннему, дневному, а затем и вечернему нарядам или что подумают о золотых ромашках на моих ушах местные модницы. Для меня магическое мастерство в достижении схожести с настоящим цветком было неоспоримым и главным, поэтому я признала повелителя первым и в ювелирном деле тоже.

Однако так быстро, как хотелось бы, он полностью хорошим родственником не сделался. Выполняя условия нашего соглашения, имеющий привычку действовать тактически, супруг ускорил как приезд, так и отъезд моих родителей. С раннего утра слугам стало известно, что неофициальный, однодневный визит сильфийской, монаршей четы ожидался третьего дня.

Сам же он соизволил появиться у меня в то же утро, чтобы сопроводить на завтрак едва я успела закончить с причёской. Вполне вежливо попросил у фрейлин разрешение войти в будуар, осведомился о моей готовности, а когда я вышла, предложил мне ухватиться за его локоть.

За эталон я взяла поведение мамы и, красивым жестом приняв предложенную конечность, как могла, подстроилась под его шаг(то, как он тащил меня по коридорам, даже с натяжкой не назвать словом «галантно», но я была довольна и этим).

– Ваше Светлейшество! – обратилась к нему леди Катриола, спешащая навстречу по срочному вопросу. – Я получила распоряжение о новом расписании и хотела бы уточнить, на какой срок все уроки заменяются для Её Величества занятиями магией? – спросила сходу, приветственный поклон последовал уже после возмущавшего её вопроса. Леди со всей ответственностью относилась к моему образованию, а может к своему назначению, хотя первое предположение никоим образом не исключало второго. Как оказалось, она уехала в графство Ливон сразу после коронации Даромира. Вдовья жизнь вдали от королевского дворца ей быстро разонравилась и леди вернулась, как только получила приглашение на должность моего секретаря. Умение разграничивать личное и официальное у леди было, как она утверждала на высоте. Меня же настораживала её чопорность в должностных обязанностях наравне с чрезмерной болтливостью в свободное от работы время.

– На два дня, – ответил повелитель, даже не замедлив шаг. Мне ничего не оставалось, как только спрятать довольную улыбку, приветственно кивнуть леди на ходу и ускорить шаг, чтобы не провалить роль великосветской дамы, которой я усердно старалась соответствовать, передвигаясь почти бегом.

За завтраком повелитель был сама любезность, вслед за Арисом одарил каждую из присутствующих дам вполне уместными замечаниями о прекрасном, цветущем виде, отчего его родные переглянулись удивлённо, а меня понесло измерить границы Его Светлейшего терпения.

– Дорогой супруг, лорд ректор мечтает открыть в Эльфирине женскую, магическую академию. Вы же не откажете ему в содействии?

Он наблюдал за мной, взглядом хитрющего кота, играющего с мышкой, пока ещё уверенной, что ей, как минимум, позволят убежать, как максимум позволят убегать не больно.

– Не откажу, радость моя. Он уже обращался ко мне. Я выберу время и подумаю, как помочь Тансали, – обнадёжил меня муж и, не привыкший к ярким всплескам подобных эмоций, отметил поднятой в удивлении бровью плохо скрытое мной ликование.

«Ещё бы! Вот Тансали обрадуется!» – Дело в том, что повелитель отмахнулся от женского образования в его родном городе и на официальный запрос данзиранского ректората департамент образования отписался о переносе обсуждения данного вопроса на неопределённый срок. Возможно, через три дня я пожалею о своём посредничестве, но повелитель хозяин своего слова, и теперь академии в Эльфирине точно быть.

– Дорогой супруг, мне бы хотелось получить назад свой радоцвет. – Трёхдневный отпуск в «счастье» начался, глупо было не воспользоваться.

– Да, радость моя, – согласился повелитель, приводя собравшуюся за столом семью в полный шок, – верну тебе Ви к обеду.

Уступчивость повелителя окрылила не только меня. Ему вообще повезло, что братья не сразу сообразили обратиться с неразрешенными вопросами, а вот их половинки смекнули быстро, но промахнулись с тем, кому адресовать просьбы.

– Дорогой супруг, – подражая мне, заговорила Томилина, – Следующую неделю я бы хотела провести с детьми. На море прекрасный сезон для загара.

– Радость моя, на следующей неделе дети вернуться домой. Надеюсь достаточно загорелые, чтобы тебя порадовать.

Не знаю, каким чудом Томилина не выбежала из столовой. Вид у неё, мягко говоря, был раздосадованный, а взгляд предупреждал, что Фалентира ожидает… «грандиозное и громкое» наедине. Слово «скандал» в моём лексиконе до встречи с Даромиром не значилось, поэтому я не сразу его вспомнила. У Томилины прямо на наших глазах составлялся сценарий неподражаемых сцен со слезами обиженной жены, вкупе с извинениями и подарками от виноватого мужа. Леди-секретарь только вчера сетовала, что жена старшенького та ещё мастерица наказывать виноватых.

Тем временем, в полной уверенности несомненного успеха, эстафету приняла Ингрис:

– Дорогой, не мог бы ты надеть на нашу свадьбу военную форму. Она невероятно контрастирует с женственностью придуманного для меня наряда невесты, – лилейным голоском попросила красавица и, накрывая руку Ариса своей, послала тому наимилейшую улыбку.

– Радость моя, – подражая Даромиру, ответил Арис, – форма гвардейского полка с тех пор, как я служил, претерпела ряд изменений. Я не имею права на новую, и буду нелепо выглядеть в устаревшей. Твоей женственности придется терпеть меня в штатском или отправить служить в армию и подождать со свадьбой лет эдак …дцать.